Среди волков

Защищать.

Защищать.

Повиноваться.

Повиноваться.

Спасти Брин.

Убить всех.

Не знаю, откуда взялся этот всплеск силы, но задаваться вопросами я не стала. Я просто развела руки в стороны, натянув веревки, и они лопнули — с такой яростью мать отбрасывает машину, надвигающуюся на ее малыша. Что-то яростное и дикое — вихрь энергии, ярости и чего-то пульсирующего, пульсирующего, пульсирующего, чему я не могла дать название, — охватило меня. Я вскочила со стула. Но вместо того, чтобы вцепиться в глотку Вилсона, вместо того, чтобы убить его, я бросилась к двери.

В списке моих дел расплата не стояла на первом месте. Первым стояло спасение, ведь сейчас так много было поставлено на карту.

— Стойте! — завопила я со всей силой, на которую были способны мои легкие.

Связь, соединявшая меня с Чейзом, Девоном и Лейк, хрустнула, и они замерли. Огорошенные, пораженные силой чего-то, повисшего в воздухе, нападавшие тоже остановились на мгновение.

А потом снова раздался приказ.

Повиноваться.

— Нет, — закричала я. — Вы не должны ему подчиняться. Вы подчиняетесь мне, а я сказала — стоп!

Я потянулась к Вилсону, к его связи с остальными и потянула ее к себе — потянула к себе их надежды и страхи, потянула к себе людей, которыми они были, пока монстр не изуродовал их. И приказала им стоять так же неподвижно, как стояли мои друзья.

— Что ты делаешь? — схватив меня сзади, зарычал Вилсон.

Очень медленно волки — его волки — отвернулись от моих друзей и посмотрели на него. Из горла Мэдисон вырвалось рычание, за которым последовал жалобный визг.

Она была озадачена: кто был здесь альфой — Вилсон или я?

— Думаешь, ты сможешь украсть их? — спросил Вилсон, и его взгляд помутнел, отчего он стал похож на ненормального.

— Нет, — сказала я. — Я не хочу, чтобы они стали моими. Я хочу, чтобы они стали сами собой.

У вас есть выбор. Слова перетекли из меня в волков, которыми я командовала: в Девона, в Лейк, в Чейза, во всех остальных. Вы можете выбрать: повиноваться, подчиняться, позволять кому-то принимать за вас решения или решать самим? Можете выбирать, кем хотите быть, с кем хотите быть соединенными, кому вы доверяете.

Я показала им, что я сделала, чтобы вмешаться в их связь с Вилсоном, что Чейз и я сделали, когда предпочли друг друга и моих друзей Стае Каллума.

Мэдисон первая перетекла в человеческий образ. Она лежала на земле голая. Потом подняла голову, не осознавая своей наготы. Сломленная, но величественная.

— Мэдисон, нет, — резко сказал Вилсон, словно отдавая приказ собаке.

— Живучесть — вещь странная, — усмехнулась я, и мое сердце сильно забилось. — Живучесть не просто дает тебе способность к выживанию. Она не только делает тебя бойцом. Она делает тебя невосприимчивым. К ранам. К смерти. — Я поймала взгляд Мэдисон и пристально посмотрела ей в глаза. — К чужому господству над тобой.

Одно только то, что мы были тем, кем были, значило, что Чейз и я, да и все жертвы Вилсона — все мы играли по разным правилам. Это стало причиной того, что в возрасте четырех лет я уже была способна выключить Стаю Каллума у себя в голове. А потом Чейз и я смогли найти друг друга среди множества других.

И это же было причиной того, что Чейз смог навсегда оборвать свою связь с Бешеным.

— Если не хочешь повиноваться ему, не повинуйся, — сказала я Мэдисон. — Ты и мне не должна подчиняться, между прочим. Но ты можешь присоединиться ко мне, или к другим, или к кому сама захочешь. Можешь выбрать свою семью. Можешь выбрать свободу. Ты можешь выбрать это.

Я показала всем волкам Вилсона, что это значило — быть частью Стаи, той самой, которую создали мои друзья вместе со мной. Когда мы все вместе, когда наши тела становятся одним целым, а сознание единым.

Мэдисон с трудом встала на ноги и пошла к нам — грязная, истекающая кровью, голая.

— Мне было шесть лет, — рассказала она. — Я была со своей семьей на отдыхе, и он забрал меня у них. Он забрал меня, мучил меня… и изменил. — Девушка посмотрела на Вилсона: — Ты сказал мне, что я — твоя. Ты диктовал мне, как одеваться и как себя вести. Ты изменил мою фамилию. Ты забрал у меня все… Я. Хочу. Вернуть. Это.

Мэдисон откинула голову назад, и я увидела энергию, исходящую из ее тела, увидела крошечные кусочки света, соединявшие измененных обров с их душами. Увидела девочку Мэдисон такой, какой она была перед тем, как монстр забрал ее из семьи и перенастроил ее связи, переписывая ее судьбу.

Один за другим другие дети тоже поднялись с земли.

Я чувствовала их, тянущихся друг к другу и ко мне, и в этот момент я приняла свое решение.

Мы все были одним и тем же.

Все мы.

Мы были одинаковые.

Не знаю, по какой причине, но мне повезло. Я смогла спастись, а они — нет. Но всю оставшуюся жизнь, все то время, которое я проживу — будь это секунды или годы, — я буду жить для них. Я буду заглаживать свою вину перед ними. Я сделаю так, чтобы они примирились сами с собой.

Мое.

Мое.

Мое.

Послышался шепот изо всех углов двора, когда мы стали предъявлять права друг на друга. Мэдисон и члены ее Стаи, Чейз, я, а потом, словно рождение звезды, невероятная вспышка света и жара, и нас всех бросило на землю.

И только Пренсер остался стоять.

И когда все пришли в себя, лишь одна команда осталась в воздухе, да и в наших телах тоже.

Убить Бешеного.

Я встала на ноги и, отгоняя ночные кошмары, пошла к Чейзу. Прижалась к его боку, а он зарылся головой в мои волосы. Он был — мой, а я — его. Мы были одно и то же… и даже больше.

Я всем телом приникла к Чейзу. Я вдыхала его запах, и это был запах спокойствия и дома. А все вокруг нас переключались, становясь волками, и я чувствовала, как энергия наполняет воздух. Это была не только энергия переключения, не просто мощь Стаи во время совместного бега, это было нечто более древнее.

Более глубокое.

Первозданное.

Драться.

Много лет Мэдисон и другие не вспоминали о том, что они это могут. Владычество Вилсона держало их инстинкты на привязи, но сейчас…

Драться.

Драться.

Драться.

Зловещая тишина опустилась на траву, чтобы мгновение спустя быть нарушенной ужасным звуком — нечеловеческим воплем, заглушаемым воем, клацаньем зубов и хрустом раздираемой кожи.

Они бросились на него со всех сторон. Сбили с ног на землю. Бросились толпой на его тело — сплошной мех, когти и красное… красное… красное…

Я чувствовала эту ярость. Чувствовала ее, как вой сирены, крепче и крепче прижимаясь к Чейзу. Запах крови в воздухе был таким густым, что другой запах — паленый волос и мужской одеколон — растворился в нем.

И больше ничего.

Все было кончено.

Кончилось неистовое пожирание добычи, пелена рассеялась так же быстро, как и появилась, и когда я отняла голову от груди Чейза, чтобы посмотреть на эту бойню, от Вилсона — Бешеного уже не осталось ничего, что можно было бы похоронить, не говоря уже о том, чтобы исцелить.

Вопли стаи — нашей стаи — эхом отдавались в моей голове единым анималистическим воем, смешанным с человеческими словами.

Чейз и я подождали, когда это прокатится по нам, смывая все, что было до этого момента. Мы обнялись.

Он был — моим.

Я была — его.

Но в одиночестве мы не остались. Это без всякого сомнения. Я вплавилась в сознание Чейза, он вошел в мое, и Чейз — Волк — Брин, на одно мгновение, мы увидели мир вокруг нас всеведущими глазами. Увидели наши связи с другими — с Лейк и Девоном и с каждым из детей, обращенных Вилсоном. Увидели силу, которой мы обладали, увидели, как она вскипала, когда остальные возвращались в человеческое обличье и поворачивались к нам.

Стая.

Стая.

Стая.

Возбуждение от того, что мы — Чейз — Волк — Брин, померкло при сравнении с другим невероятным ощущением — быть Нами. Всеми Нами. Желание бежать, быть вместе, быть свободными было непреодолимым, и второй раз в своей жизни я почувствовала, как что-то — адреналин, наверное, — заставило меня оглянуться в поисках вожака.