Шесть с половиной ударов в минуту (СИ)

Я просидела на стуле до глубокой ночи, не осмеливаясь выпустить спицу из рук ни на секунду. И весь следующий день, а потом и неделю проводила на том же месте в той же самой позе. Я читала те редкие книги, до которых не успела дотянуться за три года жизни со старушкой, а потому мне было не так уж и скучно. Спустившаяся тоже часто навещала меня и занимала беседами о жизни и философии. Но я всё равно медленно унывала, осознавая, что всё зависит не от умения и опыта, а банального случая. Это игра в лотерею, и даже нельзя наверняка сказать, сколько шансов выиграть у меня было.

- Ты уверена, что вы близкие друзья? – резонно спросила Юдаиф.

- Я убеждена, что да. Просто он занят, - оправдывала я Рандарелла, будто была его защитником в суде. Самой смешно становилось.

В ожиданиях прошли две с половиной недели. Я была непреклонна, и не проходило ни дня без того, чтобы я садилась за стол и бралась за нить. Юдаиф никак не комментировала мою настырность, предоставляя мне полное право решать, что делать дальше. Кажется, её радовало, что я всё ещё с ней.

- А если я возьму карту и нить с собой, она ведь всё равно сработает? – спросила я однажды. - Мне не обязательно быть привязанной к этому стулу.

- Тебе не обязательно быть привязанной даже к этой карте. Но ты не сможешь держать второй конец на ней, пока куда-то идёшь. Находясь в путешествии, ты будешь больше двигаться, соответственно, меньше времени будет тратиться на поиски.

- Я понимаю. И готова пойти на это. Мне надо куда-то двигаться, иначе… я начну увядать.

- Значит, решила уйти, - улыбнулась мне сморщенная старушка. Она была одного роста со мной, но сейчас почему-то показалась такой маленькой. – Когда отправляешься?

- Через пару дней. Может, недель. Нужно ещё закончить чтение нескольких книг. Возможно, вы оттаете и расскажете мне какие-нибудь мировые тайны, пока я буду собираться, - пошутила я, хотя в моём предположении была доля надежды.

Юдаиф молча потягивала чай, а я наматывала серебристую нить на палец. Мне не было грустно, напротив, ощущался душевный подъём, о котором пару месяцев назад и мечтать не смела. На самом деле, и я уже позже это поняла, моё улучшившееся состояние было следствием трёхлетней незаметной терапии, которой подвергала меня добрая старушка. Она положительно повлияла на меня, не заставляла жалеть, что однажды мне пришлось спасаться от её кровожадного пса на дереве. Я была такой потерянной тогда, забившейся в крохотный уголок собственной души. А теперь видела тропу, по которой собиралась идти, и это… было безумно приятно. Ко мне вернулась уверенность.

- Вы иногда кажетесь такой расисткой, недолюбливающей людей, но при этом помогаете мне отыскать моего человеческого друга, - подметила я.

- Расистка? - фыркнула Юдаиф. – То, что я в целом не жалую человеческий род, не означает, что имею что-то против конкретных личностей. Я ведь знаю, что многие из них упрямые глупцы не по своей воле. Личных врагов среди людей у меня нет, - помолчав, старушка добавила. – Среди людей ненавистников моего народа больше, чем среди Спустившихся – ненавистников людей.

- Уверена, люди думают с точностью до наоборот.

- Так и положено. Наверное, это даже нормально ненавидеть соседей, но иногда наведываться к ним на ужин. Эти острые противоречия так часто встречаются в нашей жизни. Должно быть, это потому, что ненависти в чистом виде почти не существует, и её разбавляет что-то ещё. Ты – самое яркое тому доказательство.

- Я? – вырвалось у меня.

- Ну да, - Юдаиф взболтала осадок в чашке. – Твой родивец такой из себя воинствующий, непримиримый, людей на дух не переносит. Но при этом подвержен такому банальному недугу.

- Вы о… - я сглотнула.

- Да, карата, об этом. О крайне извращенской привычке Сайтроми кувыркаться с женщинами из людского рода. Это ж надо! То, что слухи гласят, будто он крайне близок с сестрой, я ещё могу понять – стремление почувствовать себя вновь единым с ней и всё такое…

- Юдаиф! Это же такая деликатная тема, - осадила я, чувствуя неловкость, хотя Спустившаяся обсуждала вовсе не меня. – Вы сплетничаете о своих королях…

- Но я же не сквернословлю, а говорю правду. Что тут такого? Да и кто станет обижаться на старушку?

Я мотнула головой, сбрасывая скованность. Юдаиф затронула тему, на размышления над которой я потратила немало времени. Известных мне фактов было слишком мало. Например, что отец находился в человеческом теле, когда встретил мою мать, но неужели она была настолько одинокой женщиной, что согласилась лечь в постель с первым попавшимся? Или же, что казалось мне наиболее вероятным, Сайтроми её попросту изнасиловал, не ожидая никаких последствий.

- И это при том, что, лишённые репродуктивных функций, они не испытывают физических потребностей в сексе, - пробубнила Юдаиф задумчиво. – Наверное, Сайтроми просто хотел узнать, что чувствуют другие, когда занимаются любовью. Спросишь у него, когда встретишь?

- Не уверена…

- Что спросишь, или что встретишь?

- И то, и другое.

Я покачивала спицу, бесцельно разглядывая самый крупный материк Клепсидры. Вернее, это был самый крупный материк Верхнего этажа. Что и следовало ожидать, люди не рисовали карт для Нижнего. Наверное, где-то в архивах Lux Veritatis хранились достоверные чертежи, но для остальных людей было важно знать лишь то, что у демонов всё плохо, что они живут среди кошмарного кошмара, а окружают их самые великие ужасы, которые только может нарисовать человеческое сознание. Материки, моря, горы? Фу, какая глупость! Уткнись в свою книжку и повторяй молитвы Терпящей! Самое печальное, что примерно так Магрос и отвечал людям в своей церкви. Уверена, не он один практиковал подобное вежливое затыкание.

- Чего притихла? – обратилась ко мне старушка. Сегодня мастер иллюзий примерила на себя облик откровенной болтушки, немного циничной в своих высказываниях, так что порой её замечания оставляли горьковатый привкус. – Взываешь мысленно к своему ненаглядному?

- Я умоляю вас, только не начинайте, - и я с замирающим сердцем заметила, как закатились глаза у Спустившейся. – Юдаиф?

Старушка резко повалилась на поверхность стола, хотя мне померещилось, что я видела сцену в замедленном действии, как если бы кто-то наложил чары замедления времени. Левая рука старой женщины безвольно повисла вдоль тела, а правая столкнула чашку с остатками чая, который тут же потёк по карте. Алый платок съехал чуть набок, выпуская на свободу седые волосы.

- Юдаиф? – я растерянно смотрела на неподвижное тело, судорожно соображая, нужно ли мне броситься за помощью (и куда?!) или попытаться оказать её самой.

А вдруг она умирает? Да нет, с чего бы? Старушка выглядела здоровой и не жаловалась ни на какие боли. Мне вообще порой казалось, что эта нетипичная бабушка не страдает от естественных для её возраста проблем. Она была зоркой, энергичной, с хорошей памятью, будто образ старухи - только маскировка, за которой скрывалась вполне себе здоровая Спустившаяся. Или Юдаиф просто умело утаивала дурное самочувствие, чтобы не тревожить меня?

Я осторожно дотронулась до её плеча, как если бы она могла рассыпаться прахом от одного касания, а потом мне пришло в голову проверить её пульс. И в эту секунду Юдаиф зашевелилась, оторвала лоб от стола и неторопливо распрямилась. У меня отлегло от сердца.

- Слава Терпящей… - не зная, кому ещё можно послать благодарность, прошептала я. – Вы напугали меня.

Но что-то было не так. Замутнённый взгляд старушки постепенно прояснялся и приобретал непривычную холодность и цепкость. Когда Спустившаяся остановила его на мне, мою душу будто полоснули раскалённые крючья, и я сообразила, что это не смена маски. На меня смотрел кто-то другой. Внешних отличий не было, но я всем телом ощущала, что теперь со мной за одним столом сидел незнакомец. Признаки этого несмело проступали во взгляде, позе, движениях. Они расползались по телу, вытесняя знакомые черты, которые я за три года заучила и полюбила.