Народ, или Когда-то мы были дельфинами.

Глава 15

Мир вверх тормашками

Мау пришёл в себя. Незнакомая женщина кормила его кашей с ложечки. Увидев, что он открыл глаза, она слегка взвизгнула, чмокнула его в лоб и выскочила из хижины.

Глядя в потолок, Мау ждал, пока вернутся воспоминания. Кое-что ещё было в тумане, но дерево, топор и смерть Кокса он видел так же ясно, как геккончика, который сейчас сидел вниз головой на потолке и смотрел на Мау. В памяти всё отложилось так, словно Мау наблюдал за кем-то со стороны. В событиях участвовал другой человек, и этим другим человеком был он сам.

«Интересно, — подумал он, — а что, если…»

— Не бывает!

Этот вопль пронзил голову Мау, словно молния. Клюв, из которого он исходил, располагался в шести дюймах от уха Мау.

— Покажи нам… — Попугай осёкся, забормотал что-то вполголоса, потом довольно мрачно закончил: — Невыразимые.

— О, замечательно. Как ты себя чувствуешь? — спросила, входя в хижину, девочка-призрак.

Мау сел, как подброшенный пружиной.

— Ты вся в крови!

— Да, я знаю. Моя последняя хорошая блузка, — ответила Дафна. — Зато больному стало гораздо лучше. По правде сказать, я собой горжусь. Мне пришлось отпилить человеку ногу ниже колена! А рану я запечатала — плеснула на неё из ведра горячей смолы, точно как в учебнике!

— Разве это не больно? — спросил Мау. От того, что он сел, у него закружилась голова, и он снова лёг.

— Нет, если держать ведро за ручку. — Она посмотрела на его непонимающее лицо. — Извини, это была шутка. Благослови небо миссис Бурбур: она может усыпить человека так, что он не проснётся, что с ним ни делай. В общем, я думаю, он выживет, а с такой ужасной раной на это нельзя было и надеяться. А сегодня утром мне пришлось отпилить ступню. Она вся… в общем, это был кошмар. Людоеды просто ужасно обращались с пленниками.

— И теперь ты отпиливаешь от них негодные куски?

— Спасибо тебе большое. Вообще-то это называется хирургия. И это совсем не трудно, если только найти кого-нибудь, чтобы держал справочник открытым на нужной странице.

— Нет, нет, я не говорю, что это плохо! — торопливо поправился Мау. — Я только… просто потому, что ты этим занимаешься. Я думал, ты не выносишь вида крови.

— Потому я и стараюсь её остановить. Раз уж могу что-то исправить. Ну-ка, давай поставим тебя на ноги.

Она обхватила его руками.

— А что за женщина меня кормила? Я её вроде бы где-то видел.

— Она говорит, что её настоящее имя Фи-а-эль, — ответила Дафна. Мау вцепился в стену, чтобы не упасть. — Мы её раньше звали Безымянной Женщиной, а теперь зовём Женщиной — Бумажной Лианой.

— Что? Но ведь она совершенно по-другому выглядит…

— Её муж оказался в одном из тех каноэ. Она сразу подбежала к нужному каноэ и вытащила оттуда мужа своими руками. Разрази меня гром, если я знаю, как она угадала. Я послала её смотреть за тобой, потому что, ну, это ему я вынуждена была отпилить ногу.

— Ньютон лучше всех! — заорал попугай, прыгая вверх-вниз.

— А я думал, попугай погиб, — сказал Мау.

Все думали, что попугай погиб, кроме самого попугая. Он объявился вчера. У него не хватает одного пальца на ноге и кучи перьев, но, думаю, когда у него заживёт крыло, всё будет в порядке. Теперь он за птицами-дедушками бегает. Им это страшно не нравится. И я, э-э-э… начала его перевоспитывать, чтобы не ругался.

— Да, я так и подумал, — ответил Мау. — Что такое Ню-тан?

— Ньютон, — рассеянно поправила Дафна. — Помнишь, я рассказывала тебе про Королевское общество? Он был одним из первых его членов. Я считаю, что он величайший из всех учёных, которые когда-либо жили, но в старости он сказал, что чувствовал себя лишь маленьким мальчиком, собирающим камушки на берегу необъятного океана неизведанных истин.

Мау сделал круглые глаза. Дафна, потрясённая, поняла, что давно не видела его таким молодым.

— Он был на нашем пляже?!

— Ну, э-э-э… не на этом пляже, конечно, — объяснила Дафна. — Может, он и вообще не был ни на каком пляже. Брючники называют это метафорой. Это такая особенная ложь, которая помогает понять правду.

— А, про эти я всё знаю, — ответил Мау.

— Не сомневаюсь. — Дафна улыбнулась. — А теперь пойдём на свежий воздух.

Она взяла Мау за руку. У него в нескольких местах была сильно содрана кожа — он не помнил, как это произошло, — всё тело болело, а на месте уха была рваная рана. Но он легко отделался. Он вспомнил пулю в воде — как она замедлила ход и свалилась ему на ладонь. Вода бывает жёсткой — это знает любой, кто хоть раз падал на неё животом с высоты, — но всё равно…

— Идём же! — воскликнула Дафна, таща его на свет.

В Женской деревне кипела жизнь. Люди работали на полях. На пляже было людно. В лагуне даже играли дети.

— У нас так много работы, — сказал Мау, качая головой.

— Они её уже делают, — ответила Дафна.

Они стояли молча и смотрели. Скоро люди заметят их, и они вернутся в мир, но пока что они были частью пейзажа.

Через некоторое время девочка сказала:

— Я помню время, когда здесь ничего не было… только мальчик, который меня даже не видел.

А мальчик сказал:

— Я помню девочку-призрака.

После ещё более длинной паузы девочка спросила:

— Ты бы согласился вернуться назад? Если бы мог?

— Ты хочешь сказать, если бы не было волны?

— Да. Если бы не было волны.

— Тогда я бы вернулся домой, все были бы живы и я бы стал мужчиной.

— Ты бы предпочёл быть тем мужчиной? Поменяться с ним местами? — спросила девочка-призрак.

— И не быть собой? Не знать, что мир — шар? Не встретить тебя?

— Да!

Мау открыл рот, чтобы ответить, и обнаружил, что слов слишком много — они застряли. Пришлось ждать, пока в них не показался просвет.

— Как я могу тебе ответить? Я не знаю нужных слов. Был мальчик по имени Мау. Я мысленно вижу его. Он так гордился собой, потому что собирался стать мужчиной. Он оплакивал свою семью и превратил слёзы в ярость. Если бы мог, он сказал бы: «Да не будет!», и волна укатилась бы обратно, словно её никогда и не было. Но есть другой мальчик. Его тоже зовут Мау, и голова его не может вместить того, что он узнал. Что он может сказать? Он родился в этой волне, он теперь знает, что мир — круглый, он встретил девочку-призрака, которая сожалеет, что стреляла в него. Он звал себя синим крабом-отшельником, мечущимся по песку в поисках новой раковины, а теперь он смотрит на небо и знает, что любая раковина будет слишком мала. Любая. Как ты попросишь его не быть? Любой ответ неверен. Я могу быть только тем, кто я есть. Но иногда он плачет у меня внутри, зовя своих родных.

— И сейчас плачет? — спросила Дафна, глядя в землю.

— Каждый день. Но очень тихо. Ты не услышишь. Послушай, я должен тебе рассказать. Локаха говорил со мной. Он простёр надо мной свои огромные крыла там, на пляже, и прогнал охотников за черепами. Ты не видела?

— Нет. Охотники за черепами бежали, как только упал Кокс, — сказала Дафна. — Ты хочешь сказать, что ты повстречался со Смертью? Снова?

— Он сказал мне, что миров больше, чем чисел. И «не бывает» на самом деле не бывает. Бывает только «бывает где-нибудь ещё».

Мау пытался объяснить, а она пыталась понять.

Когда у него кончились слова, она спросила:

— Ты хочешь сказать, что где-то есть мир, где волны не было? Где-то… там?

— Думаю, да… Я думаю, что я почти увидел этот мир. Иногда по ночам, карауля на берегу, я его почти вижу. Я его почти слышу! И там есть Мау, человек, который я, и я жалею его, потому что в его мире нет девочки-призрака…

Она обняла его за шею и осторожно притянула к себе.

— Я бы ничего не стала менять, — сказала она. Здесь я не какая-то кукла. Я приношу пользу. Люди меня слушают. Я совершила поразительные вещи. Разве я могу вернуться в прежнюю жизнь?

Ты это собираешься сказать отцу? — В голосе Мау слышалась печаль.

— Да, наверное, что-то вроде этого.