Ешкин род (СИ)

За полем, которое вмиг кончилось -- словно половик из-под ног выдернули, Ешка увидела телеги, составленные кругом возле громадного костра. Тошнотно завоняло каким-то варевом.

Ушкан оказался не прав -- у страха глаза велики. Не все из села были мертвы, несколько молодых баб и девок тихонько подвывали, связанные. Их охраняли трое кипчаков, похожие на горбатых из-за колчанов. К ним подошёл ещё один, видно, согнутый от старости. Что-то гортанно крикнул. Сторожевой обрезал верёвку, которая связывала запястья девки с длинным шестом, потащил несчастную к костру.

И тут Ешка ощутила странное беспокойство. Ей не было дела до кипчакских полонянок. Такова жизнь -- первым хлебает тот, за кем сила. В ночи скрывался кто-то, чья мощь больше, чем Ешкина, чем всей нежити разом. Чьё-то присутствие заставило полуночницу вздрогнуть, задрожать и чуть ли не податься назад, в лес, под защиту её хозяйки -- Мары.

Ешка всё же подобралась поближе.

Услышала рёв. Это был крик не человека, не животного. А твари, какой не видывали ни свет, ни мрак.

Возле костра, прикованная цепями к железным крюкам, вбитым в землю, стояла гигантская птица, взмахивала громадными крыльями, рождая ветер. Сухие травинки, пыль и даже мелкие щепки взмывали вверх. Могучие лапы с хищно торчавшими когтями взрывали дёрн, швыряли его в стороны, бряцали оковами. Голова чудища была скрыта колпаком, похожим на ведро.

Согнутый кипчак, совсем не остерегаясь, подошёл к чудищу, вытащил из-за пазухи рожок и дунул в него. Пронзительный звук словно просверлил темноту, но успокоил огромную птицу. Она осела, растопырила перья.

К чудищу вытолкнули пленную девку, которая сомлела, кулём повалилась на землю. Кипчак шестом подцепил край колпака и сшиб его.

Если бы Ешке были доступны чувства, она бы закричала от страха.

На птичьем теле была человеческая голова, только вместо рта -- громадный клюв. Он открылся, и снова послышался ужасный рёв.

Кто это? Чьи глаза горят алым пламенем? Может, птица-див, о которой сказывали люди?

Чудище склонило голову набок и вдруг быстро вытянуло шею, рвануло клювом шею девки-полонянки, разом обезглавив её. Отшвырнуло голову, которая покатилась к ногам глазевших на зрелище кипчаков, но зацепилась всклоченной косой за что-то и остановилась, уставив вверх остекленевшие глаза. Чудище принялось громадными кусками пожирать плоть.

Странно, но Ешку снова стал корчить голод. Запах крови и разодранного нутра в холодном ночном воздухе породил нестерпимое желание прямо сейчас, в этот миг, вкусить чей-то тёплой жизни.

Не помня себя, подчиняясь только жажде, Ешка подкралась к сторожившему пленниц кипчаку, который тоже наблюдал за мерзким пиром. Шея кряжистого и невысокого воина была защищена сеткой, спускавшейся из-под шапки.

Но одна из женщин вдруг увидела Ешку. Близкий ли конец жизни сделал её зрячей во тьме, сама ли полуночница, оголодав, явилась ей, но полонянка без всякого страха, равнодушно поглядела на ту, которая служила Маре и если не приносила смерть, то была её предвестницей. Закинула голову, открыв шею, потом снова посмотрела.

И Ешка поняла её. И приняла жертву.

Насытившись, заметила, что вроде как стала выше.

Кипчак, наверное, почувствовал всего лишь, что какая-то мошка ужалила его между ухом и скулой. Поднял руку, чтобы отогнать, но неслышно осел на землю.

Другие кипчаки вдруг суетливо что-то стали толкать себе в уши.

Нажравшееся чудище со зловонием и жуткими звуками отрыгнуло кости. Подняло башку с погасшими глазами к небу и... запело.

Ешка не слышала таких звуков на земле. Всё живое вокруг стало впадать в оцепенение.

Теперь понятно, как кипчакам удалось разорить большое село, где в каждой избе были защитники и оружие. Пока княжьи разбойники разгоняли Круг, убивали и насильничали, враги ворвались в село и порешили, повязали всех под пение птицы. Мальцы, что прятались в лесу, наверное, утром незаметно сбежали. Может, ещё кто-то уцелел...

Ешка пошла прочь. Ей больше нечего здесь делать.

Возвращалась другой дорогой, сделав крюк по полю. Наткнулась на мёртвые тела женщины и малой девки. На них валялись кверху лапками крупные жуки-падальщики. Наверное, уже было начали своё дело, но оцепенели. Ешка стянула с покойницы рубаху, панёву и платок. Для чего? А если вдруг белым днём придётся показаться людям? И кипчакам тоже.

Натянула на себя страшно неудобную одёжку.

Поодаль показались ещё двое врагов, которые волокли недвижное тело. Неужто мальцам было мало Ешкиного урока, и старший попался? Нет, вроде взрослый мужик. Да это ж непутёвый Ушкан, злосчастный насильник! Не шевелится из-за пения чудовищной птицы... Мёртвый-то он зачем врагам?

Кипчаки заметили Ешку, быстро-быстро забормотали по-своему. Ага, подивились, как девка может не валяться без дыха. Ну что ж, не гонять ведь их по полю?

Ешка словно полетела над землёй и в один миг оказалась возле кипчаков, которым жить осталось совсем недолго.

С первыми рассветными лучами Ушкан очнулся. Не сразу признал Ешку, поразился:

- Ты это... вроде как подросла... И краше стала...

Ешка сверкнула на него глазами, и Ушкан зажал рукой рот.

Увидел мёртвых кипчаков и не смог смолчать:

- Кто их?.. Ты?

А потом забеспокоился:

- Бежать нужно! Мы тут на виду сидим. А вдруг кипчаки станут лес жечь? А если нас увидят? Тебе-то что... а я...

Ешка сказала:

- При них громадная птица-див. Как запоёт -- все без дыха валятся. Коли её не убить, враги на другие сёла пойдут.

- Птица-див? - вновь поразился Ушкан. - Пуще того нужно бежать!

- Да кто тут нежить -- ты или я? - разъярилась Ешка.

Она скоротала ночь в думах, не в силах тащить тяжеленного Ушкана. И уйти не смогла почему-то... Всё не давала ей покоя чудовищная птица. Не можно ей вопить там, где был Ешкин Род и где сейчас началась её новая жизнь. Чужая эта тварь!

- В лесу малые ребята схоронились, - сказала примолкшему Ушкану. - Уведём отсюда, как с дивом покончим.

- Полоумная! - вскричал Ушкан. - Супротив дива никто не устоит! Сожрёт нас, будто и не было!

- Кипчаков не больно-то сожрал, - возразила Ешка. - Да и огня, верно, боится. Знаю, что говорю... любую нежить только пламенем убить можно. Вот ты и пойдёшь с огнём на дива!

- Я?! - возопил Ушкан, позабыв о том, что нужно стеречься. - Ну уж нет! Мне жизнь дорога!

- Правду говоришь, что дорога? - тихо спросила Ешка.

Ушкан сразу отодвинулся подальше от полуночницы. Не ровён час набросится.

Вот попал так попал! Как кур в ощип. Уж лучше бы отказался идти с дядькой. Нет, польстился на лёгкую добычу, безнаказанное охальство... Сиди теперь тут между двух огней, выбирай, что лучше: смерть от дива или от укусов полуночницы.

- Из-за тебя я такой стала... - шепнула Ешка.

Насупленный Ушкан промолчал. Как же, из-за него. Сколько попорченных девок на свете, а ни одна, кроме Ешки, ночной нежитью не обернулась.

- Откуда тебе знать... - снова тихо молвила полуночница.

Ушкан чуть не подпрыгнул: нежить его мысли слушает!

- Верно, - ответила Ешка. - А сейчас раздевай кипчаков, тащи их одёжку сюда. Я в лесу ждать буду. Уж очень солнце жжётся.

Ушкан было дёрнулся побыстрее выполнить приказ, но потом степенно поднялся и неторопливо пошёл в сторону мертвецов. Права эта Ешка. Переодевшись, он в темноте за своего сойдёт. Только как к этому диву подобраться, чтобы уцелеть?

Зачесался шрам на груди, засвербела ободранная спина, и Ушкан зашевелился бойче.

Ешка вошла в подлесок и задумалась. Ненадёжен Ушкан. Нет в нём крепости, мужества, а дерзость показная. А ведь старше её годков на пять. Хотя с той ночи, как она с родителями в Круг шла, целая жизнь минула. Она успела отстрадать своё, умереть и заново родиться. Уже полуночницей. И ещё четыре жизни отнять.

Ай! Бубен потеряла! А ведь ей было велено его беречь. Что ж теперь станется-то? И где могла заветную вещицу обронить? Не иначе, как возле ребят. Полезла их пугать и потеряла. И почему польза другим для самой оборачивается ущербом?