Полуночные тени (СИ)

— А что я? — чуть отстранившись, я заглянула Анегарду в лицо. — Я жива-здорова, со мной все хорошо, и ты прекрасно знаешь, что я совсем не хотела…

— А я рад, что все выяснилось. И на твоем месте, отец…

— Ты пока что не на моем месте, — оборвал сына барон. — Подойди ближе, девочка.

Анегард подпихнул ободряюще. Я сделала крохотный шажок вперед. А куда еще ближе? На коленки к нему сесть прикажете? Нет уж, я для этого слишком взрослая.

Его милость кашлянул, спросил:

— У тебя и правда родовой дар?

Я только глазами захлопала. О чем это он вообще?

— Правда, — ответил за меня Анегард.

— Какой дар? — я обернулась к брату: не у его милости же объяснений требовать.

— Ты ведь слышала тогда нас с Зигмондом, верно? На Ореховом? — И вчера Зигмонда, подумала я… это что же, Анегард с ним постоянно вот так может? Что-то я и не соображу сразу, понравилось бы мне так или нет. — И те сны, и как ты с Рэнси поладила… Зиг верно меня тупицей тогда обозвал, я бы сразу должен был догадаться!

Я пожала плечами:

— Это дар богини. У каждого мог бы быть, разве нет?

— Боги не раздают одинаковых даров, — старый барон глядел на меня с новым, странным выражением. Оценивающе как-то… если, конечно, я верно понимала, все-таки раньше мне не приходилось сталкиваться с его милостью настолько близко. — Умение говорить мыслями со зверьем и нелюдью — дар Звериной матери нашему роду. Мой прадед был ее избранником, с него и пошло. У девочек, правда, это не проявляется почти никогда, но ты… когда тебя показывали богам, Сюзин, знаки покровительства были четкие на редкость. Я еще тогда подумал, что неспроста…

Новость медленно укладывалась в моей голове. Но… но, постойте…

— Но если это дар ваш семейный, откуда он у Гвендиного малыша? — Уж кто-то, а Гвенда… да они с Чарри друг на дружку не надышатся!

— Это не я, — быстро отперся Анегард.

— Дурень, — барон вздохнул. — Гвенда… наша кровь в ней, вот и весь секрет. Не ты первый по деревенским девицам бегаешь, да и я не первым был. Может, дед твой наследил, а может, и прадед. Так бывает — спала кровь и проснулась.

Ой ли?..

— А у старшего ее, у Ронни, ничего такого нет.

— И у этого пропадет с годами, — уверил меня старый барон. — Если бы каждый бастард родовыми дарами владел…

— Я тебе, Сьюз, объясню потом как-нибудь, — пообещал Анегард. — Тебе-то оно ни к чему, но просто чтобы знала. Любой родовой дар должен закрепить глава рода.

— Сам объясню, — проворчал старый барон. — Зима долгая, времени хватит.

— А… — слова застряли у меня в горле.

— Разумеется, ты останешься здесь, — его милость прекрасно меня понял. — Ты моя дочь, Сюзин.

Ну вот… а я так мечтала вернуться домой!

Рэнси восторженно наматывал круги по двору. Насиделся взаперти, бедолага. Серый, равнодушный к щенячьим радостям, грыз утащенный с кухни мосол. Небо затягивали тучи, на стене перекликались часовые, толстуха Берта возилась у хлебной печи. Все так привычно, так обыкновенно… и никому нет дела до того, что вся моя прежняя жизнь обернулась вдруг обманкой, рассеялась туманом, и теперь придется начинать заново. Сюзин, баронская дочка! Вот уж не было печали…

Во двор выбежали Анитка с Динушей.

— Сьюз, ты здесь!

— Сьюз, а мы твоему Марти обед относили!

— А он про тебя спрашивал!

— Что спрашивал? — рассеянно отозвалась я. — Почему не пришла, да? — Спохватившись, добавила: — И никакой он не мой!

— Не твой! — прыснула Динуша. — Только ему так интересно было, кто ты, чья ты, с кем в обнимку ходишь…

Замечательно! Представляю, чего они ему наговорили.

— И почему не пришла, тоже…

— Он решил, что ты от него прячешься, — Анитка говорила серьезно и глядела укоризненно. — Решил, что ты его видеть не хочешь. С утра господин Зигмонд, в обед мы… Он сказал, что ты, наверное, вчера на него обиделась.

— Да, — кивнула Динуша, — и что ему очень-очень жаль! Сьюз, ну что ты, в самом деле! Та-акой парень!

Только он уедет. А у меня теперь отец-барон. Еще, чего доброго, сам решит чудесно найденной дочке мужа подобрать. Глаза защипало, я прикусила уголок косынки.

— Сьюз, ты чего?! Да все у вас хорошо будет, вот увидишь! Ну не плачь…

Откуда-то появился Зиг, как всегда, неожиданно и, как всегда, вовремя.

— Идите, девушки, я с ней сам поговорю.

Обнял меня за плечи, повел куда-то. А я думала: не последний ли раз девчонки так со мной болтали? Небось с баронской дочкой не станут откровенничать…

— Так, здесь никто не увидит. Можешь выплакаться. Кажется, тебе в кои-то веки это на самом деле нужно.

Я ревела, уткнувшись Зигу в плечо, в ноги тыкался встревоженный Рэнси, с неба хлынуло, Зиг попятился, увлекая меня под козырек крыши…

— Я не хочу, — бессвязно жаловалась я, сама не зная толком, что имею в виду: оставаться жить с его милостью, или слышать неизбежные шепотки за спиной, или чтобы Марти уехал навсегда. — Зиг, почему все так, что за жизнь такая дурацкая, а?

Он не отвечал, только гладил легонько по голове. Как маленькую. И от этого становилось легче.

Дождь осенний, смой мои печали, унеси тоску…

— Что, — спросил Зигмонд, когда я наконец утихла, — взяли тебя в оборот?

— Ты знал?

— Не то чтобы меня ставили в известность, — нелюдь клыкасто ухмыльнулся. — Но — да, я слышал. Краем уха.

— Что теперь будет?

— Да ничего не будет, — пожал он плечами. — Стоило так расстраиваться. Сама посуди, во-первых, тебе так и так пришлось бы на зиму здесь остаться, его милости Эстегарду лекарка еще долго нужна будет.

— Ну и оставалась бы лекаркой, — буркнула я.

— А куда оно от тебя денется? — удивился Зиг. Искренне так, от всей души удивился. — Ты что, Сьюз! Кто лечит, тот лечит, от этого уже не уйдешь. И для баронской дочки ничего нет зазорного в том, чтобы лекаркой быть. Как и для баронской жены, кстати. В мое время вообще всех благородных девиц этому учили, это сейчас… — махнул рукой, я привычно угадала недосказанное "измельчали люди".

— А во-вторых?

— Во-вторых оставим, пожалуй, на потом. Расскажу, когда ко мне в гости приедешь.

— В гости?

— Да, в Ренхавен. Мы ведь соседи будем, забыла?

И верно, соседи…

Кто бы мог подумать, что так все кончится, когда Зигова стая впервые разбудила нас среди ночи… И полугода не прошло.

— А знаешь, — вспомнила я, — мне ведь кошмары больше не снятся.

— И не должны. Гиннар подох, богиня жертв не получает.

— Так просто?

Невнятно вышло, я и сама до конца не понимала, что сказать хотела. Но Зиг понял.

— Сколько я тебе объяснял, а ты все никак поверить не можешь. Боги лишь то могут от нас взять, что мы сами отдать готовы. Добровольно и искренне, и чем искренней, тем больше твой дар и тем сильней ответное благословение. Это же так просто, Сьюз!

Наверное, и это было просто "в его время", а теперь забылось. Я привыкла думать по-другому, совсем по-другому. И даже то, что Зиг явно прав, не очень-то помогает уложить в голове такое странное знание.

Дождь утихал, над двором плыл запах свежего хлеба, от казарм слышался смех. Жизнь продолжалась.

Зиг, хмырь болотный, так и не признался, о чем говорил с Марти. И я, собирая ужин для королевского пса, тряслась, как осиновый лист. Все думала, что он может сказать, о чем спросить…

Он не спросил ни о чем и ничего не сказал. И вообще сидел как пришибленный.

— Ты как себя чувствуешь? — спросила я. — Должен бы уже поправиться.

— Хорошо, — он повел плечом, словно отметая лишние вопросы. Придвинул к себе миску.

И я ушла.

Не больно-то и хотелось.

И вообще, меня Анегард ждет. Еще днем велел зайти, как освобожусь. Сама не знаю, чего тянула.

Брата — быстро же я привыкла так его называть! — у себя не оказалось, и я, вздохнув тайком, поплелась в покои его милости. Конечно, они были там. Все: его милость, Анегард, Зигмонд, Гарник и даже бабушка. Я так поняла, говорили о порученном Анегарду деле, и говорили шумно: за дверью слышно было, что спорят; но, стоило мне войти, все дружно замолчали. Ну что за день такой, везде я лишняя!