Божественные игры (СИ)

Я слышу отдалённые возгласы своих врагов:

― Где он? Куда он делся?

― Как сквозь землю провалился!

― Найдите его! Он не мог далеко уйти! ― беснуется разозлённая Кларисса.

Я вжимаюсь спиной в землю и дышу через раз. Мне хочется одновременно и смеяться, и плакать. Моё убежище ― моя же ловушка. Я не сомневаюсь, что на поверхности она совершенно незаметна и обнаружить меня практически невозможно.

Всё происходит именно так, как я и надеялся. Полубоги расходятся в разные стороны, но вскоре возвращаются обратно не солоно хлебавши. В перерыве между потоками посылаемых на мою голову проклятий я слышу, как они договариваются насчёт того, чтобы устроить стоянку возле родника. Что ж, этого можно было ожидать.

Одна угроза миновала, и теперь я стараюсь по возможности хладнокровно оценить своё положение. Итак, я в ловушке. Земляная яма не такая уж глубокая ― встав в полный рост и вытянув вверх руки, я могу дотронуться до переплетённых корней, ― но здесь довольно прохладно, а к ночи станет ещё холодней. Я достаю нож из рюкзака и пробую зазубренной стороной перепилить корни. Для этого я упираюсь ногами в стенку, проделав в ней некое подобие ступенек, хватаюсь одной рукой за корень, а второй совершаю задуманное.

Сойдя вниз, я провожу рукой по лбу. Корни необычайно крепкие, точно железные. В результате пяти минут непрерывной работы появилось лишь крохотное углубление. Сколько же понадобится сил и времени, чтобы выбраться отсюда! Хотя, с другой стороны, лучше уж так, чем застрять здесь без надежды на спасение.

За монотонной работой меня не покидают мысли о Луке. Кто бы мог подумать, что он так легко найдёт общий язык с профи! А я-то надеялся, что мы с ним друзья и он хотя бы в начале Игр не будет пытаться убить меня.

С распиливанием корней я вожусь до ночи, время от времени делая передышки. Ещё не успев выбраться, я слышу, как играет гимн, ― значит, сейчас в небе появятся изображения павших трибутов. Мне удаётся их разглядеть. Ричард ― сын Деметры, Патрисия и Николас ― дети Артемиды и Элис ― дочь Гермеса. Всего четверо. Я не был хорошо знаком ни с кем из них, но это не отменяет того факта, что когда я увидел изображение сына Деметры, я испытал угрызения совести. Ведь по сути это я стал причиной его смерти. Из-за меня он задержался у Рога изобилия и, скорей всего, был убит кем-то из профи.

Я говорил Аннабет, что буду только защищаться, но теперь я не уверен, что этого будет достаточно.

Не успеваю я додумать эту мысль до конца, как звучит другая мелодия, если можно так выразиться, чуть более весёлая. Она предшествует какому-либо сообщению от богов. Обычно они созывают трибутов на «пир», но сейчас ещё слишком рано для подобных заявлений.

Я с любопытством прислушиваюсь. Над ареной звучит громогласный голос Диониса:

― Внимание, трибуты! В правилах произошли изменения. В нынешних Играх победить могут трое. Третьим ― внеконкурсным ― победителем может стать владелец особенного артефакта, единственного в своём экземпляре. Тому, кто это будет, достаточно лишь громко произнести имя верховного бога Олимпа и он тут же будет забран с арены. Да пребудет с вами милость богов!

Около минуты я стою в ступоре, пытаясь вникнуть в услышанное. Я понимаю лишь одно: то, что я ничего не понимаю. Какой ещё артефакт?! Значит ли это, что он спрятан где-то на арене и тот, кто его найдёт, станет безоговорочным победителем? Наверное, всё-таки да, потому что другое объяснение здесь придумать трудно. Вот только, подозреваю, что найти его будет не легче, чем иголку в стогу сена.

«Особенно, если сидеть в грязной, сырой яме», ― мысленно заканчиваю я и, взяв себя в руки, снова берусь за дело.

Я выбираюсь из ловушки уже после полуночи: едва протискиваюсь в получившееся узкое отверстие. Во всяком случае, мне кажется, что полночь уже миновала, ― часов здесь ни у кого нет. Я чувствую сильную усталость: за день я вымотался так, что готов упасть и уснуть прямо там, где стою. Руки после работы немилосердно ноют, даже несмотря на то, что лагерные тренировки сделали меня гораздо выносливей. Мой желудок совершенно пуст, и мне снова хочется пить. Притом я опасаюсь, что если продолжу путь, то попаду в новую западню.

Все эти доводы побеждают мой страх перед профи, и я, закутавшись поплотнее в плащ, укладываюсь спать прямо под боком у стаи «гиен».

Я открываю глаза на рассвете, когда небо только-только начинает светлеть, и не сразу вспоминаю, где я нахожусь. Кругом зелень ― куда ни глянь. За время сна мой плащ сбился и холод пробрался ко мне под одежду; особенно неуютно чувствует себя тот бок, на котором я сейчас лежу. Я опираюсь свободной рукой о землю и с трудом поднимаюсь. Трава мокрая, но из неё нельзя выжать ни капли воды, и это до обидного несправедливо.

Хотя в моём раннем пробуждении есть и положительная сторона ― профи наверняка ещё спят и, если соблюдать осторожность, мне удастся незаметно ускользнуть от них, ― но короткий сон не придал мне сил. Я чувствую себя совсем разбитым. Стараясь действовать как можно тише, я надеваю рюкзак и пробираюсь вперёд по лесному ковру. Но, несмотря на всю мою осторожность, время от времени какая-нибудь сухая веточка всё же попадается мне под ноги, и тогда я сразу замираю, напряжённо оглядываясь. Лес скован безмолвной тишиной, и даже такой незначительный звук может выдать меня. Не знаю, выставили ли профи дозорных, проверять это мне совсем не хочется.

Примерно через полчаса черепашьего продвижения я позволяю себе расслабиться и сделать привал. Устало привалившись спиной к стволу дерева и вытянув ноги, я достаю один бутерброд, а второй бережливо оставляю на потом. Голод мне удаётся немного заглушить, но зато жажда начинает мучить с двойной силой. Все мои мысли сводятся только к поиску воды. Если на меня нападут, я даже не смогу сражаться в полную силу.

По лесу я передвигаюсь медленно и осторожно. Во-первых, чтобы иметь возможность вовремя заметить опасность, а во-вторых, чтобы не слишком расходовать силы. Когда солнце поднимается достаточно высоко, мои размышления о том, что где-то просто обязан быть и другой источник, вдруг прерывает странный шум, доносящийся издалека. Очень напоминающий шум волн во время шторма. Превозмогая усталость, я забираюсь на наиболее удобное дерево среди растущих поблизости. Мне кажется важным быть в курсе того, что происходит на арене.

Уже на верхушке я достаю бинокль и, посмотрев в сторону моря, вижу огромное, круглое нечто, уходящее под воду! Как будто в море опустили большущий чёрный камень, и он медленно идёт ко дну. Вслед за этим, минут через пять, раздаются три пушечных выстрела ― свидетельства смерти трибутов. Меня передёргивает от мысли, что я тоже мог стать жертвой неизвестной морской твари. К счастью, я сразу понял, что с этим морем что-то неладно. А вот другие полубоги никак не могли это проверить.

Спрятав бинокль, я слезаю с дерева. Но, поставив ногу на последнюю ветку, меня словно током прошибает: Аннабет! Что если она одна из жертв?! От этой страшной догадки мне становится очень не по себе. Правду я узнаю вечером, а пока что мне нечем себя утешить. Остаётся только надеяться, что Аннабет слишком умна для того, чтобы вовремя не заподозрить угрозу.

Я продолжаю путь. По моим подсчётам время уже перевалило за полдень. Я не очень хорошо ориентируюсь по солнцу, но сейчас оно жарит сильней всего. Благо, хоть густые кроны деревьев служат отличным навесом. У меня слипаются глаза, но я не разрешаю себе лечь на землю и вздремнуть.

В какой-то момент я замечаю вдали мелькнувшую фигуру. В тот же миг я прячусь за дерево и немедля достаю бинокль и нож. Выждав немного, я выглядываю из своего укрытия. От увиденного моё сердце радостно пускается вскачь, и все мои злоключения на время меркнут.

― Аннабет! ― начисто позабыв об осторожности, кричу я и подбегаю к ней.

Услышав мой голос, дочь Афины резко оборачивается и вскидывает на меня держащий наготове лук.

― Аннабет, это же я, ― замедлив бег, я останавливаюсь в нескольких шагах от неё и в примирительном жесте поднимаю руки.