На Другой Стороне

— Как я и говорил, со временем ты поймёшь, — сказал маленький пират. — Нигде нет спасения. ТЕНЬ здесь, потому что всё это — тоже часть ДРУГОЙ СТОРОНЫ.

Можно было бы подумать, что это просто сон, что Дениса разморило на родном крыльце, и он свернулся калачиком там, где раньше висел жёлтый гамак. Но реальность беспощадна. Она сразу даёт тебе понять, что бесполезно даже озираться в поисках укрытия. Ты с отчаянной ясностью понимаешь, что насланными Морфеем галлюцинациями здесь даже не пахнет. И тогда в тебе кто-то переворачивает песочные часы, и лёгкие сжимаются, трепещут от недостатка воздуха.

— Сколько прошло времени? — спросил он голосом человека, который проспал всё на свете.

— Я предупреждал, что в твоей иллюзии могут пройти годы, — мальчик оттопырил нижнюю губу и прибавил: — Смотри-ка, каким вымахал.

Слова, которые произнёс мальчик, были словно отпирающее заклятие. Денис будто наяву услышал, как к ногам его свалился тяжёлый замок, выпуская из ржавой клетки (способной удержать только самых бесплотных созданий) стаю прожитых лет со всем их весьма эфемерным жизненным опытом.

— А у вас? — жадно спросил он. — Сколько времени прошло у вас?

Пожатие плечами.

— Полчаса. Может, даже меньше. ТЕНЬ вымахала ещё на несколько дюймов в высоту. Доминико предложил оставить маяк и нарисовать корабль. Возможно, так мы могли бы выиграть ещё некоторое время. В конце концов, есть же другие земли. Множество других земель. Всё бы ничего, но мой карандаш остался у тебя.

Денис опустил руку в карман брюк и нащупал огрызок карандаша. Это был не тот карандаш, который имел ввиду мальчик. Этим мужчина записывал расписание поездов, а до этого ставил отметки на геологических картах. Кто такой Доминико, Денис так и не вспомнил, зато понял, что малыш в отчаянии. Ноги его, наверное, дрожали, как у загнанного гиенами к обрыву оленёнка.

— Доминико мой самый верный спутник, — продолжал мальчик, — и он верит в меня, но я на такое не способен. Целый корабль! У меня, может, и хватит знаний — я же, в конце концов, был капитаном, — но не фантазии или времени. Тем более, в такой момент.

Максим (Вот! Вот, как его зовут!) смотрел вперёд, в пустоту, и то, на что он смотрел, было скрыто от взгляда Дениса. Денис только видел наполовину скрывшееся за домами солнце, у горизонта чернела уходящая туча, брели по небу стада облаков, набирал высоту самолёт — гул его можно было различить на фоне обыкновенного городского шума, если прислушаться.

— Просить тебя мне помогать было бы неправильно, — продолжил малыш. — Хотя у тебя бы отлично получилось, с такой великолепной фантазией. Ты здесь вырос, стал большим дядей… почти уже состарился. Ты, наверное, теперь великий творец? Художник или писатель. Хотя, о чём это я: я тебя творцом не придумывал. Я придумал тебя для того, чтобы родители не сильно горевали.

Денис опустился на корточки, а потом сел прямо в крапиву, не обращая внимания на жжение в кистях.

— Ничего не получилось, — сказал он. Внутри словно раскрылись какие-то ворота, воспоминания текли через них, не встречая сопротивления. — Я сбежал. Мама умерла в одиночестве, а отец… кто бы знал, где он сейчас?

Максим печально смотрел на него сверху вниз.

— Я хотел, чтобы было как лучше, но сами в себе мы можем желать всё что угодно. Я думал, может, что-то хорошее случится с нашими родителями или со мной, если я буду думать о хорошем. Не я, так кто-то другой… Я ошибался. Не расстраивайся. Скоро не останется ничего. И нас тоже.

— Ты по-прежнему не знаешь, что там, на ДРУГОЙ СТОРОНЕ?

— Ничего. О чём здесь рассуждать? Это просто одно большое ничто. Червоточина в яблоке. Да только тот червяк вымахал до таких размеров, что готов сожрать весь плод.

Из окна соседского дома выглянула и тут же спряталась женщина в широкополой шляпе и чёрном платье. «Денис, это же моя мама! Она не сделает тебе ничего плохого», — вдруг вспомнились Денису слова Варры (Вари?!) там, на ДРУГОЙ СТОРОНЕ. Он подумал, что Варра, возможно, могла бы рассказать им больше. Предполагается, что пустота не содержит ничего, но это означает — совсем ничего, но эти образы — женщина, коляска — они должны были откуда-то появиться.

— Ты боишься неизвестности, — сказал Денис Максиму. — Твоя ДРУГАЯ СТОРОНА — вот тоже неизвестность. Ты же ничего про неё не знаешь. Ни что она такое, ни откуда произошла… Вот я… я даже не знаю доподлинно, кто я такой.

Максим приподнял брови.

— Я же говорил, и совсем недавно. Это я тебя придумал.

— От этого мне легче не станет, — повысил голос Денис. — Знаешь, что я понял за всё это время? Не за полчаса, прошедших у тебя, а за десятилетия, минувшие у меня. Ты же не видел как я жил, а я между тем научился принимать самостоятельные решения. Свои собственные, идущие вопреки всему. Вряд ли они были правильными… скорее любой разумный человек пришёл бы в ужас, расскажи я историю своей жизни. Но я о них не жалею. Это моё, это всё — моё! Тебе хватит играть в маленького мальчика и пора бы уже стать мужчиной.

Максим посмотрел на свои ладони. Снизу казалось, что число пальцев на его руках непрерывно множится. Весь мир стал шатким, как будто какой-то злодей подпилил у него ножку. Сидя радом с непрерывно разрастающейся ТЬМОЙ, Денис больше не мог быть ни в чём уверен. Была уверенность только в собственной злости на брата, которого он сейчас с удовольствием бы отшлёпал.

— Что толку? Я никогда не стану по-настоящему взрослым. Я — пустота. Призрак былого. Наверное, моё предназначение — погибнуть вместе с последним клочком ДРУГОЙ СТОРОНЫ.

Денис почувствовал, как ноги вознесли его на неожиданную высоту — успелось уже забыться, что ростом он теперь повыше, чем среднестатистический мальчик десяти лет. Правда, высоту всё равно недостаточную, чтобы вытащить маленького нигилиста из окна. С досады он топнул ногой:

— Тогда я покажу тебе, что значит быть взрослым. Я пойду посмотрю, кто там пугает моего маленького братика. Загляну в этот тёмный шкаф и, если понадобится, приведу тебя за ручку и покажу, что ничего страшного в нём нет.

Максим грустно спросил:

— А если есть? Если это на самом деле конец всего?

Денис скорчил упрямую гримасу.

— Тогда я, по крайней мере, узнаю об этом первым.

Он выбрался из зарослей. Ноги не держали его — они дрожали, конечности тряслись, не то от возмущения, не то от страха, хотя, страха не было. Денис чувствовал только бесконечную растерянность. Он всё никак не мог совладать со своим ростом, с длиной конечностей, которые болтались как верёвки с навязанными на концах узлами и неловко задевали друг за друга. Вся его жизнь — всего лишь несколько секунд между отступающей волной и набегающей на берег вновь. Рисунок, который оставила волна, следы птахи, подхватившей с земли мелкое ракообразное, все эти простые прекрасные вещи неминуемо исчезнут: какие маленькие они по сравнению с морем!

Придерживаясь за шаткий зелёный забор, такой обыденный на фоне того, что творилось вокруг, Денис вошёл в темноту.

И пропал навсегда.

Волна вновь лизнула берег.

Он не оглянулся в последний момент и не видел, как брат свешивается из окна, протягивая вслед руки. Очки сорвались с его носа, как две капли воды, и упали в крапиву.

— Ты не вернёшься, — шёпотом сказал Максим.

Забрался на подоконник с ногами, потом свесил их наружу.

— Я иду за тобой!

— Ты решил? — спросили сзади, из глубин комнаты. — Святая Мария-искупительница, что же мне тогда останется? Броситься головой в омут, как эти ненормальные?

— Он — это я… — Максим захлёбывался словами. Он смотрел на печального испанца, и глаза его были широко раскрыты. — Я старался придумать для родителей хорошего сына. Сам видишь, что получилось.

— Ты не виноват, — сказал призрак печально. Он торчал посреди тёмного помещения, несуразный, словно оплавленная свеча. Сквозь стены, сквозь книжные полки, сквозь коробку с покрытыми пылью игрушками проступил аскетичный интерьер маяка. Пейзаж за окном тоже менялся — скворечник на рябине маячил на фоне бескрайних степных просторов; казалось теперь, будто это гнездо одинокого человека-кукушки.