Дружина сестрицы Алёнушки (СИ)

Богатыри повернули коней туда, откуда неслась протяжная песня. Через несколько прыжков в ушах уже свербило от залихватского подвывания. Вдали показался широкоплечий детина в лаптях и белой холщовой рубахе. Он шел следом за плугом, который тащила соловая лошадка.

Подняв облако пыли, богатыри и Алена приземлились у него на пути. Пахарь прервал песню, остановился и стал их с интересом разглядывать.

- Исполать тебе, Микула Селянинович, - поклонился ему Илья, не слезая с коня.

- И вам исполать, добры молодцы,- пахарь сощурился, протер глаза и опять поклонился. - Исполать и тебе, молодая поляница. По добру ли приехали? Расскажите мне, что в честном мире делается, да скажите, не захворал ли Алеша, поповский сын?..

От напевной речи Микулы снова засвербило в ушах.

- Где дорога на Киев? - прервал его Добрыня.

- Чаво? - переспросил Микула, сбитый с ритма.

- Чаво-чаво... Соху свою разворачивай! - вскипел Илья: - Киев где? Почто дорогу перепахал, окаянный? Иль тебе заняться нечем более?

- Дык... Илюшенька. Я дороги и в глаза не видывал. Пашу себе и пашу. Песенки пою, - Микула недоуменно огляделся. - Оралом поскрипываю, корешки да камушки с пашенки выкидываю.

- А дорога? - недобро сощурился Добрыня. - Где дорога на Киев? Ты погляди - одна сплошная пашня, куда глаз не кинь! До тебя от того края пашни целый день обычного ходу. Если б мы не богатырским скоком скакали, так вообще бы тебя не догнали. А о простых людишках ты подумал? О каликах перехожих, о купцах да странниках? Шел здесь шлях, дорожка в стольный Киев-град. Обозами наезженная, конями протоптанная.

- Да не было дороги! - вскинулся Микула. - Разве что того-этого... - он виновато потупился. - Ну, какие-нито тропочки звериные... А Киевский шлях, кто ж его не знает... Там он, - Микула неопределенно махнул рукой куда-то на запад. - Я ить и пашу-то завсегда от леса, и до самого что ни есть киевского...

- Перепахал ты его, к такой-сякой ягой ядреной бабушке, - устало вздохнул Илья.

- Угу, - кивнул Добрыня. - Мы сверху прекрасно видели. Что ж ты, брат, такой невнимательный? Как теперь добрым людям от Черного моря в стольный Киев попасть, если даже мы подзапутались?

Микула поскреб задумчиво бороду.

- Ну дык, что ж теперь поделаешь? Что распахано, обратно не заровнять... На другой раз буду повнимательней.

- Ты, Микула, сейчас исправляй давай, - не отставал Илья.

- Да я бы рад, - расплылся Микула в улыбке, - но как исправить-та?

- А ты вот нас до Киева проводи, - улыбнулся в ответ Добрыня. - Сам, чай, давно в стольном городе не был.

- И то дело, - кивнул Микула. - Проедусь с вами до Киева, - он мечтательно улыбнулся. - Лишь метнусь на минуточку до дому, да одену одежку поприличнее, - оратай уже распрягал свою соловую кобылку.

- А про простых людей вы что, забыли? - вмешалась Алена.

- Это как так забыли? - удивленно посмотрел на нее Микула.

- Дороги-то нет, - пояснила она. - Нас ты проводишь, а все другие заблудятся. Хоть бы указатель какой повесили: "Киев, мол, там".

- Эх, до чего разумна красна девица! - Микула почесал бородку, ухмыльнулся. - Это мне недолго, так и сделаю! Подождите-ка меня тут две минуточки, - он вскочил на кобылку, ударил ее пятками в бока, и моментально исчез из виду.

- Да… Вот это лошадь, - мечтательно поглядел вслед Добрыня. - С места, без разгону, в богатырский скок ушла. Не то что мой Бурка или твой Чубатый.

- Ну, ты на своего Бурку напраслину не возводи. Помнится, дал ты ему раз плеточкой промеж задних ног, так он тоже с места, без разгона, в богатырский скок пошел.

- Угу, - скривился Добрыня. - Весь день потом скакал, остановиться не мог. Коли тебе, Ильюшенька, промеж ног плетью заехать, тоже, небось, с места в богатырский скок пойдешь.

Представив себе эту картину, Алена чуть от смеха не свалилась на земля. Илья, обиженно посмотрев на них, уже собрался сказать что-то в ответ, но тут с неба раздался свист и на пашню обрушился Микула Селянинович на своей соловой кобыле. Когда пыль развеялась, богатыри завистливо зацокали.

- Эка шляпа белая, пуховая, - покачал головой Добрыня.

- Микула расплылся в довольной улыбке. Давешний пахарь был почти неузнаваем: зеленые сафьяновые сапожки с модным высоким каблуком и закрученным кверху носком, черного бархата кафтан, вышитый серебряной нитью. Расчесанные русые кудри рассыпались из-под шляпы на черный воротник.

«А я то все думала, что же такое эта пуховая шляпа из былин? – подумала Алена. – Оказывается это такая фетровая шляпа с отворотами».

- Так пойдет? - Микула показал Алене на скорую руку прибитую к длинному колу доск с намалеванным кулаком и надписью: "Киев там".

- Угу, - Алена кивнула.

- Ну так я мигом, - и он снова, ударив свою кобылку пятками в бока, исчез за горизонтом.

- По последней Киевской моде обрядился, - вздохнул Добрыня. - Дюк Степанович, небось, и тот от зависти удавится.

Через пару минут Микула снова со свистом рухнул с небес на пашню.

- Ну все, готово. Поехали. Провожу вас до стольного Киева.

Но даже богатырским скоком дорога до Киева была неблизкая. Микула попридержал прыть своей лошадки, и скакал с богатырями стремя в стремя. Его так и тянуло на светский разговор:

- Вот недавно был я в городе, в городе-то славном во Ореховце. Закупил там соли пару сот пудов, - напевно гудел Микула. - Мужички-та все в том городе разбойнички...

- Отчего это, Микулушка, разбойнички? Нешто кто-то тебя там приобидеть смел? - встрепенулся Илья.

- А вот слушай-ка ты дальше, Ильюшенька... Как купил я соли в городе все триста пуд, окружили мужички мою тележечку. Стали у меня они грошей просить.

- Отчего ж не дать-то? Дело доброе, - улыбнулся Илья.

- Дык и я о том подумал, Ильюшенька... Я им стал-то ведь гроши делить. А грошей то мало становится, мужичков-то ведь да больше становится. Потом стал-то я их ведь отталкивать. Стал отталкивать, да кулаком грозить. Положил тут я их ведь до тысячи, - Микула разошелся не на шутку. Рассказывая он уже грозно размахивал руками. - Кто стоймя стоял, тот сидьмя сидит, кто сидьмя сидел, тот лежмя лежит...

- Ну а кто лежмя лежал? Те как? - Добрыня ехидно ухмыльнулся.

- Дак ить... - запнулся Микула. - Да что ты, в самом деле! Я ж не злодей какой-нибудь. Пусть и дальше валяются.

- Да уж, сочинять горазд ты, Микулушка, - подытожил Добрыня.

Микула нахмурился.

- А ты съезди, не сочти за труд, в Ореховец. Коли будут там с какого хошь прохожего, хоть бы с сильного, а хоть бы и со слабого, хоть бы с бедного, а хоть бы и с богатого, не давать проходу, гроши спрашивать... Коль увидишь ты такое в Ореховце, так отдам тебе за то я своего коня.

Добрыня прикусил губу. Илья грустно вздохнул:

- Что же, братцы, вы снова заспорили? Разве кто в тебе, Микула сомневается? А ты Добрыня, хоть и умный, а совсем дурак. Стыдно. Тоже мне, нашел, кого подначивать.

Пару минут богатыри хмуро молчали. Впрочем, долго так продолжаться не могло. Добрыня начал рассказывать Микуле, как он поймал лешака. Потом они с Микулой и Ильей вспоминали, как весело гуляли на богатырской заставе пару недель назад. Кончился этот разговор взаимными приглашением заехать в гости. И вдруг Микулу словно током ударило.

- Стойте! - он натянул поводья своей лошадки. Спутники последовали его примеру и вся кавалькада, опустившись на широкое поле, остановилась. - Я ведь снова забыл ее убрать! Ох, оставил снова сошку во бороздочке. Не для-ради прохожего проезжего! - Микула заломил руки. - Как бы сошку из земельки повывернуть, из омешков бы земельку повытряхнуть, да бросить сошку за ракитов куст...

- Да мы знаем эту шутку, Микулушка. Уж ты, право, нашел, кого разыгрывать, - усмехнулся Илья.

- Да сопрут ведь соху. Полна Русь проходимцев да жуликов.

- Ну снова-здорова! - всплеснул руками Добрыня.- Да ее кроме тебя из землицы никто не вывернет. Помниться, даже Вольга со всей дружиной не смог.