Пристрелочник (СИ)

Проблемы с традицией начинаются при инновациях. Например, с тем новгородским хлебным обозом. Сразу возникает куча новых, не традиционных, вопросов: а кто? а где? а почём? Лошадь пала — как расход делить будем?… Это не было бы проблемой при единоначалии, но на Руси — «обчество».

Другой оттенок — дела Муромские. Живчик поднял на войну массу народа. Не только гридней. Соответственно, посевная и сенокос несколько… — просели. Горожане из 21 века этого не понимают, а весной-летом 1941 мобилизационные мероприятия оттягивались, отчасти, из-за явных убытков, которое понесёт сельское хозяйство страны из-за отсутствия рабочих рук в «горячее время».

В Муромских землях постарались ещё и «друзья эмира» — сожжённые деревни и поля не столь уж многочисленны, но и княжество-то не велико. Беженцев и погорельцев надо как-то кормить. Цены уже пошли вверх, хотя должны снижаться на фоне уборки и обмолота.

— Ну что ж, Софрон, мы гостям всегда рады. Тем более — с добрым делом. Что тут у вас и почём?

Николай аж… вздохнул тяжело. Так дела не делаются.

«Сперва добра молодца в баньке попарь, накорми, напои, а потом и спрашивай» — это не присказка «говорящего завтрака» извращенки-каннибалки, а норма святорусской жизни. Но меня сегодня уже заколебала восточная велеречивость. Можно я хоть с нашими-то по нормальному? Пока — без мата.

Балагур оглянулся на остальных подошедших купчиков и понёс, было, снова. Но один из мужиков, кряжистый, заросший бородой под глаза, отодвинул трепача в сторону:

— Тута, в трёх набоинах — три тыщи пудов. Ржа. По полтыщи — пашеница да овёс. Понял? Всего — четыре. По ногате за пуд. Сверх того — мешки с завязками — восемь сотен. Тож по ногате. Сверх того — три набоины. С прикладом. Вёсла, мачта, парус… По полста гривен. Всего четыре ста без десяти. Эти десять — на поход.

«На поход», «с походом», «с горкой», «до кучи»… — обычная добавка. Обычно — добавка со стороны продавца. А тут они — с меня хотят.

Николай вскинулся сразу:

— Да вы чё?! Да не быват такой цены! Да пуду ржицы — цена векшица! Да набоины таки нам и даром не надь! Вона булгарские стоят — девать некуда!

Бородач взглянул вскользь на балагура, и тот понёс встречное. К нему немедленно присоединились ещё двое купчиков помоложе. Вслушиваться в их слова было не нужно: это не осмысленные аргументы, информация, а выражение эмоций и статусности. В три горла они успешно перекрикивали Николая. Мощность ора они считают признаком правильности.

«Кто громче орёт — тот и верх берёт».

Собеседники махали друг на друга руками, наскакивали как петухи, «клялись мамой» и поминали Богородицу всуе.

А я призадумался. И — сел. На песочек под стенку Дятловых гор.

Расклад понятен: своего хлеба у нас нет. Рыба — есть, птица — есть. Снег ляжет — мяса добудем. А хлеба нет. И взять… если всерьёз — негде. Муром сам полуголодный. Городец хлеба на продажу не растит. Ждать хлебных обозов из Ополья? Из Камской житницы? Пока лёд крепкий станет, пока соберутся, пока доберутся… Да и не верю я что-то государям.

Купцы всё это понимают. И ломят совершенно несуразные цены. На гривну идёт 150 векшец или 20 ногат. Они вздули цену на хлеб в 7–8 раз. Потому что мне некуда деваться. Они бы сбросили хлеб в Муроме, но уходящий у них на глазах Окский караван на Восток, и слова Софрона о моих талантах, убедили в том, что со Стрелки можно содрать больше. Что у меня есть, чем заплатить. Сейчас, поглядев на процесс «изнасилования булгар» — и вовсе губу раскатали.

— Да ладно те, воевода, не журися. Ты княгине-то вона каких платьев надарил. С похода привёз или на ушкуйниках добыл? Поди, и ещё есть? Не последнее же с себя снял. Ты давай, открывай погреба. Мы и тряпки возьмём, не побрезгуем. Народ-то тебе кормить надобно. Иначе вымрете с голодухи. А мёртвым-то на что паволоки? Взять-то тебе, кроме как у нас — неоткуда.

И утешитель радостно захихикал.

Глава 369

Из шести рязанских купчиков помалкивали двое: бородач и Софрон. Они стояли в стороне, врозь, оба опустив головы. Но — по-разному. Бородач изредка посвёркивал глазами исподлобья — то на группу крикунов с Николаем, то на меня с «утешителем», то на своих лодочников у костра. Гребцы внимательно вслушивались в разговор. Имея, почти все, топоры на расстоянии вытянутой руки.

Эти даже и не спят. А дальше там в частушках у «Партизан»:

А оно мне надо? Тут вопрос уже не о персональной «женилке», а о потерях в населении поселения.

Не, робяты, даром тужитесь. Бой — последнее средство. Побив рязанских купцов, я потом вовек не расхлебаюсь. Тот же Живчик первым прибежит сковыривать меня со Стрелки. Чтобы не дать повода Глебу Рязанскому — то же сделать и самому здесь сесть. Я даже не могу повторить ту форму наезда, которую только что реализовал в отношении булгарских купцов — контингент другой, свои, русские.

Надо обойтись словами. 20 кило серебра… Утром у меня столько не было. Теперь, после булгар… Но рязанцы серебро брать не будут. Будут мозги морочить. Перевешивать, вопить о подмене, о примесях… Николай будет кричать в ответ. Их — много, он — один. Настоящего мастера по серебру у меня нет — чтобы мог носом ткнуть и «пробу поставить».

Поэтому и пошёл толк про «погреба». Ткани, оружие… При этом покупатели будут сбивать цены ещё втрое. Пользуясь своим положением.

Мне надо купить. Только у них. Для этого надо продать. Только им.

На это и расчёт: всемеро дороже продать, тут же втрое дешевле купить. Да уж, в Муроме они бы так не обернулись — там торг есть. А здесь — монополия. Дважды.

О! Так это интересно! «Минус на минус даёт плюс» — давняя арифметическая мудрость! Я уже говорил, что не люблю монополии? Так это неправда! Это только когда монополия — не я. А вот если я…

— Николай! Кончай Господа по пустякам тревожить. Уймись и затихни.

— Да как же можно?! Они ж ведь… ну чистый грабёж! Господине! Тебя сюда поставили, чтобы разбойникам речным укорот дать — так вот же! Разбой! Прям на реке!

— Успокойся. Купцы — добрые. Которым я должен давать подмогу и защиту.

Это — ещё один вариант. Дать им такую защиту, чтобы они цены сбросили. Например, посадить в какое-нибудь хорошо защищённое помещение. Типа поруба. И через три дня, без воды и еды, они изменят свою ценовую политику. До более… «userfreendly».

Такие примеры в русской истории есть. Да почему только «в истории»?! Поруба у меня нет. Уже и эти, с булгарского каравана снятые чудаки, создают проблемы с размещением. Опять же, русским князьям ситуация знакома — реакция будет предсказуемая. Нежелательная.

Попробуем чуть иной подход. Дважды монополистический.

— Николай, отстань от них. Говорить я буду с Софроном. Остальные — молчат.

— Не… чегой-то… почему с одним? Мы тут купно… у нас товар обчий… не… не по обычаю…

— «На „нет“ и — сюда нет» — нерусская народная мудрость. Только — туда (Я кивнул вверх по Оке). Бывайте здоровы.

Поднялся, отряхнулся и потопал по пляжу к своим. Николай растерянно посмотрел на меня, на своих недавних собеседников и побежал догонять.

— Ну чего ты, ну чего?! Я уже «за поход» — сбросил. Ещё чуток и, глядишь, и мачты в полцены отдадут, и там…

— Перестань. Здесь дело серьёзное.