Империя (СИ)

– Конечно, Красс, я знаю его. Я все про него знаю. А теперь будь так добр, возьми перо и впиши парней в список легиона. Не трать даром ни мое, ни свое время. Ведь оно так дорого.

– Ах да, конечно, конечно. Ты, как всегда, прав, – садясь за стол, произнес Красс и снова замер. – А рекомендательные письма есть?

– Есть, Красс, есть. Пиши, а я принесу их тебе сегодня вечером домой и вручу лично в руки.

– Да, да, да, – улыбаясь, принялся было писать, но вдруг снова замер хитрый старик.

Видя это, Сципион тут же добавил:

– И не только письма, Красс. Делай свое дело, и ты будешь вознагражден по заслугам.

– Ну, что вы. Не стоит. Я всего лишь исполняю свой долг и лишь на всякий случай интересуюсь и все проверяю, – после этих слов он, не глядя на посетителей, вписал их имена в заветный список и, поднявшись с места, проговорил: – Ну что, бывшие юноши! Поздравляю вас! Теперь вы солдаты Римской империи, легионеры пятого легиона! Грамоты о зачислении получите завтра утром на построении – их выдаст вам центурион Публий. Амуницию и оружие возьмете на складе, тоже завтра. А пока ступайте в казарму, легионеры. Вас туда доведет тессерарий [5], он уже ждет вас у выхода.

Парни, не зная, что ответить, словно дети, неловко попятились к двери. Выйдя на свежий воздух из темного помещения, они, жмурясь от солнечного света, стали пристально всматриваться в шныряющих повсюду солдат, пытаясь угадать, кто из них должен проводить их в казарму.

– Ну что, поздравляю вас, – спокойно произнес Сципион, который вскоре вышел следом.

– А что нам теперь делать? – растерянно поинтересовался у него Луций, понимая, что они попали туда, где больше не будет их привычной, размеренной и такой понятной жизни. С этого момента они с потрохами принадлежат своим командирам и империи, которая практически с самого рождения тыкала их в грязь лицом. И как только они поднимали голову, на них сверху вновь опускался ботинок, отправляя несчастных на самое дно жизни.

– Когда стемнеет, ты, Луций, придешь к Марку. Он будет ждать тебя и даст тебе указания относительно того, как быть дальше. Сегодня вы еще можете делать все, что угодно, – пока не примете присягу, а это будет завтра на рассвете. И да: если вздумаете куда-то улизнуть, не советую вам этого делать. Будет только хуже, и тогда вам действительно уже никто не поможет. Даже Марк. Я тренировал вас два года. Вы подготовлены лучше, чем любой из этих солдат, но вам все равно придется пройти месячный курс обучения – таковы правила. Не стоит показывать всем здесь, на что вы способны, поскольку это лишь озлобит окружающих. Старайтесь быть как можно незаметнее и не конфликтовать понапрасну – еще успеете. Вам нужно будет самим продержаться весь этот месяц, так как к новобранцам никого не пускают, и вас самих тоже никуда не выпустят, а это значит, что я не смогу вам помочь. Все ясно?

– Ясно, – ответили тихим хором друзья.

– Эй! Тессерарий! – сначала свистнул, а затем крикнул Сципион кому-то у колодца. Человек обернулся и, присмотревшись, зашагал в сторону, где стояли парни. Подойдя поближе и рассмотрев недешевую одежду Сципиона, офицер почтительно поприветствовал того, кто так пренебрежительно позвал его.

– Принимай пополнение. Размести их в казарме центуриона Публия.

– Хорошо, – быстро и четко, по-солдатски, ответил тессерарий, затем повернулся к новобранцам и произнес: – Ступайте за мной.

Проходя мимо казарм за своим провожатым, парни с любопытством и естественным страхом перед чем-то новым и непознанным осматривали все вокруг. В стороне, тренируясь, шагали строем солдаты, отрабатывая боевой марш. Чуть поодаль пороли провинившегося, привязав его к лавке. Немного правее новобранцы оттачивали владение оружием на деревянных столбах. Где-то копали рвы, где-то стреляли из лука, повсюду что-то таскали и постоянно ходили люди. Шум и гомон не замолкал ни на секунду.

– Публий? – неожиданно усмехнувшись, проговорил Ромул. – Зовут, прямо как одного из подхалимов Клементия.

– Брось. Мало ли людей с одинаковыми именами. Не может же нам настолько не везти, – почесав затылок, рассудил Понтий.

– Да уж, он нас тогда с потрохами сожрет и не подавится! – вступил в разговор Луций.

Подойдя к своей казарме, они остановились. Тессерарий приказал им ожидать его, а сам ушел за центурионом. Прождав около часа, парни одновременно открыли рты, когда увидели своего будущего командира.

– Твою мать! – прикрыв ладонью глаза и закачав головой, протяжно произнес Луций.

В доспехах центуриона, держа шлем в одной руке, а плетку в другой, к ним направлялся тот самый Публий. Еще издали узнав новобранцев, он шел к ним с мерзкой и довольной улыбкой. Всегда опрятный, с каким-то слишком плавными, женственными движениями, он был призираем Луцием еще с детских лет. Не способствовало любви к нему и то, что Публий всегда старался быть поближе к власти – поэтому-то он и был так дружен с Клементием, отец которого до своей трагической смерти решал очень многое в Риме. Даже в детстве Публий стремился натравить на таких, как Луций, других ребят, чтобы самому остаться ни при чем. Слабый, но хитрый и избалованный, он всегда выбирал товарищей не по характеру и общим идеям, не по духу и интересам – он искал в каждом выгоду. И вот теперь он уже возглавлял центурию, красуясь в начищенных до блеска доспехах, надетых на дорогую одежду. И было понятно, что без Клементия тут не обошлось. Да, Силан давно умер, но связи с его друзьями у семьи остались, и Клементий, наследник богатого и знатного рода, вряд ли бы оказался без поддержки. А протащить за собой своего верного прохиндея Публия для него не составляло труда. Так рассуждал Луций, глядя на приближающегося командира.

– Ну, здравствуйте, девочки! – улыбаясь во весь рот, промолвил Публий. Что ж, поздравляю вас со вступлением в доблестную римскую армию.

– Они от… – хотел было сказать тессерарий, но Публий сразу пресек его речь.

– Я знаю, кто они! Ступай, ты свободен!

Луций смотрел на Публия и не верил своим глазам. Целый месяц до начала военного похода они должны будут беспрекословно подчиняться этому слизняку. Юноша уже в красках начал представлять, что их ожидает. «Эта сволочь с нас живых не слезет и будет всячески способствовать тому, чтобы мы тут и остались, или совсем замордует до такой степени, что хоть в петлю лезь. А ведь он может. Дать бы этой твари меж глаз по его лоснящейся физиономии, так ведь он тогда и прирезать может, и никто его не осудит. Как на командира руку поднять? Никак. Поэтому тварь и лыбится, чувствуя свою безнаказанность и наше бессилие. Все, началась райская жизнь. Теперь мы для него, что грязь под ногтями», – смотря зверем на Публия, думал Луций. А тот только улыбался, ходил вокруг них, рассматривая, будто рабов на рынке, да щерился во весь рот.

– Что ты веселишься?! Подстилка Клементия! – скривив лицо и не выдержав напряжения, произнес Мартин и шагнул было вперед. Но его моментально остановил Луций:

– Заткнись, Мартин, и стой спокойно.

– Что ты сказал? – перестав улыбаться, подойдя поближе к Мартину и посмотрев ему прямо в глаза, спросил Публий.

– Ничего он не сказал, тебе показалось, – почесав бровь, тихо ответил Луций, но тут же получил сильнейший удар в живот, отчего попятился назад, согнувшись от боли. Превозмогая ее, он, тем не менее, прохрипел: – Спокойно, парни, все нормально.

– Я разве с тобой разговаривал, новобранец?! – заорал Публий, брызгая слюной. На его крик тут же подбежали солдаты, но он, остановив их жестом руки, проговорил: – Живите пока! Завтра. Завтра вы примете присягу, и я лично буду следить за тем, чтобы каждый ваш день был похож на последний. Попробуете сбежать, и я подниму всех на уши и объявлю вас дезертирами, а за это, сами знаете, какое наказание. Так что до завтрашнего утра! Дышите глубже! Наслаждайтесь! Клементий будет рад узнать, кто у меня в подчинении. А с тобой, щенок, я еще поквитаюсь! – грозя пальцем Мартину, произнес он.