Любовь приходит в черном

— Привет. — Марина плюхнулась на диванчик напротив них. — А чего это вы решили по алкоголю выступить? Уже поминаете меня?

— Типун тебе на язык! — возмутилась Танюха. — Это безалкогольный. Давайте пожрем, есть хочется дико… Что случилось-то?

Марине совершенно не хотелось есть: она была поглощена собственными страданиями.

— Девочки, все напрасно, — прошептала она, закрыла сумку, чтоб ее нельзя было подслушать. — Все зря. Надо было бежать, пока не поздно, а теперь уже не убежишь.

— Так. — Инна с хлюпаньем всосала остатки коктейля и звякнула высоким стаканом о стол. — И чего мы раскисли?

— Ну что я против них смогу… В общем, Ян сдал меня эстонкам.

— Как?! — выдохнули они хором.

— Специально! Чтобы выманить на меня, на живца. Когда я назначала вам встречу, они уже знали, что я спасла Артура, — говоря это, Марина постоянно поглядывала на дверь.

Повисла тишина. Официантка приблизилась было, но, посмотрев на их лица, предпочла ретироваться. Инна протянула под столом пистолет, обернутый платком.

— Так что сейчас я пойду обратно на стоянку, на третий этаж, где оставила машину. И постараюсь их уделать… Ян с Артуром по идее должны мне помочь. А с вами я хотела встретиться, чтобы… ну, попрощаться, в общем. Мало ли. Вы — настоящие подруги, у меня таких никогда не было. И у меня мама на отдых уехала, кошка дома. Вот. — Марина положила ключи на стол, Танюха накрыла их рукой. — Если вдруг… в общем, присмотрите за Мисской и… маме расскажите…

Она не договорила, вдруг ощутив присутствие. Они рядом! Постаравшись не выдать себя выражением лица, Марина встала, махнула рукой и побыстрее покинула заведение.

Это было похоже на то, что она ощущала в своей квартире после визита Толстяка, только интенсивнее: беспокойство, сначала неясное (будто комар ночью зудит над ухом), потом — усиливающееся настолько, что начало ломить виски и суставы и неприятно зачесалось где-то под черепной коробкой.

Страх и похоронное настроение исчезли. Надо сосредоточиться. Вдохнуть и выдохнуть, взять себя в руки. Вот так.

Вопреки желанию пальцы судорожно стиснули сумочку — аж костяшки побелели.

Она была уверена: эстонки ее засекли и теперь словно ощупывали душу невидимыми пальцами. Враги прибыли в «Мандарин». Скорее всего они без Главного — он не оставит портал без присмотра. Как поведут себя эстонки? Конечно же, притаятся и будут следить, пока не появится Артур, потом убьют его.

Сжав рукоять травмата, обернутого золотистым платком, Марина вышла в торговый центр. Здесь по-прежнему шумели, но там фуд-корта звучал приглушенно. Очевидно, эстонки близко и сейчас работают, не жалея сил. А рядом с ними Ян. Тренькнул телефон. Марина открыла сообщение. «Пять минут. Жди, где условились». Это Артур, больше некому.

Мобильный едва не выпал из вспотевшей ладони. Лица людей, столы, стойки, окна замелькали фрагментами калейдоскопа, гомон утонул в грохоте собственного сердца. Марине казалось, что это не сердце стучит — тикают часы, отсчитывая ее последние минуты.

Парковка обезлюдела. Исчезли отцы семейств, перекладывающие покупки из тележек в багажники; куда-то делись вопящие и носящиеся туда-сюда дети; никто не парковался, никто не выезжал, и делалось жутко. Словно Марина попала в застывший мир, который должны пожрать лангольеры.

Ощущение близости ударило Марину под дых — так сильно, что она едва не остановилась, прижав руку к груди и хватая ртом воздух. Интересно, они рассчитывают остаться незамеченными? Или думают, что она спутает их с Артуром?

Стараясь не показать, что заметила их, Марина направилась к своему автомобилю. Сердце билось будто в горле, во рту пересохло, перед глазами все плыло, а ноги подкашивались — и не понятно, от страха или от близости жителей Эдема. Марина попыталась встряхнуться. Она вспомнила мертвую Катю, вспомнила Оливию в депрессии, вспомнила обессиленного Артура, Яна, признающегося в любви. Шевельнулась здоровая злость, но Марина придушила ее: а вдруг враги заметят, что она изменилась и стала сильнее? Надо выглядеть жертвой.

Она оперлась о свой автомобиль. В салон садиться Марина боялась: закрытое пространство действовало на нервы, казалось, что она сама себя погребла, и некуда бежать, а здесь есть хотя бы иллюзия свободы.

Интересно, где притаились враги? Марина оглядела парковку. Засели в одной из машин? Наблюдают из-за квадратных колонн, держащих свод? А еще интересовало, какая сила заставила людей исчезнуть. Всем им срочно понадобилось в туалет? Те, кто собирался уезжать, вспомнили, что забыли что-то купить?

Не важно. Важно то, что происходит сейчас. Важны секунды, вытекающие, будто кровь из раны. Марина втянула воздух, смакуя запах бензина, пластика и дорогого парфюма. Наверное, Ян, читающий ее переписку и прослушивающий телефон, уже прочел сообщение Артура и ждет, когда появится недавно обретенный союзник и можно будет действовать.

А если Артур не придет? Мало ли, передумает в последний момент, подвернет ногу, его перехватят раньше. Что делать тогда? Бежать под прикрытием Яна?

Они с ним, как те два ребенка с макетами лазерных мечей, противостоящие взрослым. Снова пиликнул телефон в сумочке. Марина попыталась расстегнуть молнию, но пальцы не слушались. Справившись, она прочла сообщение: «Иди на второй этаж. За тобой следят».

Это что за ерунда? Такого в плане не было! Марина завертела головой, обливаясь потом, попыталась не паниковать, а найти логическое объяснение. Или Артур хочет, чтобы все выглядело правдоподобно (он должен почувствовать эстонок и насторожиться), или враги заняли неудобную позицию, и Артур пытается привести их туда, где будет удобно ему. Достоверности ради, промазывая мимо кнопок, Марина написала: «Куда именно», огляделась, но не заметила ничего странного.

На негнущихся ногах она поплелась по серой ленте дороги с третьего этажа стоянки на второй, вдоль припаркованных машин. На улице было ветрено, и сквозняк завывал, стонал в вентиляционных шахтах. Эхо шагов мячом билось о стены.

Интересно, где скрываются эстонки? Куда придет Артур? Или он уже ждет, прячется, улучает удобный момент?

Одной рукой Марина сжала мобильный, второй — все еще завернутый пистолет, спустилась на ровную дорогу и тут увидела двух женщин и мужчину, стремительно удаляющихся от нее вдоль ряда машин к спуску на первый ярус, они двигались почти бесшумно. Эстонки мчались впереди, сосредоточенные на невидимой Марине цели. Ян отставал.

Они засекли Артура, проникшего на стоянку через ворота первого этажа, он предупредил Марину; чтоб спускалась и, очевидно, вступала в игру. Каждое движение давалось с трудом, как во сне, когда бежишь на месте. Конечно же, это иллюзия, так бывает, когда стараешься бежать впереди паровоза. Да еще присутствие жителей Эдема тормозит.

Макушку Яна она еще видела, он исчезал за полукруглым поворотом стоянки. Вроде пистолета у него не было, он размахивал пустыми руками. Марина заставила себя бежать быстрее. Вскоре Ян исчез из поля зрения, и к ощущению чужака примешалось еще одно чувство: Артур был поблизости.

Они скоро встретятся, а Марина плетется черепахой!

Выскочив на закругление дороги, где начинался спуск на первый этаж, Марина замерла, невольно шагнула назад. Эстонки сбавили шаг, теперь они двигались осторожно, синхронно вертели головами: Сигрид смотрела вправо, Агнета — влево. Ян все больше и больше отставал, тоже озирался — не понимал, что происходит и почему изменился план. Обернулся назад, заметил Марину, она показала «о’кей» — он кивнул и отвернулся.

Странно, но Марина больше не чувствовала ни врагов, ни Артура, и это беспокоило ее. Наверное, эдемки «глушили сигнал». На всякий случай она попыталась сосредоточиться — вдруг сейчас навстречу врагам шагнет Артур, и ему понадобится помощь. Вдохнуть, выдохнуть, расфокусировать взгляд…

Зрение изменилось, и теперь Марина видела странное. Эстонки были людьми лишь снаружи, под тонкой оболочкой (белая кожа, прозрачные глаза, дорогие брючные костюмы) клубилась жадная тьма. Другого определения не подобрать: именно жадная. Тьма эта имела миллионы оттенков, была плотной, как дым от горящей покрышки, и настолько же ядовитой, и сочилась из «эстонок», ощупывала пространство. Именно ее почувствовали люди, и инстинкт самосохранения погнал их прочь. Марина поняла — стоит одному черному протуберанцу дотянуться до нее — и все. Весь свет, всю жизнь выпьет из нее ненасытная утроба.