Рыцарь старого кодекса (СИ)

Они уходят ночью, в его дозор - живые дезертиры, утаскивая раненых.

У них еще есть шансы выжить.

Рыцарь видит, но не пытается им помешать.

---

Даже Ханс не удивляется утром.

Грег резко ругается сквозь зубы, пиная затихшие угли, и зло бросает рыцарю:

- Это из-за тебя.

Нет, не из-за него; они оба знают.

Им оставили почти всё: десятки копий и щитов, припасы, одежду и бурдюки с вином.

Дракон не полетит за беглецами.

Грег перебирает оставленное, изредка ругаясь - и в его злости слышится облегчение.

- Нам тоже придется уйти, - говорит он без сожаления. - Вернуться. Взять с собой больше людей.

У ушедших более ценный груз, и они торопятся домой.

Ханс молчалив, и начальник стражи ждет его решения.

Рыцарь его уже знает.

- Нет. Я спасу её сам.

- Идея безумна, ваше высочество.

Оказывается, голос принца может быть жестким - жестким как камень, срамя тон отца.

- Ты можешь уйти, если хочешь. Я освобождаю тебя от клятв.

Ему легко говорить и бросаться словами; верность - то, что чувствуют дураки.

- Не в клятвах дело, - отвечает Грег.

Будь рыцарь моложе - ему было бы жаль вояку.

Жалость то, что только начинает просыпаться в нем за многие долгие зимы.

Драконы не чувствуют жалости.

- Оставь. Ему бессмысленно объяснять.

Иногда рыцарю кажется, начальник стражи понимает тоже - более глубокой, кровоточащей болью, как могут скорбеть по родным. Он не спрашивает, о чем речь, не делает удивленного взгляда, он молчит и никогда не считал принца дальновидным и хладнокровным.

Верны не за это.

- Что ты имеешь в виду? - взъедается Ханс, вскакивая.

Он ниже рыцаря почти на голову, и его кулакам, лишенным мозолям, трудно пугать.

- Ты поймешь сам, позже. Ты сам увидишь.

- Почему ты не хочешь объяснить мне? Думаешь, я мальчишка? Думаешь, я не смогу понять?

- Знаю.

На миг кажется, Ханс действительно ударит его - хлесткой, обиженной пощечиной девчонки или ребенка. Он не бьет, и это больше удара приближает его к мужчине.

Они собирают самое необходимое из того, что смогут унести - щиты, копья и бурдюки с водой. Еды съедают столько, сколько помещается в желудок, бросая остальное, и рыцарь лично взваливает на плечо несколько мехов вина. Грег больше не спорит с решением, и ему тоже бессмысленно говорить. Он ковыляет по степи медленно и упрямо.

До подножия башни они доходят втроем.

7.

У подножия башни трава выжжена до земли - черной, спекшейся и сухой настолько, что трещины раскрывают её, как свежие раны. В такой земле рождается только яд.

Сгущающаяся ночь обступает их плотным кольцом, предвещая беду, и нет ничего, что сгодится для факелов. Они разбивают лагерь у башни, и длинная тень её накрывает их и тянется до горизонта. Огонь костра силится разогнать тьму, но искры костра вспыхивают, взлетая, и гаснут.

Он сдастся к утру.

Грег валится на землю, едва добравшийся до стоянки. Левая сторона его тела с трудом слушается, превращая в подвиг каждое движение ноги - но он ковыляет, отказавшись от помощи. Может, он надеется задержать их, но Ханс не понимает маневра. Начальника стражи кладут поближе к огню, принц укрывает его своим плащом, и тот спит беспокойно, иногда судорогой извивая тело.

Как и огонь - он вряд ли доживет до утра.

Когда придет дракон, он не протянет долго, и рыцарь отдает ему последние часы спокойствия.

Ни один из них не протянет, и рыцарь смотрит на принца с сожалением.

Из него мог бы получиться не самый плохой король.

- Есть кое-что о твоей принцессе, - бросает рыцарь, и угли вторят ему шипением.

- Я знаю, - откликается принц.

Он вздыхает, расстегивает верхние пуговицы камзола и вытягивает медальон, висящий на шее. Рыцарь понимает - он действительно знает. Понимает еще до того, как Ханс раскрывает медальон - но он раскрывает, и Лидия действительно совсем не похожа на себя на картинке.

В медальоне лежит её яркий, огненный локон, и принц смотрит на него несколько долгих вздохов прежде, чем убрать обратно.

Смертоносней чумы и отравы, хуже любого проклятья и приворотного зелья.

Рыцарь осматривает Ханса неверяще, словно видит его впервые.

- Ты правда любишь её, - говорит он. - Глупее, чем я думал.

Принц с ним не спорит.

---

Дракон спускается к ним по камням, оживляя машину башни.

Он летит в них пылью от древней, рассыпающейся постройки, он рычит гулом и землетрясением волнует землю - дракон сила, мощная и дикая, как сила стихии. Его рев звучит ревом грома, его пламя жжется лесным пожаром. Трава мнется от взмахов крыльев, и дракон черный, как ночь, и тень его пожирает звезды.

Рыцарь ждал его и встает неспешно, приветствуя старого друга.

Чтобы держаться, Грегу приходится опираться на меч. Даже с мечом, он все равно падает, сметенный движением крыльев, и с трудом поднимается. Принц берет в руки копье, горящий решимостью, как герои древних легенд, и держит древко нелепо, вскинув к локтю.

Они не могут убить дракона.

Окружая, он бросается на них вместе с тьмой, и пламя костра взвивается выше, отзываясь на рев его пасти. Трещины под ногами дрожат и расходятся под его лапами, и всё в этом месте - земля, башня, само небо и пламя - не на их стороне. Дракон повсюду: он рвет плоть касаниями крыльев, как рвал бы ветер, он кусает и отпускает, как жалило бы солнце, и они на самом краю развязки.

В башню войдет тот, кто доживет до утра.

Рыцарь вскидывает щит, закрывая принца, и тот кидает копья слепо, часто и отчаянно, не зная направления удара. Грег машет мечом и падает с каждым взмахом. Бой длится долго, потому что они не заслужили сна, и трещины расступаются, ползут по башне и рушатся на них дождем щепок и камня. Негласным правилом - дракону нужен один. Рыцарь знает, кто это будет.

Отдавая должное Хансу - он бьет смело, яростно и глупо, как и должен тот, кто спасает принцесс.

Его смелость продлевает агонию и украшает глубокими рваными ранами - следами драконьих когтей, вспоровших даже мраморные камни. На боку, ведь рыцарь защищает его лицо и куда больше знает драконов. Принц падает на колени, кашляя, и рыцарь опускает щит.

Дракон хватает начальника стражи, и тот всаживает ему меч в грудь; но дракон, как и тень, даже не замечает удара. Не так убивают драконов, и Грег до последнего давит на рукоять.

Он рассеивается, как мог бы туман; как ломается ночь с рассветом.

От начальника стражи не остается крика.

Когда дракон уходит, рыцарь обрабатывает раны принца вином - потому что больше ничего не осталось; перевязывает его же рубашкой, накрывает плащами, разводит костер, пьет и ждет.

Башня дрожит над ними, и рыцарь знает,

Она не может не появиться.

---

Принцесса приходит к утру, и её тонкое тело пробивают лучи раннего солнца.

Нематериальной - она выглядит беспомощной, обманным впечатлением собственной силы; и она могла бы многое, сводящее с ума королей и принцев, но и правдиво впечатление тоже.

Она - могла бы, но - не может.

Лидия не говорит с ним первой, разрушая единственную традицию, сложившуюся ночами.

Она проходит мимо рыцаря, отводя взгляд, и опускается рядом с принцем. Её рваное платье ложится на черную землю, от земли тянет холодом, но рыцарь пьет и знает - сейчас она не чувствует ни тепла, ни ожогов. Лидия склоняется над Хансом, заглядывая в лицо, и рассматривает долго - словно видит впервые. У глаз её собираются мелкие, влажные морщинки, и волосы её жжет рассвет. Еще немного, и она сгорит в солнечном свете, как горят мертвые.

Принцесса слишком девчонка для того, чтобы быть ведьмой.

- Зачем тебе это? - спрашивает рыцарь.

Интерес просыпается в нем скорее от вина и скуки, и не то чтобы ему важен ответ, вовсе нет, но - он делает глоток дольше обычных и ждет ответа. Лидия вытирает лицо ладонью деревенским, недостойным леди жестом, и бережно отворачивает голову Ханса вбок, в сторону рассвета.