Другая Грань. Часть 1. Гости Вейтары (СИ)

— Ага… — в голове ещё шумело, но аналитик упрямо пытался анализировать полученную информацию. — Священник — это который Огустин?

— Он самый.

— Ясно. Ну, а раз так, то докладывай.

— Что докладывать? — не понял Балис.

— Всё, и очень подробно. Начиная от того момента, как мы попали под лавину.

"Ну, раз выспрашивает, значит, и вправду пошел на поправку", — обрадовался Балис. А вслух сказал:

— Да тут особо и говорить-то не о чём. Одного мула убило камнем, одному ноги переломало, пришлось добить, чтобы не мучался. Последний мул и лошадь унеслись невесть куда. Только ушастый остался.

— Он у меня умный, — вклинился в разговор Йеми.

— Ага, как Конёк-Горбунок, — прокомментировал Гаяускас на русском языке и продолжил: — Мы все отделались лёгким испугом: синяки да царапины… Ерунда, в общем… А вот тебя здорово приложило: нашли мы тебя без сознания, да и нога левая выглядела так, что смотреть было страшно. Хорошо хоть, переломы были закрытые. Наромарт сказал, что тебя нужно в госпиталь, только откуда его здесь взять. И тут Йеми очень вовремя вспомнил, что тут неподалеку тайное убежище этих самых изонистов. Короче, наложили шину, как могли, соорудили носилки, и потащили тебя сюда. Часа три, примерно, добирались. Сам понимаешь, по горам, да ещё с носилками.

— А вещи наши?

— Вещи на ушастого навьючили, он силен, как битюг. Да и не так уж и много у нас вещей-то было.

— Так, значит, мы у изонистов. И что вы им сказали?

— Да они особо и не расспрашивали. Изложили им основы легенды про путешествующих ольмарцев, они и поверили.

— А чего сами они тут делают?

— Это уже к Йеми…

— Как бы получше объяснить… Во-первых, последователи Иссона должны время от времени заниматься самосовершенствованием в каком-нибудь уединенном месте, где не отвлекают мирские заботы и соблазны. Вот и устраиваются такие вот обители. Ну а, во-вторых, в них находят приют гонимые и другие нуждающиеся в помощи.

— И кто тут живет?

— Вообще, интересные люди, — усмехнулся Балис. — Старший тут этот самый Огустин, он мне чем-то деда напоминает. Старый уже, но в форме. Это он тебя молитвами лечил. Потом девчонка молодая, представляешь, тоже священник. И ещё мужик по прозвищу Битый — что-то типа зампохоза.

— Завхоза, — уточнил Женька.

— Кажется, в наших монастырях это называется ключарь, — припомнил Нижниченко.

— Ты хотел сказать — ключник? — переспросил Гаяускас.

— Нет, именно ключарь. Впрочем, не важно, как назвать. И всё, никого больше?

— Точно не скажу. Тут во дворе восемь таких хижин. И ещё несколько в глубине, за храмом.

— В хижинах за храмом живут только постоянные обитатели приюта, — объяснил Йеми. — А в тех, что во дворе — временные, вроде таких, как мы. Думаю, что мы здесь не единственные гости.

— Понятно. Плохо дело, — подвел итог Мирон.

— Почему?

— По многим причинам. Во-первых, мы упустили бандитов, укравших Риону. Упустили капитально: у них уже полдня форы. Будь я здоров и будь у нас лошади и мулы — и то не факт, что мы бы смогли их догнать. А я неизвестно когда встану на ноги, да и не думаю, что здесь нас специально ожидают пять скакунов.

— Ни лошадей, ни мулов здесь мы, скорее всего, не получим, — подтвердил Йеми. Настроение у него было припоганейшим: Мирон только что высказал именно ту мысль, которую кагманец упорно гнал от себя последние несколько часов. Похитители Рионы с каждой минутой уходили всё дальше и дальше, а он ничего не мог с этим поделать.

— Едем дальше. Предположим, хозяевам здешним и вправду достаточно того, что вы рассказали. А вот гости наверняка будут полюбопытнее. А у нас легенда совершенно не проработана, не до этого было. Что им рассказывать будем? Ведь на первом же вопросе засыплемся.

— Почему это — засыплемся? — не согласился Женька.

— Потому что не договорились, что именно будем отвечать. Мы ведь должны рассказывать одно и то же. А у нас только роли расписаны, легенды никакой нет совершенно. Балис, они хоть спрашивали, что мы в горах забыли?

Морпех отрицательно покачал головой.

— Святые люди, — мечтательно произнес Нижниченко. — Свались им на голову непонятно кто непонятно откуда — а они лечат, в дом пускают, ещё, наверное, накормят, напоят, и обогреют.

— Накормят, и напоят, и обогреют, можешь не сомневаться. Они идут тем путем, которому учил Иссон. Что тебя удивляет, Мирон? Как бы ты сам поступил на их месте?

— Прежде всего, я бы постарался узнать о встречных как можно больше.

— Зачем им это? Ты говоришь, как человек, который лезет в чужие секреты, а потому имеет и оберегает свои. А у них секретов нет. Они просто живут, ничего не скрывая. Поэтому, какая им разница, кому оказывать помощь? Зачем им знать что-то сверх того, что человек расскажет о себе сам?

— А если придёт разбойник, скрывающийся от погони?

— Рано или поздно погоня всё равно его настигнет. Ты думаешь, такой человек просидит всю жизнь за этими стенами?

— А если просидит? — снова вмешался Женька.

— Пожизненное заключение — весьма жестокое наказание.

— Скажете тоже, — не согласился мальчишка. — Заключение — это тюрьма. Камера, решетки… А тут…

— Заключение — это лишение свободы, Женя, — очень серьезно ответил Йеми. — Заключенный не может по своему желанию покинуть узилище, в которое ввергнут. А какие в этом узилище стены и есть решетки на окнах… Поверь, это неважно. И те люди, о которых мы сейчас говорим, чувствуют это очень сильно.

— В твоих словах есть резон, — согласился Мирон. — Ну, а если сюда проберется лазутчик? Ведь ты рассказывал, что в Империи изонисты преследуются.

— Служители Иссона мирные и неагрессивные. Но это не значит, что они беззащитны. Если бы мы шли сюда со злом, то здесь узнали бы об этом, когда мы только входили в долину.

— Каким это образом?

— Расспроси об этом Наромарта, — уклончиво ответил Йеми.

— Но он же не изонист.

— Зато он — священник.

— Хорошо, — согласился Нижниченко. — Придет Наромарт — спрошу. А пока достаточно и этого. Но будут ли остальные обитатели этого монастыря такими же не любопытными?

— На это рассчитывать не стоит. В приюте можно встретить самых разных людей.

— Значит, надо приготовиться к общению с ними. Продумать ответы на самые вероятные вопросы и держаться общей линии.

— Я-то могу ничего не знать, — усмехнулся Йеми, — ведь я — только проводник.

— И я, — подхватил Женька, — я ведь — только слуга.

— Это тебе не поможет, — неожиданно возразил Сашка, до этого сидевший на своём тюфяке с отсутствующим видом.

— Почему это?

— Да потому, что здесь могут оказаться другие господа со своими слугами. Я верно говорю?

Йеми жестом подтвердил догадку казачонка.

— И что?

— Да то, что господа стараются общаться с господами, а слуги — со слугами. Вот и придется тебе их слугам всё подробно рассказывать, — пояснил Сашка и, после короткой паузы, добавил: — А этот Огустин мне отца Владимира напоминает. Ему что солдат, что офицер — всё едино. Он даже за красных молился…

— Мудрый был человек, — заметил Мирон.

— Потом красные его расстреляли, — с неожиданной жесткостью докончил мальчишка.

Нижниченко вздохнул:

— Саша, мне кажется, что сейчас не самое подходящее время, чтобы обсуждать гражданскую войну. Нам надо срочно подготовить легенду. Срочно. А ты ведь разведчик. И от тебя я ожидал помощи, а не этого…

Сашка вскочил, как ужаленный.

— Виноват, господин генерал.

Женька отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Всё же Сашка этот явно на голову не здоровый. Ну, пусть он даже воевал, так ведь война-то его давно закончилась. Память услужливо подсказала анекдот в тему:

Стучится ночью мужик в окно деревенского дома:

— Бабка, немцы в деревне есть?

— Какие немцы, милок? Уж пять лет, как война кончилась…

— Вот чёрт! А я до сих пор поезда под откос пускаю…

Нет, конечно, Женька не был маленьким ребенком и отлично знал, что у многих воевавших "сносит крышу" и они в мирной жизни продолжают вести свою войну. Такими, судя по телевизионным передачам, были некоторые «афганцы» — те, кто воевал в Афганистане. Именно — судя по телевизионным передачам. В жизни он с такими людьми не встречался. Да и вообще, участников той войны он видел только в День Победы, 9 мая, который они праздновали вместе с ветеранами Великой Отечественной. Эти праздники, кстати, всегда проходили очень мирно. В Киеве вообще все мероприятия проходили мирно. Даже день десантника. По телевизору Женька видел, как в Москве толпы пьяных мужиков в таких же как у капитана-прибалта тельняшках и голубых, а не черных, беретах до ночи купаются в фонтанах, громят ларьки, и устраивают драки с милицией. В Киеве десантники просто гуляли по городу и пили пиво. Город такой: добрый, мирный и спокойный город. И люди в нём мирные и спокойные.