Честь чародея

Ферн нервно рассмеялась.

— Если Вечное Древо было галлюцинацией, то это говорит о моих отношениях с семьей?

— Главное, что ты сейчас ничего не можешь для нее сделать, — вмешался Уилл. — Она расстроена и сбита с толку, но она поправляется, за ней хорошо ухаживают, а через месяц–другой она умотает на Канары развеяться. Не стоит терзаться из–за нее.

— Да уж, — сказала Ферн. — Я убила ее брата. Что тут можно сделать, чтобы поправить это?

— У тебя не было выбора, — сказал Уилл.

Сколько раз она уже слышала эту фразу? Ее даже передернуло.

— Выбор есть всегда, — сказала она.

К тому времени Ферн уже несколько дней как вышла на работу, но даже само слово «пиар» казалось ей чужим и нереальным. Через неделю должна была состояться вечеринка по поводу открытия журнала «Гав!». Предстояло еще утрясти все вопросы по поводу приглашенных знаменитостей и их домашних любимцев, у большинства из которых были еще более редкие вкусы и эксцентричные привычки, чем у их хозяев. Работа как–то отвлекала Ферн, а вот ночью было совсем трудно. Она лежала, часами напролет уставившись в темноту, стараясь не переживать снова и снова тот ужасный момент, не воскрешать в памяти их странно прекрасную близость. Она старалась вообще ни о чем не думать, и от этого у нее начинала болеть голова. Каждый вечер она выпивала несколько бокалов красного вина в надежде, что оно успокоит, согреет ее или, наоборот, заморозит ее боль. Если, конечно, это была боль. Ей казалось, что ее жизнь закончилась в тот момент, когда она оборвала жизнь Люка и что остаток ее дней будет заполнен пустотой с привкусом пыли. Гэйнор давала ей успокоительные, валериану, кору кава–кава. Ферн покорно выпивала все это, потом ненадолго засыпала, но даже сон не приносил облегчения.

— Я так рада, что у вас с Уиллом все складывается, — сказала она однажды, и в ее голосе наконец появилась искренность. В тот вечер они с Гэйнор остались одни, так как Уилл отправился очаровывать какого–то редактора.

— Я и не думала, что ты заметила, — ответила Гэйнор.

— Заметила, конечно. Просто… Я боюсь сказать что–то лишнее. Все, до чего я дотрагиваюсь, превращается в прах.

В тот же вечер к ним явился Скулдундер. Ферн не заметила его, пока он полностью не материализовался. Возможно, ей просто не хотелось присматриваться.

— Ее Величество направляется к вам с визитом, — объявил он, косясь на бутылочку «Шардоне» на столе. Видимо, он уже пристрастился к этому напитку.

Гэйнор взглянула на Ферн, но та ничего не сказала. Тогда Гэйнор ответила за нее:

— Почтем за честь.

Вскоре появилась сама Мэбб, увешанная завядшими цветами. В руках вместо скипетра она держала огромную ветку колючего чертополоха. Веки ее были выкрашены розовыми тенями в крапинку, а к типичному гоблинскому запаху примешивался стойкий аромат, похожий на «Диориссимо». От Гэйнор не укрылось, как Ферн поморщилась, учуяв это амбре. («Не надо было дарить ей духи», — признала она чуть позже.)

— Приветствуем вас, Ваше Величество, — начала Гэйнор и, чуть осмелев, добавила: — Добро пожаловать.

— Я оказала вам великую милость, — заявила Мэбб, усаживаясь на стул, который был высоковат для нее. — Мой верноподданный, Главный Королевский Взломщик Скулдундер, передал мне, как высоко вы оценили его храбрость в доме колдуньи.

В этом заявлении сквозило некое сомнение, поэтому Ферн поспешила заверить ее, что все так и было.

— Я также наслышана, как ваш спутник вместе со Скулдундером расправился с гигантским пауком и как вы, опять же с помощью Скулдундера, похитили дьявольский плод с саженца Вечного Древа.

— Совершенно верно, — чуть слышно сказала Ферн.

— А теперь колдунья мертва. — Это уже был не вопрос. Очевидно, вести о том, что произошло в Ярроудэйле, дошли до Мэбб. — Это величайший подвиг, — продолжала свою речь Мэбб. — Она была могущественной колдуньей, но ты доказала, что сильнее ее.

— Не совсем так, — возразила Ферн. — У каждого есть свои слабости. Мне удалось найти ее. И я нисколько не могущественная. — У Ферн по спине пробежали мурашки.

— Да, на могущественную ты не похожа, — согласилась Мэбб — В тебе нет королевской крови, как у меня, и повадки твои не как у великих. Но ты известна своими подвигами. Ты станешь одной из самых сильных и почитаемых из Детей Атлантиды — ты будешь как Мерлин, как Заратустра, как Арьянрод Серебряное Колесо. Никто не сможет устоять перед тобой. Поэтому я приветствую тебя и скрепляю наш союз. — Она махнула рукой, и Скулдундер исчез, вернувшись через мгновенье с грубой шкатулкой из коры дерева. В ней лежали пучки сушеных трав, несколько диких цветов и маленькое зеленое яблоко.

— Благодарю вас, — сказала Ферн. — Боюсь, что сейчас у меня нет ничего подходящего для вас.

— Это не важно, — великодушно ответила Мэбб. — Ты же не подготовилась. Ты можешь послать мне дары попозже через моего подданного. — Она кивком указала на Скулдундера. — Это яблоко с моего особого дерева, — добавила она. — Слаще его ты нигде не сыщешь.

— Благодарю вас, — еще раз сказала Ферн.

Гэйнор поняла, что пора спасать разговор.

— А как поживает тот домовой–Дибук? — спросила она. — Теперь он сможет вернуться в Рокби?

Лицо Мэбб потемнело.

— Никто из гоблинов не появится там еще лет сто, а то и больше, — ответила она. — Когда всех духов изгоняют при помощи зла, Бездна подступает слишком близко. Это может быть колдовство или преступление. Смертные много кричат о кодексе чести и рыцарства, но, когда им нужно, они превосходят нас, гоблинов, в злых деяниях. А вот колдуны, разве они при рождении не смертны?

— Мы всегда смертны, — как–то отстранение ответила Ферн. — Просто мы забываем об этом.

— Так что насчет Рокби? — поспешила вернуть разговор в безопасное русло Гэйнор.

— Даже птицы не вернутся туда еще некоторое время, — сказала Мэбб. — Ни они, ни мелкие грызуны, которые обычно обитают в старых домах. Там сейчас будут гнездиться только злобные духи, которых влечет пустота, да гнетущие воспоминания. Если бы домовой вернулся туда, они бы свели его с ума.

— Но среди своих сородичей–то с ним все будет хорошо? — спросила Гэйнор.

Королева пожала плечами, отчего крылышки у нее за спиной шевельнулись.

— Может будет, а может, и нет. Он не так силен, как мы, дикие гоблины. Он тоскует по своим прежним владениям. Так он может совсем исчахнуть, утратить волю к жизни и погрузиться в Лимбо. А может, он будет жить еще очень долго, медленно увядая, — никто не знает.

— Я желаю ему, чтобы у него все было хорошо, — сказала Ферн. — Передайте ему это.

Мэбб, как ни странно, склонила голову в знак признательности.

— Пожелание такой великой волшебницы многого стоит, — сказала она. — Я обязательно передам ему.

Гэйнор заметила, что Ферн едва сдержалась и не поморщилась.

К величайшему сожалению Скулдундера, королева отказалась выпить вина и отбыла, оставив на прощанье шкатулку с подарками и стойкий аромат «Диориссимо» и дохлой лисы. Взглянув на Ферн, Гэйнор решительно достала из шкафчика бутылку джина.

— Могущественная, — задумчиво произнесла Ферн. — Какое ужасное слово. На слух тяжелое, как кулак в броне. Кто силен, тот и прав. Я не выгляжу могущественной и не чувствую себя таковой, но тем не менее я великая волшебница. Я уничтожаю своих врагов, даже когда им кажется, что они неуязвимы, и убиваю своих возлюбленных, чтобы не слишком увлечься ими. Вот кем я стала или стану скоро. Все предначертано.

— Где предначертано? — спросила Гэйнор.

— В анналах Времени, в каменных пророчествах, в журчащей воде и поющем ветре.

— Иными словами — нигде, — подытожила Гэйнор, стараясь казаться прагматичной. — Ничто нам не предначертано, пока мы сами не впишем себе это в судьбу.

— Кто это сказал?

— Я.

— Здорово, — сказала Ферн. — Мне понравилось. Но я уже написала свою судьбу. Кровью.

На следующий день на работе очередное совещание с издателями журнала «Гав!» чуть не доконало Ферн. Проблемы появлялись, как грибы после дождя: рок–звезда Алиса Купер, которую пригласили на вечеринку из–за того, что она, по слухам, спала с двумя питонами в кровати, накануне приема неожиданно заявила в интервью, что до смерти боится змей; а писательница Карла Лейн призвала бойкотировать прием, потому что многие любимцы суперзвезд — опасные животные. По офису ходила шутка, что Ричард Гир явится на прием с любимым гербарием, Фредди Стар — с хомяком, а Тара Палмер–Томкинсон — в новой шубе. (Кстати, насчет шубы потом так и вышло.) Ферн, однако, было не смешно. Она уже собиралась идти на какую–то деловую встречу, где неизбежно придется общаться с клиентами, как вдруг у нее зазвонил телефон. Она потянулась к трубке, на секунду застыла в нерешительности, но все же сняла ее. Все равно на ту встречу ей идти не хотелось.