Отречение от благоразумья

КАНЦОНА ТРЕТЬЯ

Владеющие секретами

Добившись своего, Голем ввалился во внутренний двор крепости, где, судя по звукам, мгновенно вспыхнула нешуточная заварушка. Усугубили ее козлоголовые, с разлихим улюлюканьем выскочившие из засады и рванувшие вверх по склону, торопясь захватить незащищенный проход. Большая часть отряда последовала за созданием рабби, двое или трое остались охранять колдуна, успевшего развести прямо на дороге крохотный костерок и хлопотавшего над ним — явно не в попытках согреться. Поднимавшийся над пламенем сизоватый дымок начал закручиваться в воронку, внутри которой переливались красноватые и серебристые искры.

В деревне заметили, что в расположенной по соседству крепости творится неладное. На улицах и в окнах домов замельтешили поспешно зажигаемые факелы и свечи, с десяток трепещущих огоньков сгрудился возле начала моста: люди пытались разглядеть, что творится возле замка.

— Не боитесь, что здешние вилланы решат сохранить верность своему сюзерену и ударят вам в спину? — любезно осведомился я.

Штекельберг, только что с изрядными трудностями вернувший свою шляпу, злорадно фыркнул:

— Не посмеют. Кроме того, приготовлена пара вещиц, способных заставить любых незваных помощничков разбежаться по домам и отсиживаться в подвалах. Мэтр Никс...

Он осекся, упомянув имя, но вылетевшее слово, как известно, не поймаешь. Вдобавок мне здорово поднадоели местные тайные игрища. Нынешний случай — самый подходящий, чтобы вытянуть из господина имперского секретаря побольше сведений.

— Ах, значит, в вашем невинном развлечении принимает участие магистр Филипп Никс?

Вместо ответа мой собеседник сделал вид, будто внимательно изучает свалку подле крепостных ворот. Обладателей козлиных личин вытесняли наружу, в темноте ослепительно-короткими всполохами сверкало пламя, вылетавшее из дул пистолетов. Трудно сказать, чем занимался Голем, но я порой слышал испускаемое им глухое ворчание, похожее на отдаленный гром.

— Кстати, я тут побывал в поместье под названием Янковицы, — беспечно продолжал я. — Редкостная глухомань, подходящее местечко для страждущих мизантропией и упрятывания подозрительных концов в воду. Насчет могилки Клая не волнуйтесь, за ней приглядывают. И виноградник у мэтра Никса хорош, красота неописуемая. Не знаете, где можно разжиться бутылочкой тамошнего вина?

Пан Станислав издал неразборчиво-яростный звук и судорожным движением потянулся за шпагой. На мгновение я ощутил нечто вроде отчаянной радости: неужели он все-таки решится и попытается прикончить человека, завладевшего слишком большим количеством чужих секретов? Однако мало кто в силах одолеть собственную природу — вспышка миновала, мсье Штекельберг безнадежно махнул рукой и тоскливо вопросил:

— Откуда вы узнали?

— Таково мое ремесло, — с заслуженной гордостью ответил я. — Вдобавок вы сами проболтались. Ладно, не посыпайте голову пеплом. Тайное, как известно, рано или поздно становится явным, а кое-чего я еще не знаю, у вас остается преимущество... Между прочим, ваши козломордые друзья вас не хватятся? Что вообще происходит? Это чей замок? Стоило отлучиться на пару недель, все сразу пошло наперекосяк. С какой радости вас угораздило примкнуть к этакому мрачному сообществу?

— Послали присмотреть, чтобы все прошло гладко, — неохотно заговорил сгорбившийся в седле любимчик пана Мартиница. — Чем и занимаюсь по мере сил. А они, — он махнул в сторону атакующих, — не обращают на меня внимания. Держусь где-то неподалеку — и ладно.

— «Они» это кто? — тоном дотошного инквизитора уточнил я. — Валяйте, ясновельможный пан, признавайтесь. Нам, канцелярским крысам и записным прихвостням, сам Господь заповедовал делиться тайнами хозяев. Не тряситесь, как осиновый лист, я же не сказал, что помчусь рассказывать о ваших подвигах герру Мюллеру... Кстати, как поживает мой многоуважаемый патрон?

— Никак, — пренебрежительно хмыкнул начавший оживать Штекельберг. — Нынче всеми церковными делами заправляет новоявленный кардинал. С конца декабря по середину января — пять процессов, три закончились аутодафе, два — повешением. В Праге начинают поговаривать, что покойный Маласпина по сравнению с отцом Мак-Даффом вполне заслуживает звания святого.

Я оторопел и только собрался переспросить, как события начали принимать неожиданный оборот.

Количество огоньков и людских силуэтов на мосту увеличилось до двух или трех десятков, и сперва нерешительно, а затем все смелее двинулось к противоположному берегу. Отряд в козлиных масках почти полностью оттеснили за стену, неразборчивое бурчание Голема стихло, заглушенное обрадованными воплями защитников неведомого замка. Предводитель нападавших светящимся вихрем крутился в темном проеме бывших ворот, не обращая внимания на выстрелы и яростно отражая все попытки скинуть его со спины лошади.

Дымок над костром магистра Никса — теперь я точно знал, что это он — стремительно ринулся вверх, разрастаясь и приобретая очертания гигантской человеческой фигуры. Пан Станислав мог считать себя полностью отомщенным: я еле успел прикусить язык, чтобы не взвыть в голос. Опять, как на Винограднике, в воздухе колебался жуткий призрак, и ему потребовалось не так уж много времени, чтобы в полный рост подняться над лесом, окружающим замок.

На сей раз это оказалась женщина, выглядевшая почти осязаемой и реальной... Если не считать того обстоятельства, что острые макушки высоченных елей качались возле ее колен, задевая подол невзрачного платья, какое носят крестьянки. По серовато-зеленой ткани расплывались бурые пятна, весьма напоминавшие засохшую кровь. Ее лицо... Даже не знаю, как сказать. Иногда оно является ко мне во снах, и я вскакиваю, давясь собственным воплем. Для этого создания человеческая жизнь имела такое же значение, как для нас важны комья грязи, разлетающиеся из-под конских копыт.

Великанша устало и равнодушно глянула на нашу возню, а затем начала медленно поднимать правую руку, в которой что-то блестело — ярче луны и зимних звезд. Серп. Отточенный до бритвенной остроты серп. Она взмахнула им в направлении моста, и собравшихся на берегу людей словно метлой повымело. Бегство происходило в полнейшем беспорядке и, что меня озадачило гораздо больше — в молчании. Штекельберг еле слышно захихикал, смех отдавал явственным привкусом безумия.

— Кто это? — с трудом выговорил я. — Вернее, что это?

— Уж точно не Белая Панна, — прозвучал едкий ответ. — Фантом, ожившая легенда, выдумка суеверных крестьян и невежественной солдатни. Образованные и скептически настроенные личности вроде вас в подобные глупости не верят.

— Мой скепсис приказал долго жить, — вполголоса буркнул я.

— Иногда ее зовут Жницей, иногда — Моровой Девой, — Станислав, не отрываясь, смотрел на обороняющуюся крепость, удостоившуюся внимания колдовского творения, и говорил слегка подрагивающим голосом: — Вместе с ней приходят беда и смерть. Нет ничего хуже, чем встретить Деву, собирающую урожай жизней, но эта — не настоящая. Ее сотворил Никс с помощью своего проклятого сада...

Призрачная Дева совершила несколько огромных беззвучных шагов, оказавшись рядом со стенами замка и снова замахнулась пронзительно сияющей дугой серпа. Кто-то — видимо, от отчаяния — выпалил в нее из кулеврины. Раскаленное чугунное ядро навылет прошило неподвижную фигуру, засветившуюся бледным голубоватым светом, и упало в лесу, с далеко разнесшимся хряском переломав несколько деревьев.

 Из глубин замка донесся ликующий — как мне показалось — рев Голема. Воспрявшие духом носители козлиных личин сбились в плотный клин с предводителем в роли острия и вновь рванулись к воротам. Теперь они миновали их беспрепятственно, как игла протыкает тонкую ткань, и оказались во внутреннем дворе.

— Все, — обманчиво спокойно изрек имперский секретарь и дернул поводья, трогая лошадь с места. — Дело закончено. Хотите глянуть, как выглядит высокая политика по-чешски?