Другая Грань. Часть 1. Гости Вейтары (СИ)

Осторожно занеся носилки, Балис и Йеми поставили их на землю.

— Переложим на тюфяк? — предложил Гаяускас.

— Пока не надо, — не согласился Наромарт. — Сейчас я ещё раз осмотрю Мирона, надо понять, что удалось почтенному Огустину.

— Хорошо бы, если ему удалось хоть что-то, — с сомнением покачал головой морпех. — Мирона лечить надо, а не бормотать над ним непонятно чего…

— Это молитва, — в голосе Йеми звучало глубокое почтение. — Разве есть более сильное средство от ранений, чем молитва?

Молчание Балиса было красноречивее любого ответа.

— Не надо спорить, — попросил черный эльф, со своей обычной неловкостью склоняясь над Мироном. — Балис, ты ведь доверяешь моим словам, верно?

Гаяускас молча кивнул.

— Так вот, говорю тебе и как врач и как священник: молитвы Огустина пошли Мирону на пользу. Пока вы несли его, я обратил внимание на то, что бледность уменьшилась. Более ровными стали пульс и дыхание.

— Может, это действие твоего снадобья? — с сомнением спросил отставной капитан.

— Мне никогда не приходилось сталкиваться с такими недоверчивыми людьми. Саша, Женя, попробуйте раздобыть воды. Йеми, сообрази какую-нибудь тряпку.

Взявшиеся было за разгрузку коня, мальчишки отправились на поиски воды и вскоре принесли в хижину небольшой глиняный кувшин. Наромарт обмакнул в воду предложенную Йеми тряпицу и аккуратно протер ею лицо Мирона.

— Ну, Балис, посмотри, что ты скажешь об этом?

Вода смыла запекшуюся корку крови на виске Нижниченко, под ней оказалась здоровая кожа. Не было не то, что раны — даже шрама. Но не могла же кровь выступить просто так, без повреждения.

Гаяускас удивленно посмотрел на эльфа, тот утвердительно кивнул.

— Сила молитвы, Балис. Если молиться с верой и благочестием, то очень многое становится доступным. Исцелить царапину — это не предел чудесам. Гораздо важнее то, что настоятель Огустин остановил внутреннее кровотечение.

— Так что, Мирон здоров?

— Если бы, — вздохнул Наромарт. — Болевой шок, кровопотеря… Но, главное — нога по-прежнему сломана. Так что, до выздоровления ещё далеко. Огустин сказал всё абсолютно правильно.

— Что же он не вылечил Мирона полностью?

— Послушай себя, Балис. Только что ты говорил, что остановить кровотечение молитвой невозможно. А теперь воспринимаешь это как должное, да ещё и требуешь большего. Не очень-то благоразумно, на мой взгляд.

— Ты прав, — согласился морпех после небольшой паузы. — Но очень уж хочется, чтобы Мирон скорее выздоровел.

— При переломе бедра кости у человека срастаются не быстрее чем через два месяца, и это самый лучший случай. Но, молитвами отца Огустина, думаю, Мирон встанет на ноги гораздо раньше. Кроме того, нам обещана ещё и помощь Битого, не знаю уж, в чём она будет состоять.

— Странное имя — Битый, — заметил Балис.

— Это не имя, а прозвище, — усмехнулся Йеми. — И, если судить по его лицу, то нельзя не признать, что это прозвище подходить ему как нельзя лучше.

Лечить Мирона Битый пришел после того, как показал Сашке приютскую конюшню, куда они и определили Ушастика. На первый взгляд его действия очень напоминали поведение Огустина. Воин Храма так же присел над всё ещё не пришедшим в сознание Нижниченко и принялся водить раскрытой правой ладонью в нескольких сантиметрах от поверхности тела. Сначала над головой, потом — над левой половиной груди, затем — над животом и, наконец, над поврежденной левой ногой. Это заняло у него около десяти минут, после чего, поднявшись, Битый объяснил:

— Не знаю, какие раны были до молитв отца Огустина, но сейчас всё очень неплохо. Голова почти не повреждена, я исцелил те травмы, что ещё оставались. В брюхе теперь тоже всё в порядке. Остались только переломы ребер и ноги. Кости мне так быстро не срастить, но повреждения сосудов, кровоизлияния я убрал. Завтра попробую помочь ещё. Хотя, после молитв отца Огустина, это, возможно, и не понадобится.

— А позвоночник в порядке? — поинтересовался Наромарт.

Северянин удивленно моргнул.

— Позвоночник цел, совершенно точно. А что, был поврежден?

— Не знаю, — честно признался темный эльф. — В отличие от тебя, я теперь не чувствую ауру… А прощупывать я не рискнул.

— Понимаю, — с серьезным видом ответил Битый. — Твоя богиня властна лишь на своей земле. Я слышал о том, что такое бывает. Как же ты осмелился покинуть её владения?

Наромарт пожал плечами.

— Такой вот я непоседа. Ну что, отведешь меня к отцу Огустину?

— Пошли. И вот ещё что, — он кивнул на раненого, — хотя бы денек хорошо бы его жидкой пищей покормить. Бульон сварить сможете?

— Справимся, — улыбнулся Йеми. — А ты ещё и повар?

— Моряк должен всё уметь, — не принял шутливого тона северянин. — В море за нами ухаживать некому.

Балис окинул Битого уважительным взглядом, но ничего не сказал. Изонист и Наромарт покинули хижину.

В голове шумело, в ушах звенело, в глазах мелькало… Полный набор удовольствий. Такого с Мироном никогда раньше не бывало. Помнился только сход лавины, а всё дальнейшее куда-то ускользало, как песок между пальцев. Кажется, его куда-то несли. Вроде бы, кто-то очень знакомый, которого он никак не мог вспомнить, его чем-то поил… Нет, память возвращаться никак не желала…

Сделав над собой неимоверное усилие, Нижниченко разлепил глаза.

Он лежал в какой-то полутемной комнате, свет проникал в неё через дырку в крыше. Боли почти не было, но навалилась страшная слабость. В ушах по-прежнему стоял какой-то гул, а взгляд был мутным, словно Мирон смотрел то ли через чужие очки, то ли сквозь слой воды. Он попытался протереть глаза, руки оказались вдруг слабыми и вялыми, словно вареные макаронины. Сделав над собой отчаянное усилие, Нижниченко всё же смог донести руки до лица, но смахнуть мутную пелену с глаз так и не удалось. Тогда Мирон попытался повернуться на левый бок, и тут в подреберье кольнуло, да так, словно туда ножом ударили.

— О, ожил, бродяга! — услышал он знакомый голос, и увидел лицо склонившегося над ним Балиса. — Лежи тихо, не ворочайся.

— Где это мы?

— Ты не поверишь, но почти в самом настоящем монастыре. Местном, конечно.

Нижниченко трудно сглотнул.

— Пить хочется…

Балис с сомнением глянул на мех с водой.

— Что же Наромарт не сказал, можно ли ему пить?

— Если не сказал, значит можно, — уверенно сделал вывод Йеми.

Воду налили в небольшую глиняную плошку, которую Мирон осушил в три глотка. Утолив жажду, Нижниченко сразу почувствовал прилив сил. В глазах больше не мутилось, мысли прояснились. Однако, попытка повернуться на бок снова отозвалась резкой болью.

— Да лежи ты спокойно, — возмутился Балис. — У тебя, между прочим, ребра сломаны и левая нога.

— Неслабо. Это я так под лавину попал?

— А то… Радуйся, что башку не проломил.

— Чему тут радоваться-то? Будем теперь хромать с Наромартом на пару. Он — на правую ногу, я — на левую.

— Не болтай ерунды, — Гаяускас постарался придать своему голосу максимальную уверенность. — Тут знаешь, как лечат? Молитву пошепчут — и зарастает, как на собаке. Вон у тебя висок рассечен был, а сейчас даже шрама не осталось. Потрогай, убедись. Так что, завтра Огустин придет, молитву прочтет, и будешь бегать не хуже, чем раньше.

— Ну, хорошим бегуном я никогда не считался… Пусть лучше Сашка бегает, а мне бы ходить без проблем — и то хорошо.

— Никаких компромиссов! Ты должен верить, что будешь таким же здоровым, как раньше. Иначе молитва не подействует.

— Что-то ты, Бинокль, сразу таким религиозным стал? С чего бы?

— Почему — религиозным? За богов местных я тебя агитировать не буду — не видел их пока что. Но вот то, что они называют «молитвой» — работает. И отлично работает. Я ж говорю, голова у тебя была в крови, а теперь — целехонька.

— Ладно, — уступая напору друга, согласился Мирон. — Бегать — так бегать, танцевать — так танцевать. А где Наромарт?

— Увидел, что ты в порядке и пошел с местными священниками о богах беседовать. Наверное, засидятся допоздна.