Гарон

— Все. Наконец-то, — вздохнул Авилорн облегченно и растянулся на камнях, чтоб отдохнуть, от пережитого отойти. Яна тоже отдыхала — сопела мирно, камень обнимая — спала.

Чему порадовался эльф.

Круг девятый

Яна сладко потянулась и, испуганно посмотрела по сторонам, сообразив, что спала. А как заснула, и как долго — вопрос. А вот и ответ — Авилорн сидел на камне и смотрел на облака. Ветерок трепал волосы эльфа, а тот жмурился, радуясь его прикосновениям.

Яна перебралась к парню и села под бок:

— Привет. Мы все-таки прошли или зависли на старте?

— Прошли, извини, я вынужден был…

— Поняла.

— Не сердишься? — шепнул, любуясь ее лицом.

— Думаю, — буркнула, несколько смутившись под его взглядом, и согреваясь в его объятьях, подумала, что он удивительно нежный мужчина. Именно — мужчина. А не инфантильный юнец, каким казался ей вначале. И что заставило ее так думать? Его безответность на ее грубость? Беспрецедентное терпение? Уважение к любым ее мыслям, чувствам, мнению? Отсутствие привычного давления, попытки переделать под себя — она принимала за бесполость. Привычка прошлой жизни! Мужчина, значит обязательно железо и бетон, а ты, хоть пальцы расцарапай в кровь и душу выверни наружу, пробираясь в его сердце — бестолку — он даже не заметит, что ты вообще была и что-то делала.

Нет, зла Яна на эльфа не держала и Авилорн чувствовал это. Нежно поцеловал ее в висок и обнял крепче:

— Все же извини. Я вел себя отвратно. Впервые не сдержался и вспылил, нарушил обещанье не применять заклятие на сон. Не помню, чтоб я был настолько раздражен.

— Все правильно, я, правда, не сержусь. Если б ты не взял в свои руки решение задачи, мы б так и остались там. Я сильно шокировала тебя? — спросила тихо, и удивилась сама себе: так вот какой ее нормальный голос без интонаций злости? А нежность в нем, пожалуй, лучше его красит, чем раздражение.

— Не знаю, что ответить. Я вышел из себя, что недостойно мужа, но, то количество агрессии, что ты вылила на меня, я за всю жизнь не видел. И даже от гаронов, садизм изысканный настолько, не встречал. Мне показался бесконечным тот кошмар, и невозможным изначально. Как можно жить в подобном мире? Я сражен. И понимаю теперь откуда столько страхов, неверия, обид в душе твоей. И почему не страшен ад тебе — он рай по сравнению с тем миром, что показала, в коем ты жила. Он насаждает в разум боль, жестокость. Мне непонятно было — отчего? Я потрясен и многое я понял, и все же виноват, что не сдержался и вспылил, и обещание нарушил.

— Ерунда. Мы живы и ушли вперед, а не остались там. Я все прощаю разом, как ты всегда прощал меня. Твоя вина ничто, придумана она.

— Нет, впервые я терпенье потерял и был подобен зверю, от ужаса забыв, кто я и где. Впрочем, это тоже опыт, огромный, что в покое за всю жизнь не получить. Теперь я знаю больше о тебе, о себе, о многообразии миров. Одно не понял, если ваш мир таков, зачем тебе стремиться к возвращенью? Я против, и, пожалуй, что почти готов не только настоять, но и заставить.

— О чем ты?

— О нас с тобой. Останься, будь моей женой. Я больше не позволю слух твой осквернить ни криками, ни возмущеньем. И в мир твой больно будет отпустить тебя, мучить будет сожаленье и беспокойство.

— Ерунда. Мне, знаешь, все равно. Уже. Я, кажется, ко всему готова, и к испытаниям привыкла. И, увы, к тебе. Вот это плохо, честно говорю, тебе бы жить в раю, как ангелу…

— Постой, опять про айнгеров? Я так тебе отвратен? — взгляд пытливый к Яне устремил.

— Нет, что ты! — девушка даже отпрянула. — Ты не понял, я говорю о тех, кто истинно достоин уваженья и преклонения за чистую любовь, за бескорыстие и свет несущий, и наставления, и попечение, и помощь. Благородства свет и сохраненье нетленными понятья чести и чистоты. Всегда, везде… как ты. Я знаешь, хладно дышала к Богу, и Дьявола считала выдумкой, но ангелы — другое. Они ярчайший свет…

— Но кто такие? Я искренне считал, что ты об айнгерах толкуешь мне, но судя по описанию, те совсем другие.

— Абсолютно! Как грязь сравнить с солнечным лучом!

— Но где живут?

— В преддверьях рая. Так говорят у нас. Неужели вы здесь так близко от него и не слыхали?

— Нет.

— Жаль. Вот с кем бы я поговорила и душу излила и верила бы безоглядно. А ваши айнгеры пародия на демонов, всего. Недоразумение, скорее антипод и артефакт.

Авилорн счастливо улыбнулся, сделав вывод, что его жена сравнила его с тем, кого едино любит и доверяет, значит, он в ее душе такое точно место занял. А это знак хороший.

— Я рад, что в сердце твоем хоть крошку места занял.

— Не спеши назвать естественность привычки увлеченьем, необходимость и сродство что рождено в пути, преодоленьем тягот и опасностей — любовью. Да, я привязана к тебе, но посмотри на этот факт реально — любой бы привязался. Мы столько вместе пережили, что стали, словно брат с сестрой, родней, друзьями по несчастью.

— Я не согласен. Ты опять себе перечишь и гонишь правду прочь в боязни ошибиться. То легкий путь и мне легко тебя понять, узнав все то, что ты и от себя скрывала, но мне душа твоя иное подсказала. Глаза твои, в которых спрятана она. Я чувствую, как бьется сердце, как тянется ко мне и хочет примириться с любовью, мягкостью, которую она дарит, но разум твой пока сильней и мучает тебя в сомненьях. Но нет других определений любви, как долго не ищи, чем только не прикрой, и дай ей срок она заявит громко о себе и доводы рассудка отметет.

— Уверен? Я иначе мыслю.

— Малышка ты еще совсем.

— Возможно. Не хочу я говорить об этом. Как думаешь, а не могли мы Алю пропустить?

— А где она могла бы жить?

— Думаешь, не там, где мы прошли?

— Уверен. Дальше. Там хуже, правда, но живут.

— Куда уж хуже?

— Смотри: сначала было ничего, вполне приемлемо и сносно, потом же все опасней, и все сложней.

— И вот теперь сидим и думаем: радоваться или плакать оттого, что еще живы?

— Примерно.

— А ты не рад?

— Я насторожен. И за тебя, встревожен.

— Если честно, то я тоже. За тебя, — призналась честно. — С удовольствием осталась бы здесь. Нет, мне не страшно, но не по себе. Ты можешь защитить себя, всегда поможешь мне, но чем я помогу тебе в ответ? Ты извини, не мог бы меч мне одолжить? Мне было бы спокойней.

Авилорн молча снял одну перевязь и помог одеть ее Яне.

— Так легче стало?

— Да, — улыбнулась. — Пойдем? Что ждет нас впереди?

— Огоньки. Видишь — мрак и в нем мерцает свет.

— Там город! — девушка вскочила, не веря своим глазам — внизу было темно, хотя на вершине горы — светло. Она четко разглядела во мгле лежащей внизу высотки, родные, до боли знакомые здания. Однотипные для любого города ее мира. — Обман? Иллюзия?

— Возможно западня.

— О, это самое простое испытанье!

— Я слышал от тебя подобное не раз.

— Я знаю город! Я живу в таком. А может здесь мы Алю и найдем? Пошли скорей!

— А если не найдем?

— Так номер в гостинице снимем, нормально выспимся и отдохнем! Нет, я глазам не верю — ад и город, будто мой родной! Высотку видишь? Телебашня!

— Что это?

— Дурман для населенья, одна из узд правленья. Ну, что ты медлишь?!

— Я иду, но… об одном тебя прошу, не верь тому, что видишь, и от меня не отходи. Не забывай, пожалуйста, где мы.

Они спустились в мрак и вышли на дорогу.

— Шоссе! — Яна даже попрыгала на асфальте, чтоб убедится, что он не обман зрения.

— Здесь что-то написано, — Авилорн указал рукой на столб с дощечкой.

— Cruciatus, — прочитала девушка. — Да-а, не Чебоксары и не Сызрань. Крукиатус, однако. Странное название. Ни о чем тебе не говорит?

Эльф нахмурился и посмотрел на манящие огоньки города виднеющиеся впереди:

— Мученье.

— Что?

— Крукиатус — мука. Страдание. Это наш язык, но написано иначе, чем мы пишем.