Школяр

Филь уставился на дверь, желая поскорей оказаться за ней, так сильно забурчало у него в животе. Не доверяя стряпне Якоба, он хотел успеть вдоволь наесться за оставшееся время и не был намерен пропускать завтрак. Ошибочно приняв его нетерпение за желание приняться за работу, ректор милостиво махнул рукой, разрешая удалиться.

И тут Ян спросил у него:

— Профессор, у вас найдется еще один голубь послать письмо и нашему отцу?

— 19 —

Зима в тот год выдалась суровей прежней. Мороз усиливался с начала декабря и в последних числах месяца совсем сковал Алексу. Тепла под школьной робой хватало на несколько минут, а без натянутого до глаз шарфа можно было остаться без носа.

Филь не раздумывая перелез в раздобытые для него Якобом тулуп, валенки, волчью шапку и рукавицы, пусть воняющие застарелым потом. Хозеки, пытавшиеся форсить поначалу, тоже в конце концов сменили сапоги и перчатки на валенки и рукавицы.

Работа, которой они занимались, их плохо согревала. Библиотечную дверь держали открытой для пущего света, и через неё задувало ледяным ветром. Филь так промерз, что не мог согреться в бане. Ян ощущал себя не лучше. Габриэль утеряла всякую говорливость. Мета то и дело чихала и сморкалась. Анна непрерывно пребывала в дурном настроении.

— Не понимаю, что я тут делаю с вами! — стенала она. — Где была моя голова, когда я согласилась на это? На меня напал морок, не иначе!

Якоб старался облегчить их существование, взяв на себя приготовление еды, отопление дормиториев и баню. Он также помогал им с веревками, которыми поднимали и ставили на место стеллажи, но на большее у него не оставалось времени. Перебирать книги в сумраке зимнего дня и расставлять их по местам он предоставил друзьям.

Новый год и празднование дня рождения Хозеков прошли в угрюмом настроении. Перелом в отношении к ненавистной работе произошел в день, когда над Алексой разразилась снежная буря.

Всё началось с того, что на Анну упал стеллаж. Случилось это после обеда, состоявшего из похлебки, в которую Якоб положил горох, пару кусков свинины и три больших луковицы. Не столько насытившись, сколько остервенев от еды, Анна не придумала ничего лучшего, как попытаться удержать стеллаж, поставленный утром и накренившийся от ветра, ворвавшегося в распахнутую Филем дверь.

Стеллаж набил Анне шишку на макушке и рассек кожу на лбу до крови. Мета, впав в панику, потребовала оказать сестре помощь и остановить кровотечение. Габриэль её поддержала. Вынужденные подчиниться, Ян с Филем оставили работу и устремились к профессорскому жилью в надежде найти что-нибудь, что может помочь.

У ректора, как ожидалось, дверь была заперта. У Роланда с Лонерганом тоже. У отца Бруно, однако, она неожиданно легко поддалась.

Первое, что Филя поразило здесь, был запах: покои отца Бруно насквозь пропитались крепким винным духом. Обстановка гостиной состояла из стола с двумя стульями и продавленного кресла, придвинутого поближе к печи. Больше здесь не было ничего, что плохо вязалось со славой монаха как великого мыслителя.

Ян двинулся к лестнице на второй этаж, когда Филь заметил в свете зимнего полдня блестящую дорожку, ведущую от кресла под лестницу к низкой двери. Доски пола вдоль неё были отполированы ногами хозяина, который, видать, частенько пользовался этим путем. Филь толкнул Яна в бок, и они, скользя в заснеженных валенках по промерзшим половицам, поспешили в подвал.

Чуть не упав на крутой лестнице, они отыскали в полутьме у стены на полке гамур, потом пятисвечник с огнивом. Когда подвал осветился, он оказался очень просторным.

Вдоль его стен стояли четыре объемистых шкафа, один с книгами, остальные — с бутылками. На столе возвышался перегонный куб, известный друзьям по лекциям Лонергана. Филь вынул пробку из большой емкости и сунул в неё нос — пахло вином. Ян сделал то же с емкостью поменьше и закашлялся.

— Spiritus vini, — выдохнул он на латыни. — Невероятно крепкий! Что может делать с таким наш монах? Не пьет же он его!

Филь плохо помнил, что такое спиритус, однако вспомнил, что Схизматик ссылался на него как на средство для очищения ран. Забрав у Яна емкость, он обернулся к Габриэль с Анной и Метой, спускавшимся по лестнице.

— Мы обнаружили вас по следам, — сообщила Габриэль.

Анна несла в руке шапку. По её лбу стекала кровь вдоль брови к подбородку. Испугавшись, как бы она не потеряла всю кровь, Филь вылил ей на голову содержимое емкости.

— Это тебе поможет, — ободряюще произнес он.

Анна взвизгнула, ударив его по руке. Сосуд полетел в угол и разбился о медный чан. Затем Анна кинулась на Филя с кулаками. Защищаясь, он завопил:

— Ты чего ты дерешься? Для очищения раны нужно много жидкости, и чем больше, тем лучше!

От паров спирта, заполнивших подвал, все закашлялись, что остудило гнев Анны.

— Славно воняет, — тоном знатока протянул Ян.

Анна принюхалась и по-собачьи помотала головой. В стороны полетели пахучие брызги. Габриэль с Филем прикрыли носы руками. Мета попятилась от сестры.

— Пусть не одной мне достанется! — удовлетворенно сказала Анна.

Она стряхнула с себя остатки спирта и провела ладонью по лбу. Ссадина больше не кровоточила.

— Даже повязка не нужна, — сказала Габриэль. — Молодец, Филь!

Филь пригляделся: его «лекарство» подействовало лучше, чем он ожидал.

— Надо с собой прихватить этого зелья, — сказал он. — Вдруг еще что-нибудь на кого-нибудь упадет!

Он порылся в ближайшем шкафу и вытащил на свет запыленную бутылку. Мета нахмурилась, но ничего не сказала.

— Схизматик говорит, что и внутрь принять не вредно, — заметила Габриэль.

Ян сунулся в шкаф и, достав оттуда две глиняные чарки, плеснул в них тягучей красной жидкости.

— О, это похоже на то, что потребляет наш папенька! — заинтересовалась Анна.

Она бесстрашно выпила содержимое чарки. Её лицо сразу зарумянилось.

— Вкусно, — сказала она.

Ян последовал её примеру.

— Неплохо, — поддержал он. — Если именно это пьет наш отец, у него губа не дура.

Тут уже Филь не выдержал и протянул руку к чарке, за ним — Мета. Габриэль попробовала напиток последней.

— Это, по-моему, какая-то настойка или наливка, — сказала она. — Мне подобную давали в Хальмстеме, когда я болела. Губы щипет, но очень вкусная!

Филь почувствовал, как у него зашумело в голове, и мир окрасился в розовые цвета. Сквозь них он разглядел, что на стоявшей у подсвечника бутылке имеется этикетка, на которой нарисованы ствол дерева без кроны с удалявшейся от него лошадью, следовавшей за козой. Боясь, что этикетка загорится, Филь отодвинул бутылку в сторону.

Анна протянула к ней руку, причмокнув губами:

— Дай-ка еще… Наконец-то нашлось, чем скрасить наши мерзлые будни!

После второй чарки все забыли, что находятся в промороженном подвале. Филь с Яном сняли шапки, Анна расстегнула меховой плащ. Мета стянула огромные мохнатые рукавицы.

Филь, не сдерживая улыбки, смотрел на её румяное лицо. Оно было прелестно. Он ощутил страстное желание немедленно поцеловать его.

— Что смотришь? — спросила Мета, зардевшись пуще прежнего и опустив глаза.

На её щеки упали густые тени от ресниц, и сердце Филя бухнуло, как в прошлом году. Его спасла Анна, язвительно заметив:

— Это он проверяет на тебе свою харизму, дорогая!

Ян фыркнул в чарку, забрызгавшись вином. Габриэль с подозрением уставилась на брата. Затем, прищурившись, она перевела взгляд на Мету. Филь в панике подумал, что его сестра способна причинить много неприятностей, узнай она, что творится в его душе, и, собравшись с силами, невинно проговорил как мог: