Любовь приходит в черном

Мы ценим искренность, дорожим мгновением, гоняемся за птицей счастья. Именно страх опоздать делает нас живыми.

Можно ли назвать живыми эстонок и Главного?

Артур постоянно ходит по лезвию. Наверное, только благодаря этому он и не утрачивает сходство с человеком.

А я… Чего хочу я? Такого… Чтобы сказать: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно».

Рядом посапывал Ян. Марина повернулась на левый бок, лицом к нему. Как настоящий джентльмен, Ян спал под отдельным одеялом, точнее, за неимением такового, под покрывалом. Голова его покоилась на сгибе локтя, и лицо во сне оставалось подвижным, беспокойным: Ян хмурился, между бровей залегла тонкая складка, ноздри раздувались, будто его обуревала злость, а губы были сжаты в ниточку.

А ведь завтра может не быть. И Яна, и ее, и Артура… Так тоскливо, холодно стало от этой мысли, что Марина аккуратно придвинулась ближе, коснулась кончиками пальцев его щеки — лицо тут же разгладилось, стало настолько доверчивым и беззащитным, что Марине захотелось поцеловать Яна. Она приподнялась на локте, наклонилась и коснулась губами уголка губ. Ян распахнул глаза — резко, как будто и не спал, но не шевелился, только смотрел.

Она почувствовала прилив желания: не столько секса, сколько обычных объятий. Марина скользнула к Яну под покрывало и обняла его.

И все-таки Ян был не совсем джентльменом — он спал полностью голым. Марина же — в майке и трусиках, и не помнила, раздевалась она сама или же ее раздел Ян. Отступать было поздно, да и нелепо после всего, что между ними произошло раньше. Марина приникла к Яну всем телом, спрятав лицо у него на груди. Ян тепло пах сном, тем особым сладковатым запахом, еле-еле заметным, которым пахнут только крепко спавшие люди всего несколько минут после пробуждения. Он обнял Марину — подчеркнуто нежно, ни к чему не обязывая, но скрыть возбуждение не смог бы при всем желании. Марина закинула ногу поперек его живота.

Еще не поздно было отступить, спрятаться под другое одеяло и заснуть.

Но от дневных сомнений не осталось и следа, Марина твердо знала, с кем хочет быть, и понимала, что соскучилась по Яну — с ним, и только с ним было настоящее, не навязанное почти магической харизмой, как с Артуром, не вымученное, как с другими любовниками, а свое, природное.

И отказываться от этого в последнюю ночь жизни Марина не собиралась.

Ян все еще не проявлял инициативы, хотя дыхание его стало чаще, и это раздразнило Марину: она провела рукой от его груди ниже, к жестким волосам, и крепко обхватила член — он не помещался в руку — скользнула кольцом пальцев вверх и вниз. Ян застонал. Марину охватил азарт. Снова легко коснувшись губами его губ, она нырнула под покрывало с головой. Стало совсем темно, и в этой темноте особенно четко Марина слышала возбужденное дыхание Яна, да и собственное, хрипловатое.

Она высунула кончик языка и пощекотала им обнажившуюся головку, одновременно продолжая двигать рукой. Ян снова застонал, подался бедрами навстречу, но Марина отстранилась. Не переставая ласкать его, сдвинулась еще ниже и принялась посасывать яички — жадно, как леденец.

— Подожди, — прошептал он, — я так кончу.

Почему-то от его слов она возбудилась еще сильнее — низ живота аж заныл. Марина облизала сначала только головку, но потом, ритмично дыша, взяла в рот его член глубоко. Ян ухватил ее пятерней за волосы и вошел до упора, заставив Марину закашляться. Наконец-то застенчивость слетела с него, он двигался сильно, вольно, и Марина извивалась, кашляла, но принимала его. Он кончил со стоном, она проглотила и откатилась в сторону.

— Ты… ты самая лучшая, Марина, ты самая лучшая!

Они поменялись ролями — теперь Ян ласкал ее, его губы скользили по ее напрягшимся соскам, по животу, не минуя ямку пупка. Повел языком ниже.

— Сильнее! — простонала она. — Пожалуйста, сильнее!

Ян откликнулся на призыв.

Марина металась, будто в жару. Ничего человеческого не осталось в ее движениях, мозг отключился, все сомнения испарились, стыд улетучился: только удовольствие, древнейшее, животное.

Она выгнулась навстречу его языку так сильно, что встала на мостик, касаясь кровати только макушкой и пятками. Ян гортанно вскрикнул, подхватил Марину — она ногами оплела его поясницу и закинула руки за шею, прижалась всем телом, потерлась — и поняла, что он снова хочет.

Ян вошел в нее, и Марина тут же кончила, закричав от восторга. Яркие, цветные вспышки перед глазами, ногти царапают плечи, движение — сверху вниз и навстречу, и мир кружится, кружится вокруг своего средоточия — пары, занимающейся любовью.

— Я… тебя… Марина, я так сильно тебя люблю!

Он опрокинул ее на спину, осыпая поцелуями лицо, шею, грудь. Марина уже не понимала, где верх, где низ, удовольствие было слишком интенсивным, на грани боли, и тело начало дрожать, как в лихорадке.

— Подожди, — прошептала она, — Ян, дай мне отдохнуть…

Он то ли не услышал, то ли не захотел услышать, и движения его стали еще интенсивнее. Марина закинула руки назад, за голову. Кричать она уже не могла, даже дышать, казалось, не могла. Длительный и яркий оргазм накрыл ее с головой и не прекращался, то немного стихая, то возобновляясь — волнами. Ян прижал ее к себе так, что хрустнули ребра, он кончил, Марина тоже достигла самой вершины наслаждения и потеряла сознание.

После они снова заснули, и Марина очнулась через несколько часов, чувствуя себя полностью отдохнувшей. Ян еще спал, на этот раз — раскинувшись на кровати. Вспомнилось старое «я в постели звезда, а если пальчики растопырю — ваще снежинка!» Марина улыбнулась своим мыслям, поцеловала Яна и поднялась.

Хотелось в душ и очень, просто безумно, хотелось есть. Мисска терлась о ноги с голодными воплями, и Марина ее понимала. Но самодисциплина — основа здоровья, и Марина сначала все-таки забежала в ванную. Под теплыми струями воды стало казаться, что все получится, что они обязательно победят и жизнь будет долгой и наконец-то счастливой, а главное — наполненной смыслом. Ведь что может быть лучше служения своему миру?

— Мы вам покажем, — обратилась Марина к потолку, — «неразвитых», мы вам покажем, на что способны! Придумали тоже, за наш счет жить вечно. Вам, значит, город-сад и юность, а нам — смерть, грязь, страдания? Фигушки! Мы можем жить лучше и будем жить лучше, если всякие улыбчивые упыри не будут из нас соки тянуть!

И рассмеялась, оценив нелепость патетической речи: голая девушка в мыльной пене, потрясая мочалкой, грозит потолку.

Закутавшись в любимый плюшевый халат и повязав волосы тюрбаном из полотенца, Марина вышла на кухню.

За такую любовь мужчину положено кормить, да и самой хотелось бы сытного завтрака. Однако ревизия холодильника показала, что сытный завтрак светит только Мисске, а до того, чтобы отнимать у кошки консервы, Марина еще не опустилась.

Вспомнилось любимое мамино выражение: настоящая женщина может из ничего сделать скандал, шляпку и салат. Скандал — пожалуйста, но из двух сморщенных яблок салат при всем желании не изобразишь. Даже яиц нет, чтобы по-быстрому пожарить глазунью.

Марина смотрела, как Мисска уплетает аппетитные кусочки чего-то там в каком-то там соусе и размышляла: одеться и быстренько выскочить в круглосуточный на углу? Ян проснется и испугается. Одолжить пяток яиц у соседки?

— А поесть тут дают? — Ян подкрался сзади, обнял, поцеловал в шею и шепнул: — Не забывай про прослушку.

Марина закрыла рот рукой, схватила телефон и заперла в ванной. Сейчас как никогда хотелось спустить его в унитаз, но для убедительности маячок должен был все время находиться с ней, сигнализировать врагам, что все в порядке, жертва ни о чем не догадывается и находится, где ей и положено быть.

— Увы, мои суперспособности на сотворение еды из воздуха не распространяются, — проговорила она, вернувшись, — как раз думала, не сбегать ли в магазин.

— Закажи пиццу, — посоветовал Ян. — Пока ее будут везти, мы успеем еще раз обсудить план…