Длинные руки нейтралитета (СИ)

  - Джентльмены, как раз против тех самых особо мощных орудий это средство окажется наименее действенным: ведь стрелки не смогут поразить цели, прячущиеся за орудийными щитами.

  - Тогда пусть отрядят опытных егерей, привыкших долго ждать в засаде. Рано или поздно кто-то из обслуги выйдет из-за щита...

  - Допустим, этот егерь-штуцерник дождется своего шанса. Но от потери подносчика бомб ущерб невелик.

  - Но если тот уронит бомбу, а та взорвется...

  - Не было ни одного случая взрыва этих бомб на русских позициях и даже больше скажу: бывало, что они не взрывались в нашем расположении...

  - Джентльмены, обращаю ваше внимание: при сколь угодно умелой и расторопной обслуге этих пушек без грамотного командира, распределяющего цели, эффективность их неизбежно снизится. Офицеры - вот приоритетная цель!

  - Согласен, но как ее поразить? Мой опыт гласит: ни один стрелок, сколь бы хорош он ни был, не сможет попасть в человека, находящегося на расстоянии тысячу ярдов.

  В обсуждение вмешался французский офицер связи в чине майора. В его служебные обязанности входило присутствовать на подобных совещаниях, слушать внимательно и докладывать в свой штаб. Обычно он так и делал, но на этот раз высказался:

  - Господа, если позволите, могу предложить решение: траншеи, которые позволят расположить стрелков на расстоянии, скажем, до трехсот метров. Для меткого пехотинца со штуцером этого будет достаточно.

  Английские офицеры переглянулись. Высокая репутация французской военной школы в части тактики в очередной раз подтвердилась.

  Решение было принято. Его представили лорду Раглану. Тот дал согласие и распорядился официально известить о своем решении французов.

  И в очередной раз саперы принялись копать траншеи. Дело шло не быстро: по приказу из штаба земляные работы старались проводить скрытно (по возможности).

  Второй ночной рейс боцманмата Кроева со товарищи прошел намного менее гладко, чем первый. Разумеется, виноватой оказалась предательница-луна.

  На этот раз сложенные ящики нашли без труда. Правда, по тяжести те не уступали вчерашним, но Кроев, таскавший наравне с другими, проворчал, что-де хоть и тяжелешеньки будут, но на обратном переходе отдохнем.

  Полнолуние заливало ясным светом ночной пейзаж. Волнение было небольшое; офицеры оценили бы его в три балла. Не стоит удивляться, что баркас, огибавший в тот момент мыс Херсонес, мгновенно заметили на фоне лунной дорожки с турецкого парусника, шедшего в сторону Балаклавы.

  Сидевший на руле Кроев отреагировал почти мгновенно, переложив курс на зюйд и прорычав:

  - Полный вперед!

  На всякий случай боцман сопроводил команду комментариями и пояснениями, хотя в них нужды не было.

  Турецкий капитан оказался грамотным. Сначала он привел свой корабль под ветер, оказавшись с баркасом на параллельных курсах. Турок рассчитывал догнать русских и взять на абордаж, но очень скоро понял свою ошибку: суденышко резво разгонялось без весел и паруса, то есть приводилось в движение машиной. В состязании с ней паруса корабля, идущего в полном грузу, могли проиграть.

  - Юсуф, мы можем достать русского из пушек?

  Старший помощник Юсуф сразу понял мысль капитана. На успех погони можно было рассчитывать, только повредив корпус удирающего баркаса или, в крайнем случае, машину.

  - Картечью, эфенди.

  - Командуй, топчи-баши [13] .

  Этим титулом капитан высказал суть насмешливое уважение старшему помощнику.

  Артиллеристы не проявили большой расторопности, если судить по английским, французским или русским меркам. И все же не прошло и двух минут, как первое из трех бортовых орудий рявкнуло, посылая картечь в сторону баркаса, который к тому моменту находился на дистанции около двух кабельтовых. Выстрел был из удачных. Баркас заметно вздрогнул корпусом.

  - Затыкай пробоины! Вычерпывай!

  Одна из образовавшихся дырок в борту, собственно, не нуждалась в срочном ремонте, ибо находилась чуть ниже самой близкой к носу уключины. Со второй было хуже: она располагалась почти на ватерлинии, и вода хлестала сквозь нее неравномерной струей, но ближайший матрос заткнул пробоину собственной бескозыркой.

  Пока экипаж трудился, вычерпывая воду парой черпаков, ахнула вторая пушка и почти сразу вслед за ней третья. Вот она-то наделала дел больше других.

  - Рука! Убили! Помогите, братцы!

  Молодой матрос Игрунков изо всех сил жмурился, чтобы не видеть того, во что картечина превратила руку выше локтя. Собственно, руки уже почти не было: то, что от нее осталось, висело на остатках кожи и чудом уцелевших связках.

  Боцману даже не понадобилось отдавать команды: товарищи все сделали сами.

  - Перетягивай же, да плотнее! Тришка, на-ка, хлебни винца. Да придерживай руку, мать твою якорем!

  Баркас, вздевши нос, набрал самый полный ход, уходя от преследования. За кормой вздымался огромный, выше транца, бурун и тут же опадал: 'Гладкая вода' работала исправно. Однако от погони отрывались медленнее, чем хотелось бы.

  Кроеву незачем было вмешиваться в заделку повреждений в оказание первой помощи раненому: там справлялись и без него. Командир баркаса напряженно вглядывался в освещенный луной борт неприятельского парусника. Боцман не был артиллеристом, но суету на шканцах видел отлично. Плохо различимые и потому с виду нестрашные рыльца пушек еще можно было разглядеть, но при таком освещении их поворот в сторону цели не засек бы никто.

  Раненого уложили на дно баркаса. Игрунков громко стонал. Его подбадривали:

  - Ты не переживай, Триша, до госпиталя доставим, а там Марья Захаровна возьмется.

  - Она дело знает, эт точно. Да взять хоть унтера Зябкова...

  Ближнее к баркасу орудие пыхнуло облаком дыма, через пару секунд донесся звук выстрела, но наводчик подкачал: картечины хлестнули по воде далеко за кормой. Все же артиллеристы с 'купца' - совсем не то же, что умелые вояки с боевым опытом. К тому же скорость баркаса сильно недооценили.

   Почему-то две другие пушки так и не выпалили. Никто из экипажа баркаса не угадал причину. Таковая, конечно, существовала. Кораблик ушел далеко вперед; в результате бортовые орудия не имели возможности взять русский баркас на прицел. Турецкий артиллерист увидел диспозицию и отказался от напрасной траты зарядов. Среди русских моряков не нашлось такого, кто бы расстроился от подобного оборота дел.

  Кроеву пришлось заложить порядочный крюк, выйдя в открытое море. Из-за этого в порт пришли через два часа после выхода из грота. В госпиталь раненого доставили и того позже. Дежурил сам Пирогов; он, увидя характер ранения, тут же отправил Игрункова на операционный стол и ампутировал то, что осталось от руки. Когда Игрункова, все еще не отошедшего от наркоза, отнесли в палату, за окнами уже светало.