Не оставляющий следов: Обретение (СИ)

– Кто этот нищий невежда, которому мы вынуждены кланяться? – в разговор вклинился капризный баритон из новой компании, присоединившейся к сидящим.

– Очередной бродяга, которого из канавы выловил наш «благочестивый» ханжа, – с ехидной усмешкой ответил лидер первой группы.

– Но это переходит все рамки приличия! – мелодичный голос вибрировал от возмущения. Возмущающийся был очень красив: черные глаза с поволокой, тщательно завитые кудри, благоухающие ароматными маслами, чисто выбритое лицо с чувственными яркими губами. Лишь мягкий округлый подбородок удерживал от желания назвать его образцом настоящего мужчины. Длинные нервные пальцы сжимали шелковый платочек, обшитый шариками с благовонием. – Я должен выражать почтение к нищей крысе... – он закатил глаза. – Я! Неделю назад певший для императора, да продлит Вечносущее Небо его годы на тысячу лет...

– Расскажи нам, сладкоголосый, как поживает Бахар?

– О-о-о, там все не так, как в нашем захолустье, – платочек вспорхнул к благородному носу. – В этом сезоне модны одежды пастельных тонов, длинные развевающиеся рукава и прозрачные ткани. Собрания высшего общества похожи на сад, полный весенних цветов. При дворе собрались утонченные ценители, которые знают толк в искусстве: как они мне аплодировали! А одна придворная дама даже...

– Видел кого-нибудь из Шести семей?

– Всех видел. Они сидели на помосте позади императорской четы и наслаждались моим пением. Мне пожаловали...

– А правду говорят, что Туркисы собирают караван на восток, за перевалы?

– Может, и собирают, – красавчик пожал плечами и снова поднес платок к носу, – не интересуюсь столь низменными материями. Артисты при дворе, должен заметить, поют отвратительно. Когда я исполнял «Любовь не ведает преград», клянусь, у зрителей выступали слезы на глазах. Но вот нашим музыкантам есть чему поучиться в Гнезде дракона...

– Что это?

– Ах да! Вы же не знаете, как в высшем свете называют императорский дворец...

«Гнездо дракона»? Странное название, напоминает пошлую оперетку. Отец никогда не употреблял такого наименования Двора.

– А разве драконы живут в гнезде? – снова вклинился в беседу ранее обремененный наказанием ученик.

Отчаянный парень. Интересно, сколько раз в день его колотят?

– Какая разница! – махнул рукой певец. – Это лишь поэтическое обозначение мощи и могущества императора, да продлит его годы Вечносущее Небо на тысячу лет. При дворе много наших, из старших и младших семей Куккья. Сотни поэтов и певцов восхваляют процветающую эпоху, в которой нам выпало счастье творить...

– А Тулипало? Ты общался с Тулипало? С Иса? С Терасами?

– О чем? – изумился оратор. – Что у меня может быть общего с тупыми Тулипало или нудными Иса?

– Ну, судя по тому, какие слухи доходят до нас, Иса в последнее время стали не столь высокоморальны, как ты считаешь, – поддел его лидер первой группы.

– Ерунда! У наследника совершенно отсутствовало воображение. Резать продажных девок, даже если их много...

– Тс-с-с! Здесь присутствуют люди из администрации. Куккья не скажут тебе спасибо, если ты оскорбишь их чиновников.

Аджи? Режет девок? Мой Аджитабхитиграпасалар, безупречный истинный Иса? Я не верил своим ушам.

– Ничего они мне не сделают! – певец норовисто вскинул голову. – Положение Иса далеко не так прочно, как принято думать. В столице уже ходят разговоры о том, что должность Первого министра нужно передать в другую семью.

– Но у них, вроде бы, есть еще один отпрыск...

– Мальчик не в себе, – с деланной печалью парировал красавчик, – Его никому не показывают с рождения, а сейчас, говорят, вообще удалили в провинцию, чтобы не позорил род. Хотя куда уж дальше позорить? Иса вырождаются...

Положение не так прочно, как раньше... Кажется, стал понимать истинные причины ссылки в «Дом в камышах», молчание отца, его постоянную погруженность в работу и внезапный отъезд семьи из столицы. Но Аджи, что ты мог натворить, если твои поступки так ударили по репутации рода? Ты никогда бы не пошел на то, в чем тебя обвиняют: высота нашего положения значила для тебя очень многое. А я, «мальчик-не-в-себе», слабоумное существо, скрываемое от глаз людей, помню, всегда презирал тебя за это... Есть ли в словах злословящего красавчика хоть частица правды?

С трудом обуздав вспыхнувший гнев, вновь обратил внимание на происходящее в пиршественном зале. Гости расположились у столиков с угощением и тихо переговаривались друг с другом. В равномерный гул голосов теперь вклинивались мелодичные аккорды: музыканты проверяли звучание инструментов. Мальчики-слуги усадили на подушки сухонького старичка, почтительно поддерживая его под руки и расставили перед ним ряд каменных скрижалей.

– О, настоящий аэд [26]! – в голосе моего соседа слева был слышен искренний интерес. – Оригинально. Я и не знал, что Васа имеют право пользоваться услугами хранителей древних знаний.

– Так выглядят старинные книги Танджевура? – не смог удержаться от вопроса.

– Нет, – высокомерно пояснил сидящий напротив пухлый мужчина, с руками, унизанными вычурными перстнями, – эти записи пришли с нами из Зебанавара, они составлены раньше, чем начался исход Куккья с запада.

Унылый и протяжный стон флейты, поддержанный рокотом барабанов пронзил зал. Пауза наполнилась молчанием.

– Их было восемь, – неожиданно звучным голосом объявил старик. – «Стремительный», «Грозный», «Коварный» и «Ярый» несли сто гребцов. Ломились набитые трюмы у «Ветра», «Тучи», «Звезды» и «Луны». Они везли драгоценную амбру, тяжелые штуки сукна, прекрасные острые сабли, каких не видели наши края. Шторм и волны океана выкинули скитальцев на берег благословенного края. Там их встретили с миром, омыли соль с тел, принесли чашу дружбы. И дев чернооких прислали, утешить в потерях...

Сказитель долго перечислял имена людей, основавших семьи в древнем Зебанаваре, который тогда назывался совсем по-другому. Подробно описывал, как и каким образом возвышались герои, унесенные коварным океаном за тысячи миль от родного дома. Как они строили привычный для себя мир в новых условиях, среди дружелюбных аборигенов. Так зарождалось еще одно древнее царство, ставшее сейчас западной провинцией империи. Куккья – морские бродяги? Похоже, что так. Сказитель незаметно для слушателей пропускал текст, отставляя в сторону некоторые камни... интересно, о чем повествовали они? О неприязни, междоусобных битвах и трагических потерях?

По окончании рассказа ненадолго воцарилась тишина. Я замер вместе со всеми, затаив дыхание: после витиеватого слога бесед, изысканных стихов и танцев лаконичные чеканные строки старинных хроник действовали завораживающе. Внезапно очарование момента нарушил уже знакомый болтливый красавчик. Он вышел из-за пиршественного стола и сел у ног старика, низко поклонившись каменным таблицам.

Море – ты мать мне, моя ты судьба,

Даль голубая.

Брошью на плечи у солнца взята

Прядь золотая.

Море – ты память, грозы и тучи.

Вот мое сердце – дели пополам,

Ветер колючий [25].

Низкий, проникновенный голос удивительного тембра подхватил маленький оркестр. Певец был прекрасен, страстен, нежен и великолепен. Песня то птицей взлетала под купол зала, то шелестом волны ласкала слух, пробираясь в душу и касаясь ее бархатными лапками... Практически у всех присутствующих навернулись на глаза слезы, а пара пожилых меломанов в голос зарыдала от восторга. В эти минуты он властвовал над нами по праву.

Я передумал рвать ему язык.

Официальная часть сменилась всеобщим непринужденным общением. Знатоки чатуранги направились к столикам с загодя расставлеными фигурами, вырезанными из драгоценных камней. Поклонники осадили певца и он, сияющий и раскрасневшийся, купался в потоках восхищения. Любители старины окружили аэда и о чем-то вежливо расспрашивали его, благоговейно касаясь кончиками пальцев срезов гранитных пластин. Трудолюбиво пыхтел над камнями и давешний непослушный подмастерье брюзгливого мастера-поборника нравственности, стаскивая их в кучу, как пастушья собака сгоняет отару овец. Так жаждет помочь?