Паргелий (СИ)

Верховная, кажется, тоже это поняла.

- Иди сюда, - велела она, сев на койку и похлопав рукой рядом с собой. - Рассказывай.

Я покорно плюхнулась, куда велели, но удрученно покачала головой.

- Сестра Нарин, я не могу рассказать, почему за мной охотятся, - вздохнула я, зажав рукой точку чуть повыше солнечного сплетения. - Иначе охоту начнут и на вас тоже.

- И так начнут, - уверенно сказала Верховная. - Едва прознают, что ты здесь была. Ладно, если тебе так спокойнее, не рассказывай. Но тебе срочно нужно встретиться с капитаном Рино. Похоже, он тоже не верит, что ты могла отравить короля, а его приближенность к августейшей семье может сыграть тебе на руку.

Я прикусила губу, обдумывая, как бы поаккуратнее аргументировать свой отказ, не сболтнув ничего лишнего, но сестра Нарин все поняла по одной моей насупленной физиономии и устало вздохнула.

- Я, конечно, постараюсь укрыть тебя в Храме, но, Мира, сама подумай: сможешь ли ты так жить? Что такого сделал этот влюбленный мальчик, что ты даже видеть его не хочешь?

- Он не влюбленный и уж точно не мальчик, - больше из принципа пробурчала я, потому как отлично понимала: Верховная, как обычно, права, и с Рино в самом деле придется встретиться. Просто связаться по сенсорам не выйдет еще недели две, пока имплантаты не приживутся нормально. - Ладно, я поговорю с ним. Он в участке?

- Уволился, - повеселев, покачала головой сестра Нарин. - Зато оставил свой адрес и ключ.

Уволился? Рино? Мы точно говорим об одном и том же человеке? Да он же жил на работе!

Я прикусила губу, чтобы не расхохотаться, потому что внезапно осознала: за все время знакомства я ни разу не была у него дома - и, в общем-то, он тоже.

Искомый домик - маленький, какой-то невразумительно серый и с залепленными пеплом окнами, - обнаружился в условно респектабельном районе на самой окраине Кальдеры. Я была готова увидеть типичную холостяцкую берлогу с полупустым баром, слоем пыли толщиной в палец и художественно разбросанными впопыхах носками, но реальность от моего воображения отличалась разительно.

Пыль, впрочем, наличествовала. Бар, носки и капитан - нет.

В прихожей висела одна старая куртка, педантично расправленная на плечиках, - как будто условия хранения еще имели для нее какое-то значение. В углу притулились знакомые сапоги. Их явно пытались начистить как следует, но купание в подземном ручье под Нальмой не прошло для них бесследно, хотя виднелись и следы моих усилий на пентаграмме: кое-где куски кожи сливалась воедино безо всяких швов.

Кухней по назначению не пользовались, кажется, с момента покупки дома, потому что в противном случае в ней бы все-таки была печь, а не растрескавшийся фундамент под нее. Одна из комнат пустовала, а во второй обнаружился диван, старый, но совершенно не продавленный - как будто на нем никто не спал, - шкаф, в который я постеснялась соваться, и огромный рабочий стол с батареей выстроенных вдоль края папок. Все. Голые стены, голый пол. Даже занавесок нет.

Немудрено, что жить капитан предпочитал в участке. Хотя что же ему мешало сделать свой домик мало-мальски уютным, я лично в упор не понимала. Вроде не бедствует, иначе бы купил жилье попроще, где-нибудь ближе ко Дну…

Я бросила свою сумку на диван - впечатлилась столбом взвившейся пыли и садиться сама уже не рискнула. Прошлась по комнате, решив хотя бы открыть окно, чтобы выветрить типичный для нежилых комнат застоявшийся воздух, - и обнаружила зажатую между створок записку.

“Так и знал, что ты сюда сунешься! - жизнерадостно гласил сложенный вчетверо клочок бумаги. - Теперь, хоть ты тресни, окно не закроешь”.

Створки и впрямь перекосило так, что самостоятельно закрыть их нечего было и пытаться. Тут нужна концентрированная мужская дурь, чтобы вставить их обратно в раму. Что ж, если я его не дождусь, будем считать распахнутое окно достаточно ясным знаком, что я тут была. Впрочем, наверняка он на это и рассчитывал.

Я все-таки попыталась закрыть окно - больше из вредности, чем всерьез на что-то надеясь. Желтушный паршивец знал, о чем писать: сил мне предсказуемо не хватило, зато увлекло достаточно, чтобы время до возвращения хозяина пролетело незаметно - в яростной борьбе с левой створкой, которую вообще невозможно было, кажется, вернуть в правильное положение.

- Иногда мне кажется, что я тебя всю жизнь знаю, - хмыкнул ищейка с порога, едва расслышав мою возню с окном.

Я смутилась и предприняла последнюю попытку выровнять створки. Попытка провалилась, но тут Рино вошел в комнату, привычным движением захлопнул окно, отозвавшееся страдальческим скрипом, и повернулся ко мне.

Наверное, нам многое нужно было обдумать и обсудить, а лично мне таки не помешало бы извиниться за бегство сразу же после помолвки, но когда я подняла взгляд, дар речи куда-то запропастился.

Он похудел и страшно осунулся - что, в общем-то, немудрено при такой обстановке на кухне, - на впавших щеках темнела промежуточная стадия между щетиной и бородой, заметно добавлявшая ему возраста, а костяшки пальцев на руках оказались сбиты.

Надо полагать, я выглядела не лучше, потому что ищейка тоже ничего не говорил - хотя у него-то всегда находилась для меня пара ласковых, а уж сейчас-то и вовсе должен накопиться целый вагон нецензурщины. Молчание затягивалось. Я виновато развела руками, не зная, что сказать, - а Рино не нашел ничего лучше, кроме как шагнуть вперед и привычным движением сгрести меня в охапку. После этого, наверное, молчание должно было стать совсем уж неловким, но…

Я обняла его в ответ, уткнувшись носом в его плечо. Пахло кожей и вулкановым табаком: у него заметно прибавилось смолы в легких, зато уровень сахара в крови отчего-то оказался ниже нормы.

- Когда ты последний раз ел? - пробурчала я, не поднимая головы.

Ищейка ни с того ни с сего расхохотался и прижал меня еще крепче. Я запоздало сообразила, что вообще-то и сама хороша: в упор не помню, когда последний раз еду-то видела. Кажется, еще до контрольных замеров - после них кусок в горло не лез, а потом как-то не до того было.

- Это единственное, что тебя сейчас волнует? - поинтересовался Рино, отсмеявшись.

Я задумалась и пришла к выводу, что таки да. Рядом с ним было спокойно, и если Верховной я едва не закатила истерику, то теперь уже вполне могла решать насущные проблемы, желательно - по мере поступления.

- У меня такое предложение, - пробормотала я ему в плечо. - Ты принесешь нам что-нибудь поесть, а потом я буду жевать и слушать, не перебивая.

- Не перебивая? Ты? - фыркнул он мне в макушку - и не сдвинулся с места.

Я, в общем-то, тоже не горела желанием его отпускать, но, если задуматься, то вопросов у меня накопилось предостаточно, и надо бы с ними разобраться. Отчего бы не воспользоваться тем, что ищейка не собирается с порога устраивать мне разбор полетов?

- Ничего не обещаю, но очень постараюсь, - посулила я и с неохотой отступила назад.

Ищейка с некоторым сожалением опустил руки, тяжело вздохнул и припер из прихожей пакет, из которого воинственно торчала палка колбасы и горлышко бутылки - я уже собралась разразиться печенкоспасительной отповедью, когда опознала в ней домашний кетчуп. Ни о каком гарнире или пристойной сервировке речи, разумеется, не шло, - но к тому моменту нас это волновало меньше всего, и мы привычно оккупировали пыльный диван.

- С кем ты подрался? - поинтересовалась я, сжевав приличный кус колбасы и ощутив себя готовой к новым открытиям, - как выяснилось, преждевременно.

- С Третьим, - запросто признался ищейка с набитым ртом.

Я поперхнулась. Открыла рот, чтобы высказаться на тему странных внутрисемейных отношений, - и сразу осеклась: от осознания дыхание перехватило.

Рино подрался с братом, уехал из столицы, где его ждала весьма приличная должность, уволился с обожаемой работы и осел здесь, в глуши, - из-за меня. Потому что знал, что я рано или поздно все равно вернусь в Храм, если вообще останусь жива.