Магия костей (СИ)

Круг, очерченный ножом, обступили тени. Их плоские лица молча пялились на нас темными провалами глаз. Одна из теней, с младенцем на руках, передала его соседке и рассыпалась в прах. Та передала сверток следующей и тоже исчезла. И так по кругу, пока не осталась последняя. Размахнувшись, она перебросила ребенка через оградительную черту. Он рассеялся в воздухе черной пылью. У ног кто-то слабо пискнул, и мы разошлись в стороны.

Из всего ассортимента выложенных костей пробудилась лишь грудная клетка, которая выросла в черную кошку, без единого белого волоска. Из ее глаз вырывался сноп света, а когти сверкали, как обсидиановый нож. Сию не выдержал. До этого момента он сидел во мне тихо, но создание древней магии нарушило его душевное равновесие. С призывным урчанием он сорвался с ладони и, роняя алые искры, ринулся к воссозданной красотке, кокетливо помахивающей хвостом.

– Стоп! – хлопнула в ладоши Дэйю, и браслеты на ее руках мелодично звякнули. – Без кошачьей самодеятельности! Марш обратно. Сидеть тихо!

Под строгим взглядом Хранитель Сию тяжело вздохнул и повиновался, а я с облегчением заметил, что руки снова стали такими же, как и надлежит в моем возрасте. Кошка возмущенно зашипела, но тоже была успокоена гневным окриком.

– Не стоит смешивать занебесье и землю, – тихо заметила старуха, – хотя результатом я бы насладилась... кхе-хе-хе...

Ловким и почти незаметным глазу движением она схватила кошку и полоснула по ее горлу ножом, непонятно когда извлеченным из глины. Густая кровь тягучей струей устремилась в котелок, ее острый запах перебил аромат трав и пряностей, витавший ранее над карьером, пьянящий голову не меньше лунного танца, которым мы оживляли кости.

– Жизнь к жизни. Смерть к смерти. Кровь к крови. Кости к костям... – бормотала Дэйю, погружая в кипяток бьющееся в агонии кошачье тело. Оно буквально растворялось, едва достигая пузырящейся жидкости, и вскоре на поверхности плавали лишь уши. Хранитель Сию внутри меня горестно взвыл.

Меня немного подташнивало, но вмешиваться в незнакомый ритуал не рискнул.

– Она давно мертва, – бросила мне сочувствующий взгляд Дэйю. – Нам нужно найти того, кто убивал живое из своей корысти, поэтому мы убиваем мертвое из высших побуждений. Жизнь жестока. Она всегда приводит к смерти. Смерть милостива. Она ведет к новой жизни.

Ни секунды не раздумывая, она запустила руку в кипящую густую субстанцию, старательно пошарила по дну котелка и вытащила оттуда черный округлый камушек, в глубине которого метались золотистые всполохи.

– Сшей из ткани мешочек, повесь его на шею, чтобы касался кожи. Носи не снимая, и тогда гнусный убийца кошек сам попадет в твои руки.

Я послушно кивнул, завороженный и опустошенный тем, что происходило в карьере. Да и ночь исчерпала свой резерв таинственного – на востоке небо розовело рассветом. Пора было убираться отсюда. Костер был залит и забросан камнями, огораживавшими его, следы обережного круга затерты – никто никогда не поймет, чем занимались в последнюю ночь полной луны старуха и мальчик.

По дороге к кварталу Ворон Дэйю пояснила мне главное:

– Суть всего живого заключена в костях. Они прочны, и пока не рассыпались в прах, им можно напомнить, кем были при жизни. Память, разум, облик каждого хранят мертвые кости. Уважайте их силу, молодой господин.

– Это сильное колдовство... – задумчиво пробормотал я.

– Некоторые безумцы самонадеянно пытаются им овладеть, но вся сложность в том, что это оно владеет тобой и выбирает тебя. Смерть становится хозяйкой твоей жизни.

– Что-то сомнительно мне, что это такая уж редкость, – возразил я. – Судьба и изнанка тоже творят со мной что хотят...

Дэйю рассмеялась совсем не старческим смехом:

– Ты успешно исследуешь силы, которыми наградила Судьба. Вы, адепты Запределья, способны держать ее нити в своих руках и, как умелый возница, направлять ее ход. Насколько это позволено.

Когда мы дошли до развилки дороги, уводящей к «Дому в камышах», она остановилась и твердо заявила:

– Не предлагаю тебе учиться у меня.

– Потому что это женское колдовство? – я не чувствовал какой-то особой потери, хотя самолюбие было чуть задето отказом. Правду говоря, этот ритуал был слишком... физиологичен. Его эстетика выбивалась из моего понимания волшебного своей грубостью, варварским буйством эмоций и материальной конкретностью.

– Не совсем. И тобой, и Доо эта магия смогла бы владеть... но вы выбрали Запределье, выбрали Судьбу, а Смерть – ревнивая госпожа. К тому же, – хмыкнула она, – в ваши чересчур умные головы возможность бесконечности земного существования просто не уместится!

И, гордо задрав нос, она свернула к своему домику, оставив за собой последнее слово.

День для меня начался с категоричного требования Учителя Доо вернуться в нормальный учебный режим. Доводы о том, что я пришел лишь под утро, не убедили, поспать мне так и не дали. Злой и уставший от тренировки, я тащился по холодку к лавке Шаи за свежей выпечкой на завтрак, когда услышал истошный женский крик: «Огра-а-абили!!!» Все мои охотничьи инстинкты разом проснулись, от дурного настроения не осталось следа. Я помчался на крик, стремясь первым прибыть к месту совершенного преступления, но навстречу уже неслись пятеро патрульных, вывернувшие из отдаленного переулка. Внезапно ворота ограды небольшого изящного домика распахнулись, и кто-то невидимый с грохотом пробежал по деревянному настилу, ведущему к дороге. Брякнулась на обочину вдруг возникшая из ниоткуда шкатулка для драгоценностей. Распахнутая и пустая. Стражники растянулись полумесяцем на всю ширину, от забора до забора, и бросились вслед удаляющемуся топоту, оттолкнув меня с нецензурной бранью. Странно... раньше они себе такого не позволяли.

Из ворот выскочила Ло Лита, запахивая на ходу утреннее одеяние жемчужно-розового цвета. Ее белокурые кудряшки были растрепаны, примятое от сна лицо кривилось в плаче. В подоле путалась и заходилась лаем тонконогая лысенькая собачонка – модный писк этого сезона – украшенная разноцветными ленточками.

– Тарук, зайчик милый! – бросилась она ко мне, хватая за руки. Собачка ткнулась в ноги и горестно завыла. – Как хорошо, что ты здесь! Ты представляешь, меня ограбили... Ты не представляешь – меня ограбили! – она жалобно заглядывала в глаза, даже не пытаясь утереть слезы, а ее облик совершенно утратил выражение сытого самодовольства, которое обычно излучал. Сквозь слой жира и сеточку мелких морщин явственно проступило личико прелестной двенадцатилетней девочки, похитившей сердце заслуженного учителя классической словесности.

– Я боюсь возвращаться домой, вдруг там кто-нибудь остался?.. с ножом... под кроватью... Представляешь? Я сплю, а потом слышу, что рядом кто-то бухает сапогами... и моя шкатулка... о-о-о-о!!! – они с собачкой завыли синхронно, – моя шкатулка, раз! и исчезает в воздухе! Они везде! Эти грабители, воры, обидчики вдов!!!

Только я открыл рот, чтобы пообещать ей проверить дом и все, что есть под кроватью, как стена соседнего забора рухнула, засыпав нас глиняной пылью. Истерика госпожи Ло Литы немедленно прекратилась сама собой. Второй патруль, топча сапогами молодую поросль отнюдь не роскошного сада, орудовал алебардами в кустах. В разные стороны летели посеченные ветви и листья, подбитые сталью каблуки сапог выворачивали комья земли на клумбах с петуниями... С веранды, потрясая кулаками, пытался спрыгнуть гончар Иизакки, однако дородной супруге удалось удержать его за полу халата, а пара их детишек восторженно посверкивала глазенками из проема двери, глядя на озверевших от безрезультатных поисков стражей.

– Кого ты здесь видел, отвечай! – допытывался у гончара старший патруля, но тот мог лишь бессвязно кричать что-то о «разорении» и «вы ответите».

– А ты что здесь делаешь? – с заметным металлом в голосе спросил меня подошедший десятник Гёро.

– Шел за булочками на завтрак, – честно ответил я ему. – Услышал крик... Госпожа Ло Лита испугана...