Шаг к удаче

— Резонно. Позвоню. — Илья схватился за телефон.

Его омыло и освежило это предпраздничное оживление друга, даже немного встряхнуло. До Динн-Бега удалось дозвониться не с первого раза, зато тот сразу же понял, что от него хотят, и пообещал провести на бои.

— У нас всегда есть право занимать для родственников служебный столик, а у меня из родичей только сестра, да и та всяко не придет.

— Боится боёв?

— Нет, я её отправил с глаз долой. Чтоб соблазна не было ни похитить, ни угрожать.

— У него что, опять какие-то неприятности? — Санджиф нахмурился и стал вдруг очень похож на своего отца — та же стать, тот же придавленный гнев во взоре, те же властность и чувство собственного достоинства. С самого начала Илья включил на телефоне громкую связь, и теперь разговор с интересом слушали они оба.

— Нет, но ждать, когда они снова нагрянут, и только тогда прятать сестру — неумно. — Абло тоже расслышал слова отпрыска своего покровителя и, кажется, даже его тон. — Я решил сразу это сделать. Чтоб больше не дёргаться. Так что без проблем, проведу вас и устрою.

— А сколько бойцов будет?

— Три пары. Шесть человек. Из них четверо прав на места для родственников не имеют. Они со штрафами.

— Что за штрафы?

— Неважно, это наша кухня. Вопрос только в том, что служебных в клубе два столика по шесть мест. Вот они и достаются целиком мне и ещё одному парню из новых. Который ещё не успел проштрафиться. Так что за вами будет шестиместный столик.

— Предложение просто царское, — ухмыльнулся Илья. — Даже куратор поместится.

— Э, а он вам не вломит за помещение неподобающих зрелищ?

— Думаю, нет. Он сам предложил сводить меня на гонки, так с чего ему запрещать бои?

— Ну да, у нас всё чинно-благородно. Не то что какой-то там занюханный клубешник…

Отключив связь, петербуржец с триумфом посмотрел на своего друга.

— Ну что — осталось только забить чем-нибудь третий день, а? На два дня программа обеспечена.

— Осталось заказать столик на первый день, — озабоченно сказал Санджиф, берясь за свой сотовый. — Как ты смотришь на бар «Под соломенной крышей»? У них, конечно, в основном этническая кухня, но она ж, кажется, пришлась тебе по вкусу. Я тоже люблю. И Мирним вроде не против, а Маше будет интересно.

— Я ж не против! Только за.

— Тогда сейчас позвоню…. — И, поговорив по телефону, удовлетворённо заметил: — Пришлось на папу сослаться. У них один столик был на всякий случай под бронью. На меня его записали. Вовремя спохватились. Если б чуть позже, кто-нибудь другой мог бы этот столик перехватить.

— Тоже кто-нибудь с жирной лапой?

— В смысле?

— Ну с протекцией.

— Да, естественно. Или просто с хорошим напором. Умение болтать и держаться нагло — это тоже полезно.

— Ещё как. — Илья жмурился, довольный, как кот, наевшийся отменного фарша. — Всего неделя осталась… Всего неделя!

— Да, дотерпеть осталось немного. Главное — уйти на эти выходные без хвостов. Что у нас там с геометрией и с онтологией?

— Слушай, и так уже от уроков тошно… Не искри!

Не только у их ступени это уже становилось общей присказкой. Стоило хоть кому-нибудь намекнуть, что неплохо бы подтянуться с учёбой, потому что выпускной год и всё такое, как ему когда поодиночке, а когда и хором предлагали «не искрить» — с явным намёком. Если при этом присутствовала Искра, её реакция была всегда одинаковой — надменно поджатые губы и длинная отповедь на тему, что уж кто-кто, а она-то последнее время совершенно не интересуется общей успеваемостью и плевать ей, если кто-то ни хрена не делает и в результате выставит себя полным тупицей, она больше не собирается тратить на таких ни сил, ни времени, ходить и смотреть, занимаются они или нет, и пусть бы вообще не занимались и не готовились — ей уже всё равно.

Пожалуй, если бы она не пускалась всякий раз в такие длинные рассуждения, поговорка увяла бы. Но, поскольку постоянство и пыл Искры веселили не меньше, чем сама шутка, так и прижилось. И пожалуй, существовала вероятность, что этой отповеди предстояло остаться под крышей школы намного дольше, чем самой Искре.

Последнюю неделю до праздника Илья нетерпеливо считал дни, да и не он один. Даже уроженцы Дневного мира, имеющие весьма смутное представление о дне Освобождения и связанных с ним традициях, заразились общим оживлением. Праздновать было уж всяко интереснее, чем делать уроки или корпеть на практических занятиях.

— Я помню, вокруг прошлого празднования было много шума, — ворчал Фёдор. — Правда, я тогда ещё учился на первой ступени и толком не умел просачиваться туда, куда не пускают без денег. Поэтому толком ничего не увидел.

— Но община же всем платит стипендии…

— Ну во-первых, я всё-таки из Кирова, а не из Питера, где зарплаты у всех, в том числе и у магов, в несколько раз выше. А ведь отчисления в фонд общины зависят от зарплат. Вот и получается…

— Я думал, Киров — довольно-таки большой город.

— Хе, если вести речь о городе Кирове, то конечно, там и квартиры стоят почти как в Питере. Но я-то о посёлке Киров. На берегу реки Иркут. У нас там вообще сейчас для магов работы почти нет. На деревообрабатывающем комбинате не почародействуешь. В общем, там только медики имеют более или менее стабильный доход. И тот зависит от возможностей болящих.

— Так что — тебе вообще не платят стипендию?

— Ну почему, платят…

— И тебе бы хватало, если бы ты не спешил отделаться от денег сразу же, как только они поступают на твой счёт, — заметила Вджера, школьница из Чехословакии, которая училась на одной ступени с Фёдором. Она отлично владела русским языком, а вот с местным, несмотря на усилия магии, ладила значительно хуже и потому задержалась в школе ещё на один год.

— Кто ж это стремится от них отделаться?

— Ты тратишь сразу всё, что тебе начисляют, в впервые же выходные!

— Ну не мариновать же их…

— Вот и ответ на твой вопрос. — Девушка развела руками и оживлённо взглянула сперва на Фёдора, а потом на Илью. — Денег достаточно тому, кто умеет рассчитывать свои расходы.

— Ты зануда, — рассмеялся молодой человек. — Ну в самом деле, почему тебя так волнует моя финансовая несостоятельность? Уж не собралась ли ты за меня замуж?

— Не дай бог!

И они со смехом разошлись в разные стороны. Впрочем, очень многие рвались обсуждать грядущее празднество — даже на уроках, стоило учителю отвернуться. Аргеты обменивались впечатлениями о прежних днях Освобождения, на которых присутствовали, или слышали, или читали в газетах, или даже смотрели по телевизору — аурисам в большинстве оставалось только слушать.

Илья слушал, как и все остальные, но со снисходительной усмешкой, потому что приговаривал про себя: «Зато на этот раз мне повезёт больше, чем любому из вас… Ну то есть не любому, — поправлял он сам себя, вспоминая о Беджаре, который ехал на празднества в столицу, где ему предстояло веселиться в обществе знати. — Но уж всё равно больше, чем многим».

В то утро он едва не проспал завтрак — так долго накануне вечером ворочался в постели, думая то об одном, то о другом, не слишком-то располагающем к спокойствию и безмятежности. Санджиф едва растолкал его.

— Эй, вставай! Твой куратор уже ждёт, вернее, он завтракает в столовой. Эй! Ты просыпаешься или как?

— Да-да… — пробормотал Илья. В эту минуту он не хотел ни гонок на вивернах, ни праздника, ни ресторана — только выспаться наконец. Но сын лорда оказался настойчив, и в конце концов Илья смог принять более или менее вертикальное положение и даже потянулся к одежде. — Да встал я, встал!

Санджиф был уже одет, причём наряднее, чем обычно — в белоснежной рубашке, воротник и манжеты которой выглядывали из-под суконного камзола старинного покроя, в высоких сапогах, немного напоминающих охотничьи.

— Лучше выехать пораньше, чтобы всё успеть.

— А гонки-то когда начинаются? — с усилием зевая, спросил Илья.

— Гонки начнутся в час дня, ну так и что? Ещё хотелось бы и на ярмарке побывать, и посмотреть выступление масок. Это интересно, я тебя уверяю! Их выступление назначено на девять утра.