Луна, луна, скройся! (СИ)

― Вот… извини за резкость.

― Какая прелесть! Что же я буду с ними делать?

― Пирожных напеки. Варенье ещё, говорят, можно сварить или конфеты сделать. Я верю в твоё кулинарное чутьё, так что… поступай с ними как знаешь.

Я смеюсь. Пару цветочков из букетика я засовываю в нагрудный карман его чёрной рубашки — за неимением петлицы. А вот куда девать остальные…

― Дай сюда, — говорит он. Вынимает ещё фиалку и, заправив мне волосы за левое ухо, осторожно вводит под них стебелёк. — Ну вот, половину пристроили.

Его пальцы всё ещё на моих волосах. Он смотрит на меня с совершенно непонятным выражением лица и вдруг наклоняется. Прежде, чем я соображаю, что он собирается делать, его губы касаются моих. Поцелуй длится… нисколько он не длится, мягкое, лёгкое, почти мимолётное прикосновение — Кристо тут же выпрямляется и даже отступает.

― Ты чего?!

― Так. Момента ради.

― Не делай этого больше.

― Ладно.

Я отбираю остатки букета и просто кидаю их в урну.

― Я опять тебе настроение испортил?

― Нет. Только не делай так больше, и всё.

― Не буду.

Некоторое время мы молча бродим по бульвару. Потом Кристо спрашивает:

― Но танцевать ведь можно, да?

― Танцевать — можно.

― Тогда пойдём! Здесь в тысячу два раза интереснее, чем в клубах.

― Истинная правда. Хотя бы потому, что мы здесь танцуем не для маскировки, а сами для себя.

― Ага.

Мы идём к танцплощадке, и танцуем вальс, а потом польку и чардаш. Пока звучит мазурка, мы отходим к одной из скамеечек.

― Знаешь, что? — говорит вдруг Кристо. Мне почему-то кажется, что он хочет вернуться к вопросу с поцелуем, и я напрягаюсь:

― Что?

― Очень хорошо, что мы едем в Прагу. Я сегодня днём думал-думал и понял, где мы можем разузнать об этом ритуале, для которого тебя Батори готовит. У еврейских тайнокнижников!

― У каббалистов, что ли? Наслышана. Так они только ерунду всякую высчитывают, что они могут знать о вампирских ритуалах?

― Да нет, я о… ну, в общем, есть такие люди среди евреев, которые всяким волшебством интересуются и собирают информацию со всего мира.

— Еврейские тайнокнижники — это же всего лишь легенда.

— Ага, как и вампиры. Я тебе говорю — такие люди есть, просто ты этого мира не знаешь. А поскольку еврейские маги знают о «волках» и вампирах — может, и о вампирской магии тоже. В Праге их целый район. Только тогда нам стоит в воскресенье встретиться с кем-то из упырей от Батори. Что-то мне подсказывает, что такие сведения забесплатно не выдают.

― Ну, тут и воскресенья ждать не надо. Видишь на той скамейке тётку в красном платье? Ирма Надь, вампир. Сейчас подойду к ней. Подожди здесь.

В ходе кратких переговоров Ирма достаёт из сумочки кошелёк и отдаёт мне. Я открываю: в нём крупная сумма наличными. Пытаюсь вытащить банкноты, но Надь останавливает:

― Этот кошелёк приготовлен специально для вас. Просто берите.

Я благодарю и возвращаюсь к кузену.

― Может, всё-таки попробуем танго? — Кристо жадно смотрит на танцплощадку.

― Да я его в жизни не танцевала.

― Я тоже. Но мы его за две ночи уже двести раз посмотрели. Уж как-нибудь да повторим! Скучно так сидеть-то.

― Пригласи упыриху, она его точно танцует.

Я была уверена, что Кристо, по своему обыкновению, нахохлится, но он легко поднимается и подходит к госпоже Надь. Лёгкий поклон, движение губ — мне не слышен их разговор, но я вижу его результаты — вампирша и мой подопечный рука об руку выходят на танцпол и начинают вышагивать на напружиненных ногах. Надь вертит бёдрами, оплетает Кристо ногой, выгибается и извивается — никогда не видела более непристойного танца… и более красивого. Вампирша Батори и мой «волчонок» действительно хорошо смотрятся вместе, оба стройные, гибкие, упругие в движениях. На них засматриваются и другие зрители; когда музыка утихает, им аплодируют. Кристо и Надь синхронно кланяются и расходятся. Распорядитель объявляет очередной вальс. Кузен подходит ко мне с вытянутой рукой, готовой принять мою ладонь. Я подаюсь навстречу с внутренним сопротивлением: моё отвращение к его близости, отступившее было в Югославии, снова вернулось. Но мне неловко показать это, и вот — я уже кружусь в его полуобъятьи: раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… Его смуглое лицо сосредоточенно, брови почти сошлись над переносицей, губы крепко сжаты. Он ловит мой взгляд.

― У тебя что-то болит? — спрашивает Кристо, когда мы возвращаемся на скамейку.

― Да нет… почему?

― Ты такая напряжённая…

― Это ноги… после Вуковара. Иногда побаливают, — вру я. — Принеси мне мороженого. Только в рожке.

― Сейчас.

Я ем мороженое и вяло гляжу на танцующих.

― Может быть, ты хочешь в ресторан? — предлагает Кристо. — Мы можем найти местечко потише.

― Лучше в кино.

― Сейчас. Я спрошу кого-нибудь…

Кузен снова исчезает. На этот раз его нет довольно долго: минут пятнадцать. Когда он возвращается, я вижу, что фиалок в кармане его рубашки больше нет, а губы у него вспухли. Он садится рядом, и меня обдаёт запахом женских духов.

― Ну смотри, тут есть рядом целых три кинотеатра. В одном крутят авторское кино, во-втором — старые фильмы, третий — обычный.

― Никуда я не хочу. Отойди от меня. Меня сейчас стошнит от этой вони.

― Какой? Ты чего?

― От тебя вампиршей воняет. Мерзейший парфюм. Кстати же, губы оботри. А ещё лучше — мороженого съешь, а то они у тебя кричат: ребята, я тут только что в кустах с одной тёлкой баловался.

Кристо вскакивает на ноги.

― Да что вы, бабы, за существа такие! Одна чуть не с задранным подолом лезет, насилу отбиваюсь, другая истерики закатывает — интересно ей, с кем я где баловался! Ты просто уже на ровном месте находишь, к чему придраться!

Он размашисто уходит куда-то прочь от танцплощадки. «Скатертью дорога!» — проносится сердитая мысль. Но уже через две минуты я остываю. Чёрт знает, что на меня только что нашло: видно, нервы сдают или слишком уж долго я бок о бок с другим «волком» живу. И чёрт знает, куда мог побежать обиженный подросток! Может быть, сразу топиться. Я вскакиваю и бегу по дорожке, на которой видела Кристо последний раз. Но как я ни спешу, я его не нагоняю; разогнавшись, я выбегаю к выходу с бульвара. Должно быть, он свернул где-то по пути, и я разворачиваюсь обратно, забегая то на одну дорожку, то на другую. Нахожу ещё одну танцплощадку и какую-то беседку; мешаются люди, но я стремительно лавирую между ними. Я заглядываю в затенённые уголки, и на меня сердито смотрят парочки. Я кружу и петляю, но нигде не вижу кузена. Наконец, меня выносит обратно на «нашу» танцплощадку. Я оглядываюсь и бегу дальше, но из какого-то поворота выскакивает Кристо и хватает меня за руку:

― Тьфу ты, шибанутая! Я тебя уже чёрт знает сколько ищу!

Я молча пытаюсь ударить его в грудь кулаком, но он перехватывает и вторую руку:

― Да что такое?!

― А какого лешего ты убежал?! Меня одну оставил! И… чего ты голый?!

На Кристо нет рубашки. На голой груди блестит серебром крестик. Волосы из-под шляпы свисают мокрыми сосульками.

― Я просто сходил к фонтанчику умылся. А рубашку выкинул, чтоб тебя запах не раздражал. Да что ты такая нервная-то, на тебя что, эти твои женские дни надвигаются, что ли?

Я выдираю правую руку и отвешиваю ему звучную пощёчину:

― Не смей говорить мне такие вещи!

Он отступает, прижав ладонь к щеке:

― Да не буду я, не буду, Лилян! Ты чего… плачешь-то чего опять?

― Ничего я не плачу. Тебя жалко, — сумрачно цитирую я.

― Тогда можно я на тропинку вернусь? А то мне кусты спину царапают…

Я отодвигаюсь, давая кузену место на дорожке.

― Лилян, если тебя чего ещё бесит, ты лучше сразу скажи, а?

― Да ничего меня не бесит… уже. Извини. Я зря взорвалась. Спасибо, что… рубашку выкинул.

― Тогда пойдём в кино?

― Пойдём. Туда, где старые фильмы. Если ты в другое не хочешь.

― Да нет, мне нравится старое кино. Там всегда музыки много, поёт кто-нибудь.