Посох царя Московии

Уолсингем скептически улыбнулся и ответил:

— Боюсь, что польские вольности входят в сильное противоречие с истинными намерениями царя Московии. Думаю, что Иоанн Васильевич вряд ли найдет общий язык с потенциальными подданными. Царь Московии человек далеко не глупый, и чувствует серьезную разницу между тем, как он мыслит себя королем Речи Посполитой, и кем его хочет видеть население Литвы и Польши. Великий князь московский, по моему мнению, рассматривает службу панов как одолжение, которое он делает им; их главной привилегией будет обязанность всецело повиноваться ему и беспрекословно исполнять его приказы, что с буйной шляхтой вряд ли возможно. Но про то ладно. Время пока терпит…

Начальник тайной королевской службы испытующе, словно оценивая, посмотрел на Бомелиуса, который под его змеиным немигающим взглядом почувствовал себя очень неуютно.

— Нам нужно думать о более отдаленной перспективе… — медленно сказал Уолсингем. — Руссия укрепляется, захватывает новые территории. В скором времени она может составить большую конкуренцию Британии. Что ни в коей мере не должно случиться. Вам понятна моя мысль?

— В какой-то степени, да, понятна…

— До этого времени вы верно и с большой пользой служили интересам ее королевского величества. Однако этого мало. Нужно хорошо подумать, КТО сменит Иоанна Васильевича на московском престоле? Здоровье у него слабое, все может случиться…

Острый взгляд Уолсингема вонзился прямо в сердце Бомелиуса; лекарю даже дух перехватило. Он хотел было сказать, что здоровью царя Московии можно позавидовать — благодаря его таланту врачевателя, но благоразумно придержал язык, сообразив, на что намекает Уолсингем. И от этого понимания ему вдруг захотелось срочно собрать свои пожитки и ценности, усадить жену Джеки в возок и постараться побыстрее пересечь границу государства Российского, пока не наступила весенняя распутица.

Вместо этого Бомелиус выдавил из себя:

— У великого князя московского есть два сына…

— Знаю. Но мне известно и то, что Иоанн Васильевич недолюбливает своего старшего сына Ивана и полагает, что тот годится только интриговать с поляками против отца. (Да, да, знаю, что это не так, что на царевича кто-то возводит напраслину.) А младшего — Федора — великий князь откровенно считает слабым, негодным к управлению государством.

— Но все равно, если случится непоправимое, трон достанется кому-то из двух…

— Нужно, чтобы шла борьба за трон! Жестокая борьба! Это и будет вашей главной задачей, — жестко отчеканил Уолсингем. — Надо постараться найти на трон Руссии еще хотя бы одного претендента. Искать не торопясь, исподволь, — но найти обязательно. Нам нужна смута в Московии, разруха, наконец голод! Если удастся отдать трон Ягеллонов князю Трансильвании Стефану Баторию, то мы подтолкнем его к войне с Московией. Мы поможем шведам в ливонской войне. Наконец турецкий султан спит и видит, как бы урвать себе кусок русской земли. Руссия должна погрязнуть в междоусобицах, чтобы московитам было не до мыслей о процветании и усилении государства. У вас нет, случаем, на примете какой-нибудь сильной личности, которая могла бы побороться за трон с наследниками Иоанна Васильевича?

— Трудно сказать… — Бомелиус с сомнением покривился. — Если только царские сыновья прикажут долго жить… Да и сам царь…

— Ну уж, сие ваши заботы, — грубо сказал Уолсингем. — С вашими-то талантами… Это само собой понятно. Речь идет не о том.

— Есть у меня на примете один человек…

— Ну-ну! — поторопил своего агента Уолсингем.

— Бориска Годунов. Он из худородных, его отец, Федор Иванович, был помещиком средней руки. Но власть он любит, хоть и скрывает это. Честолюбив не в меру. Умен, хитер, оборотист, зело грамотен. Бориска — племянник Дмитрия Годунова, главы Постельного приказа. В свое время его женили на дочери Малюты Скуратова, а тот всегда был в чести у Иоанна Васильевича. Поэтому Бориска и поднялся высоко. К тому же он породнился с самим царем. Дмитрий Годунов сумел выдать замуж свою племянницу Евдокию Сабурову за царского сына Ивана. А Годуновы и Сабуровы принадлежат к одному роду. Сейчас Бориска, как и его дядя Дмитрий, в большом фаворе у государя. Он доверяет им, как самому себе.

— Отлично! Измена всегда таится вблизи трона.

— В годы опричнины Иоанн Васильевич объявил наследником старшего сына Ивана и отказал ему по завещанию большую часть государства. Но он не желал обделить младшего сына Федора и распорядился дать ему удельное княжество, включавшее города Суздаль, Ярославль и Кострому со многими волостями и селами. Но вся беда в том, что история Московии (настолько меня просветили по этому вопросу) почти не знала случаев ненасильственной смерти удельных князей, особенно при смене властителя на троне. Иоанна Васильевича тревожит мысль о возможном соперничестве сыновей, но он надеется, что благоразумие и ловкость Годуновых помогут предотвратить распри в царской семье после образования удельного княжества Федора. Так что, сами посудите, насколько далеко зашло доверие государя к Дмитрию и Бориске Годуновым. Но Дмитрий уже не молод, а вот Борис при удачном стечении обстоятельств вполне может вступить в спор за трон Руссии.

— Нужно посодействовать этому разумному устремлению, — с отменным лицемерием молвил Уолсингем. — Вы должны втереться в доверие к Годуновым. Возможно, в чем-то им помочь…

— Как раз подворачивается удобный случай, — живо подхватил мысль начальника тайной службы царский лекарь. — В данный момент Дворовую думу возглавляют боярин Василий Умной-Колычев и окольничий князь Борис Тулупов. (Кстати, в связи с переходом на «дворовую» службу Дмитрий Годунов получил повышение — царь пожаловал ему думный чин окольничего.) Мне известно, что Дмитрий Годунов затеял какую-то серьезную тяжбу с Василием Умным-Колычевым, а Богдан Сабуров добивается, чтобы боярин Федор Умной-Колычев был выдан ему головой. Нужно сказать, что бояре Колычевы — первые мои враги при дворе великого князя московского…

— Вот! Не упустите этот шанс. Делайте все, что угодно, но Годуновы должны видеть в вас доброго друга и верного помощника. Помогите Бориске осознать свою исключительность. Льстите ему, лгите, угодничайте, обещайте золотые горы, но дело должно быть сделано. Главное для вас в данный момент посеять в душу Бориски Годунова зерно чрезмерного властолюбия, часто поливать его сладкими речами и розовыми мечтаниями, а взрастет оно и без вашей помощи.

— Да, сэр, я все понял…

Когда Уолсингем попрощался и ушел, Элизиус Бомелиус почувствовал большую слабость, будто из него выпили все жизненные соки. Еще недавно его лазурное будущее при дворе царя Московии вдруг покрылось хмурыми тучами, и дурные предчувствия заполонили его черствую и жестокую душу.

Ивашка Рыков, который по своему обыкновению сидел возле вьюшки и не пропускал мимо ушей речей, которые произносились в жилище царского лекаря, задумчиво покачал головой. Английский язык по-прежнему был для него китайской грамотой, но фамилии бояр он расслышал и понял, что к чему. Ему вдруг стало жалко Колычевых и Сабурова. Из предыдущего опыта работы на Бомелиуса Ворон знал, что теперь они вряд ли долго заживутся на белом свете.

Глава 16. Родноверы

Глеб уселся на камень и сказал:

— Перекур.

Дарья, тяжело дыша, примостилась рядышком. Глеб закурил, затянулся пару раз и сказал немного усталым обыденным голосом:

— Мы ходим по кругу…

— Не поняла… Как это?

— Очень просто. Нас водят.

— Кто?!

— Дед Пихто. Откуда я знаю? Мы понадеялись на тропу, а она облыжная.

Поначалу тропа, протоптанная невесть кем среди лесных зарослей, не вызвала у Глеба никаких подозрений; а что касается Дарьи, то эта стежка вообще показалась ей манной небесной. Она сильно устала, топая по сильно пересеченной местности, и только насмешливые взгляды Глеба, которые Дарья-Дарина иногда ловила на себе, заставляли ее крепче сжать зубы и не хныкать.