Колыбельная для эльфа

Закрывай глаза, спи, я запомню,

Тихий флейты напев, ночной час

Смуглые мужские пальцы, играющие незатейливый мотив. Ощущение тепла и нежности.

Голос детский в заснеженном поле,-

Ты ведь знаешь, что делать сейчас.

— Мамочка!

Увидеть в последний раз

Может быть, никогда не вернемся,

Может быть, этот путь обречен

Но пока они живы, пока держатся, пока не сдаются — есть еще надежда успеть…

Но мы снова друг друга коснемся,

Там, вдали, на Дороге Времен

Голос становился все тише и тише, и Амарисуне так отчаянно хотелось коснуться женщины рукой. Но фигура покачала головой и повернулась, чтобы уйти обратно в озеро. И это было так неправильно, так несправедливо и обидно — она должна была остаться, жить, быть рядом, кем бы она ни была! Суна закричала и… очнулась.

Сердце быстро-быстро колотилось в груди, и встревоженный единорог вглядывался эльфийке в лицо.

— Ты в порядке? Ты сидела, молчала и вдруг такой крик…

Девушка потерла лицо руками.

— Я видела…

— Что?

Амарисуна поднялась и подошла к озеру — вдруг там, под ледяной водой, прячется тот голос? Пленена та женщина, та…

Озеро ответило презрительным молчанием и темнотой. Ничего не было там, в толще воды. Ни света, ни движения, ни звука, ни жизни. Ни песни. Ни золотых листьев, ни дороги, ни нежных пальцев, ни шелеста платья, ни боли потери.

Вихрь встал рядом.

— Она знала, что погибнет. Или знала, что он не вернется, — еле слышно сказала эльфийка.

— Ты о чем? — единорог вытянул шею, высматривая что-то в озере, и отвернулся.

— Тиа Милари. Мне кажется… я слышала, ту песню, что играл Мориан. Я смогла увидеть, понять… Когда в один миг все рушится, твою землю охватывает война, предают друзья, те, кому ты так верила. И любимые могут погибнуть в любой момент, и тебе надо не бояться, ведь ты тиа. А идти вперед, и ободрить, подарить покой, которого у тебя нет.

— Я немного не понимаю тебя, — признался единорог. — Но у тебя раскраснелись щеки, блестят глаза и мне кажется, что я тебя не узнаю.

Амарисуна подошла к краю озера, присела и коснулась кончиками пальцев воды.

Руку обожгло холодом, от которого заныли кости.

— Ты представь, Вихрь. Я так ясно это вижу… ночь. Война, огонь, и это ощущение, что ты не можешь защитить их, ты, тиа, ты, что обещала всегда оберегать свою землю. И рядом тот, кого ты, возможно, потеряешь. Что еще тебе остается, как не пообещать, что вы никогда не расстанетесь? Не пообещать, что все будет хорошо. Ты, такая хрупкая, такая одинокая в своей силе… И она успела, а я…

— Суна?

Девушка поднялась на ноги.

— Я не могу его оставить.

— Суна? — вот теперь Вихрь всерьез забеспокоился.

— Они ждут меня, знаешь… Мне кажется, я слышу их голоса у себя за плечом. Я должна была встретить Мориана, я должна была узнать обо всем. Он мой тиа. Кто как не я защитит его в дороге? Эмъен, сын предателя, и сам предатель, пойдет с Морианом плечом к плечу, а я останусь?!

Единорог топнул копытом.

— Ты? Целительница, потерявшая силу, не умеющая пользоваться мечом, никогда не сражавшаяся дочь своей земли? Это ему придется защищать тебя. Что ты будешь делать рядом с ним, если у тебя не осталось никакой силы, Целительница?!

Вихрь схватил Амарисуну за палец зубами и прикусил.

Девушка высвободила руку.

— Я воин, Вихрь, — тихо и серьезно ответила Амарисуна. — Может быть, мой дар должен был пропасть, чтобы я вспомнила это и сделала выбор. Дарить жизни или отнимать их в грядущем.

— Ты?! — единорог отступил на шаг и тряхнул головой. — Ты? Воин зелий и котелка?

Страж склянок и трав?

Эльфийка опустила голову.

— Не говори Мориану, хорошо? Пока что… я…

— Пока — что? — Вихрь ехидно оскалился. — Амарисуна Ноэйл хранит какой-то секрет в своем сундучке? Посыпанные пылью старые доспехи, бабушкин меч и дряхлый свиток с семейной историей?

Суна поджала губы.

— Насчет меча — это ты точно подметил, — я…

— Не успели соскучиться? — раздался от деревьев слева голос Мориана. Эльф держал в руках охапку сухих веток. Следом, волоча за собой толстенькое бревнышко, шел эмъен.

— Увы, мы так и не нашли ни четкой тропинки, ни следов зверей, — Мориан свалил ветки на расчищенную площадку. — Но Аллард утверждает, что с рассветом озеро само подскажет нам дорогу.

— По-крайней мере, я на это очень надеюсь, — эмъен бросил бревно поверх веток, сел на одеяло и вытянул ноги.

— А мы тут… — начал было Вихрь и осекся, получив от Амарисуны толчок в бок.

— Вы что? — эльф любовно складывал вокруг бревна шалашик для костра, веточка к веточке.

— Да ничего. Я успела заснуть, — Амарисуна села на корочки возле Мориана. — Скажи, мы ведь хотели выехать к Амэль Юрэнану, верно?

— Верно.

— Мы никак не можем обогнуть его?

Мориан обернулся к девушке и внимательно на нее посмотрел.

— Если не хотим потерять время — то нет. А что, есть причина, по которой ты не хочешь попадать в Амэль?

Амарисуна отвела глаза.

— Нет. Все в порядке. Разводи огонь — я проголодалась и немного замерзла. Скоро совсем стемнеет и мне…

— Страшно, — подал голос вытянувшийся на одеяле Аллард. — В этих краях не может не быть страшно.

Первым проснулся Мориан. Выпал из сна внезапно, а ведь виделось что-то на редкость мирное, красивое и нежное. То ли танец, то ли раннее утро дома, то ли пушистый локон волос, пахнущих медом.

Проснулся и резко сел, положив ладонь на рукоять меча. Тихо. Неподалеку спали Смешинка и Вихрь, свернулась калачиком совсем под боком Амарсиуна, и похрапывал, откинув одеяло в сторону, Аллард. Эльф неслышно поднялся на ноги и сделал пару шагов в сторону озера, оглядываясь и держа меч наизготовку.

Тишина. Ни всплеска, ни шороха, ни дуновения ветра. Мориан опустил меч, повернулся в сторону прогоревшего костра и в этот момент за спиной кто-то еле слышно вздохнул. Эльф резко обернулся, вскидывая меч и замер, чувствуя, как холодеет спина.

У самой кромки озера, обхватив колени руками и опустив голову, сидела девушка в дорожной одежде. Тиа видел потрепанные края штанин, запыленные сапоги, порванную на плече рубашку и лежащий у ступней меч так ясно, будто был солнечный день, а не черная, освещенная холодным лунным светом ночь. И в тоже время фигура была темной, нечеткой, готовой раствориться в безмолвии озера. Девушка тихонько всхлипывала и напевала что-то сиплым, прерывающимся голосом. Эльф прислушался и понял, что это — знакомая ему колыбельная.

— Амарисуна? — неуверенно позвал он. За спиной всхрапнул и скрипнул зубами Аллард.

Девушка подняла голову — но эльф не смог разглядеть ее лица.

Она вытерла глаза тыльной стороной ладони и поднялась, сжав рукоять меча.

— Если бы ты только знал, — ее голос или нет? Бесцветный, незнакомый, тусклый. — Если бы ты только доверился, а не шел один до конца. Сколько слов мы могли бы услышать и сберечь?

Незнакомка — или все-таки Суна? — резко обернулась, будто услышала что-то, вскинула меч в защитном жесте, словно отражала близкий удар и… растворилась в воздухе.

Мориан шумно втянул воздух сквозь сжатые зубы.

— Невероятное что-то, — пробормотал он, опуская оружие и возвращаясь обратно к месту ночлега. Эльф сел и покосился на Амарисуну. Девушка вздохнула во сне и подтянула колени к животу.

— Странная ты, — негромко сказал Мориан, заворачиваясь в одеяло. — Куда тебе идти… надо будет найти самую безопасную землю, самый безопасный дом и спрятать тебя туда, пока все не закончится. Если закончится. А потом я заберу тебя и…

Эльф осекся и мрачно, тихо рассмеялся.

— Ах, да. А на мгновение все показалось таким простым там, впереди. Иди один, тиа. Чтобы никто не плакал, когда ты погибнешь.