Лиловый (I) (СИ)

Тот смотрел вперед, хмурясь. Теперь, на рассвете, было видно, что его рубаха рассечена на плече, обагренная кровью, которой заляпана и накидка. Острон оглядел себя и обнаружил, что багряный цвет украсил и его самого. Это заставило его вспомнить события минувшей ночи и поморщиться.

-- Дядя, -- окликнул он, -- так кто они были такие?

-- А ты так и не понял? -- рассердился Мансур. -- Одержимые.

-- Что они безумцы, это я догадался, -- буркнул он.

-- Одержимые духом темного бога, -- почти безмятежно ответил Адель со своей стороны. -- В вашем племени действительно о многом забыли, господин Мансур. Я и не представлял, насколько.

-- Мы слишком долго кочевали по северным плоскогорьям, -- пробормотал дядя. -- И не видели одержимых уже много лет. Скажи мне, когда ты сам свел с ними знакомство?

Ровное лицо Аделя еле заметно изменилось. Острон смотрел на него, склонившись вперед; девушка по-прежнему прижималась к нему.

-- Несколько лет назад, -- все же ответил парень. -- Мы с друзьями искали приключений на свою голову. Сбежав от племени, мы поехали на юг. С нами был один Одаренный, он и вел нас. Мы сражались с одержимыми далеко на юге, там, где их много.

-- Где теперь тот Одаренный? -- поинтересовался дядя Мансур.

-- Погиб.

Пальцы Сафир впились в его плечо. Острон посмотрел на нее; она уставилась в ответ, напуганными потемневшими глазами.

-- Не бойся, -- еле слышно прошептал он. -- Мы защитим тебя.

Она ничего не сказала.

***

Лошади устало ступали по пескам пустыни. Саид распростерся перед ними бесконечным океаном, иногда лаская тенью под барханом, иногда нещадно опаляя горячим солнцем. Острон уже двадцать с небольшим лет путешествовал по пустыне, туда и обратно, и хорошо знал, что в этой части Саида особенно мало воды, мало жизни. Сказывалась, быть может, и близость проклятых пустошей к югу. Там, на юге, простиралась самая величественная постройка шести племен: стена Эль Хайрана, возведенная в далекие времена, когда нападения одержимых были постоянными. Вдоль стены Эль Хайрана несли караул воины, избранные среди шести племен, и за всю его жизнь, сколько себя помнил Острон, никто еще не перебрался через стену с той стороны.

Видимо, времена действительно изменились. Он закрывал глаза и все еще мог видеть мельтешение безумных теней.

Адель и дядя Мансур тем временем завели разговор; они ехали впереди, рядышком, а кобыла Острона, вынужденная нести двойной груз, сколь ни легка была девушка, отставала. Острон поначалу не слушал, оглядываясь по сторонам. Хотелось пить, но в суматохе бегства они, конечно, не взяли с собой ни воды, ни еды. К счастью, до соседнего оазиса, в котором, по словам Аделя, стояло лагерем другое племя нари, было не так уж далеко: рысью, не останавливаясь, можно было добраться за день. Конечно, им придется идти дольше, лошади и так устали, лишенные возможности попить и отдохнуть.

-- ...не протянут, -- уловил Острон обрывок дядиной фразы. -- Придется идти пешком.

-- Я бы предпочел не оставлять их до последнего, -- возразил ему Адель, поправляя хадир на голове. -- В любом случае лошади погибнут, так лучше использовать их, пока можем.

-- Может быть, удастся добыть воды? -- окликнул их Острон, -- или, если дождаться ночи...

-- Ты забываешь о том, что мы не просто едем по пустыне, -- отозвался чужак. -- За нашими спинами -- целый отряд одержимых. Никто не знает, куда они направятся ночью.

-- Но мы едем все утро, неужели они нас нагонят? Они же вроде не ездят верхом.

Адель не ответил, пожал плечами. Дядя Мансур сердито вздохнул.

Лошади замедляли шаг все больше и больше. Время шло еле-еле, и иногда Острону казалось, что оно вовсе застыло; он не сразу обратил внимание на то, какая вокруг воцарилась тишина.

Тишина настолько абсолютная, что он мог слышать биение своего сердца. Ни шороха песчинки, ни дуновения ветерка...

Обругав себя идиотом, Острон поднял взгляд на дядю и Аделя, ехавших впереди, и обнаружил, что они совсем почти остановились и высматривают что-то.

-- Спешиваемся, -- отдал приказ дядя Мансур. -- Вот и пришло время расстаться с лошадьми.

-- Быстро, -- буркнул чужак, но спрыгнул со спины своего жеребца. -- Еще добрый десяток фарсангов. Возможно, придется драться.

Острон на этот раз смолчал; сердце сдавила неясная тревога. Он помог Сафир слезть с коня в руки дяди, который тут же повел ее, спешился сам. Адель тем временем с размаху шлепнул своего жеребца по крупу.

-- Беги, -- с явным сожалением сказал он. Острон нахмурился: он знал, что жеребца ждет неминуемая смерть, но делать было нечего. Конь чужака понесся прочь, по барханам, разбрызгивая во все стороны песок. Следом за ним устремились и две более смирные лошади; потеряв весь свой груз, они бежали резвее.

Они подошли к высокому гребню бархана, который облюбовал дядя Мансур; дядя первым уселся прямо в песок, оказавшись целиком в тени, рядом с ним в точно такой же позе опустился и Адель. С другой стороны села Сафир, и Острон устроился возле нее. Ощущение ее тела успокаивало его: он знал, что она здесь, близко, и никуда не исчезнет.

У дяди Мансура была меховая накидка, которую он снял и накинул на плечи девушке. Адель уже сунул голову между коленями, сжавшись в комок; его примеру последовал и Острон. Тишина угнетала все сильней. Он осторожно протянул одну ладонь и почти сразу нашел руку Сафир, тянувшуюся ему навстречу, поймал ее за тонкие пальцы и легонько сжал.

Четыре темные точки в бескрайнем золоте пустыни. Одинокая птица кружила на горизонте, там, откуда они пришли; никто из них не видел ее. Сияние в голубой бездне, казалось, высушило воздух до скрипа. Язык во рту Острона распух и еле ворочался. Он уже даже не чувствовал жажды, привыкнув к режущему ощущению в горле.

Красный ветер налетел внезапно.

Только что было тихо, как в гробу, ни звука, ни шороха. Вдруг за спиной он услышал глухой гул. Потом что-то принялось тарабанить по спине, покрытой истертой кожей жилетки, поначалу легко, почти щекотливо, потом с неистовой силой, будто пытаясь пронзить его насквозь. Песок засыпался в неплотно закрытые коленями уши, в нос, делая дыхание еще более затрудненным. Вой поглотил его. Только чужая дрожащая рука в его ладони возвращала ему ощущение реальности.

Стук в спину понемногу прекратился, уступив настойчивому горячему давлению; Острон знал, что это песок насыпался за ним, окружая со всех сторон. Теплые струйки потекли за шиворот. Это было хорошо: песок защитит их... от самого себя.

Красный ветер ужасен, но никогда не длится достаточно долго. Пик жары, по его расчетам, уже наступил: воздух обжигал глотку, постоянно сыплющийся на голову песок тлел, будто угольки. Пальцы Сафир нервно сжимались в его руке. Острон не мог ни видеть, ни слышать, только чувствовать эту руку. Он никому не отдаст ее... Адель? Пусть убирается к пустынным шакалам.

Жара понемногу начала спадать, и Острон вспомнил о безумцах, которых они оставили позади, в руинах разворошенного лагеря. Что они сейчас делают, эти одержимые? Другой вопрос: что ведет их? Неуклонная, непонятная воля темного бога?

...И самое страшное: как они вообще пробрались через стену Эль Хайрана?

Голос дяди Мансура неожиданно громко прозвучал где-то сбоку.

-- Красный ветер стихает. Пора идти!

Он резко поднял голову, так, что песок посыпался с него во все стороны, и некоторое время отупело смотрел на горизонт.

Рука Сафир похолодела, несмотря на ужасную жару.

На горизонте были темные пятна.

-- Скорее, -- рявкнул дядя над самым ухом. -- Уходим! Бегом, бегом!

-- Как они так быстро?.. -- растерянно выдохнул он, уже поднимаясь на ноги. Колени затекли и подгибались. Ладонь сама по себе легла на рукоять ятагана за поясом.

-- Потому-то я и не хотел бросать лошадей, -- буркнул Адель впереди. -- Живей, живей! Пошевеливайтесь! Их цель -- наверняка оазис в пяти фарсангах отсюда, тот самый, в котором стоит лагерем мое племя! Нужно добраться туда быстрей их!