Дети Брагги

— Мы верим в существование некоего иного мира, — голос Эгиля окреп, будто сами его слова о видениях и рунном искусстве возвращали ему силы, — и что люди способны войти в него. Вчера, за час до того, как на Круг напали люди Ловунда, ко мне приходил Ванланди. Скальд светлого Фрейра просил у меня совета, рассказывать ли Кругу о том, что явилось ему в ночь перед тем самым советом, на котором конунг просил истолковать свой сон о драконе. Ванланди медлил не потому, что сомневался в истинности увиденного, а потому, что не знал, как следовало бы толковать этот его сон. И лишь последние события заставили его обратиться ко мне.

— Быть может, лучше позвать его, чтобы скальд Фрейра поведал нам об этом сам?

— Мне не хотелось бы его будить, — покачал головой целитель, и в ответ на безмолвный вопрос Оттара объяснил:

— Хеймдаль задержал тебя так, чтобы ты не поспел к началу гаданий и к началу нападения тоже. Ловунд тяжело ранил Ванланди, который оказался ближе всех нас к дверям. Я дал ему настой шалфея и вербены, с малой толикой дурмана, чтобы дать ему сон. Скальд Светлый уже немолод, — как бы извиняясь, добавил он.

— Не будучи уверен в своем толковании, — снова заговорил Эгиль, — Ванланди не пожелал тревожить попусту Лысого Грима. — На имени отца голос его едва заметно дрогнул. — Ванланди сказал, что побывал в великом зале Химинбьерге, где собираются асы, чтобы держать совет о делах мира, но сам он оказался в нем лишь крохотным карликом, меньше мышонка, спрятавшегося меж половиц. Но из могучих асов там было лишь двое: Отец всех богов и людей и Велунд-умелец. И еще видел там Ванланди точильный камень, из которого властитель альвов, обладающий властью наделять нужными свойствами любую вещь, вытесывал что-то. Потом это сменилось драконом из Весова сна. А еще…

— Было и еще? — Амунди уже накладывал швы, то и дело высоко поднимая иглу на длинной нити. Протыкал и протягивал, протыкал и протягивал.

— Да было.

— Путаный сон, — заметил Амунди.

— Путаный, — согласился Эгиль. — Герой в том сне не убил змея, как и рассказывал Вес. Однако конунг не пересказал всего сна целиком и к тому же, обвинив Грима, сбил всех нас с верного следа. Мы не дали себе труда подумать о том, что должно произойти в том сне, если дракон не убит. В видении Ванланди дракон уполз в свою пещеру. И более того, хвост исчезающей твари обвивал палочку, вытесанную из точильного камня. Вес же, встретив взгляд дракона, видел еще кое-что.

— Вытесанные на точильном жезле ухмыляющиеся лица, — в один голос сказали Бранр и Амунди и удивленно воззрились друг на друга. С не меньшим изумлением поглядели на них Оттар и Эгиль.

— Мне тоже однажды привиделся жезл, — признался Амунди. — Но в моем сне он лежал в руке скелета в кромешной тьме. Я тогда еще предположил, что это отголосок рассказанного Весом.

— Догадался, — кратко ответил на два вопрошающих взгляда Хамарскальд, а потом задумчиво проговорил: — Теперь я понимаю, почему именно выжидал Ванланди. Сновидец ждал подтверждений.

Едва только вступив в палату совета, Вес понял, что столкнулся с холодной враждебностью. На Большой Совет собрались не только многие скальды, что когда-то по всему северному Йотланду поддерживали нового конунга. В том, что на замкнутых лицах детей Брагги он видит сейчас лишь отчужденность, не было ничего неожиданного. Но холодно глядели на него и собравшиеся сегодня ярлы и херсиры дружин Фюрката.

Вес опустился на свой табурет, левая рука привычно легла на точильный жезл.

— Где Эгиль? — спросил он, внезапно заметив отсутствие скальда Одина. — И сына его я тоже не вижу.

Ванланди собрался было что-то объяснить, но его неожиданно оборвал Хамарскальд:

— Отсутствие одного-двух человек ничего не меняет. То, что предстоит нам решить, не может ждать. Мы и так тянули слишком долго.

— Верно, — поддержал его Хакон, ярл Сканей. — И, конунг, — Бранр не в первый раз заметил, что ярл не желает называть конунга Вестмунда сыном, хоть и признавал Веса каких-то четыре-пять лет назад, даже снарядил ему тогда первый боевой корабль и помог завоевать свое место в Фюркате, — ты, конунг, сейчас как тот крестьянин, который сидит над наседкой всю ночь, а утром узнает, что лиса унесла всех его цыплят.

— И кто же эта лиса? — Вес попытался оттянуть время, просчитывая про себя, не догадался ли пользующийся немалым влиянием в лагере сканейский ярл о том, кто именно стоял за нападением на Круг.

— Эмунд и Ательстейн, сыновья английского конунга Альфреда, которому удалось изгнать людей Горма и Харфарга со своих земель, — спокойно ответил Бранра. — Или, точнее, все те, кто с благословения далекого Рима отправился в поход на нас.

— Мой государь, — у дверей палаты совета возник дружинник из личной охраны конунга, — Мой государь, — еще раз повторил он.

Извинившись взглядом перед скальдом Хеймдаля, Вестмунд обернулся к дружиннику:

— Надеюсь, вести твои окажутся достаточно важны, чтобы ты решился потревожить нас во время совета.

Стражник слегка побледнел, правда, Бранру показалось, что бледен он скорее от злости, чем от страха.

— Ловунд-грам мертв.

— Мертв? — удивленно подняв брови, переспросил конунг, пытаясь сообразить, на руку ли ему смерть того, кого можно обвинить в том, что это он желал сжечь дом Круга и скальдов.

— Да, мой государь, тело его было найдено в его собственной горнице. Он был убит.

Оттар Черный и Ванланди переглянулись.

— Убит ударом в живот. Горница его разгромлена, так что можно предположить, что на него напали, и грам вашей охраны пал в бою с оружием в руках, как и подобает воину.

— Если совет позволит мне, — раздался в последовавшей за словами стражника тишине голос Амунди Целителя, — по тому, как лежит тело, по оставленным в горнице следам я мог бы попробовать определить, что за человек убил доблестного грама.

— Разумно, — пророкотал Хальвдан Змееглаз. — Нельзя допустить вражды и смертоубийства в лагере. Даже если совершено это было из мести. Такие дела, равно как и назначение поединка или виры, подлежат решению тинглида.

Улыбнувшись собравшимся, Амунди неспешно удалился, а Оттар Черный незаметно передвинулся на место, у окна, с которого только что встал целитель.

— Если позволишь, конунг, мы вернемся к тому, на чем нас прервали, — вновь размеренно заговорил Бранр. — Уже с месяц доходят вести с западного побережья о том, что к южным фризским островам собирается флот франкского короля Карла, прозванного Лысым, и сыновей Альфреда.

— Что там? — одними губами спросил Оттара Ванланди, в то время как скальд Хеймдаля незаметно водил пальцами по насечкам тайнописи на краю скамьи.

— Он попытается отправить Грима и Скагги немедленно. Как только найдет для них лошадей, — так же беззвучно ответил Оттар.

— Захватившие Гаутланд франкские дружины Вильяльма — лишь первые ласточки. На плащах эти воины носят крест, но клянутся они именем Одина. Те же, кто придет вслед за ними, придут, чтобы установить владычество своей Церкви во всех землях севера.

— Ты хочешь сказать, скальд, — начал конунг, усилием воли заставив себя оторваться от мыслей, что нападение на скальдов можно целиком и полностью свалить на убитого начальника стражи, мертвый же никоим образом не в силах опровергнуть обвинений, — что нам не совладать с объединенными силами трех конунгов?

Хакон-ярл одобрительно кивнул, радуясь воинскому дару сына.

— Именно это, — подтвердил Хамарскальд; — И я предложил бы отправить послов для переговоров с Гормом Старым и Харфаргом, — и заметив насупленные брови Хальвдана Змееглаза, добавил: — Разумеется, никто не собирается просить чего-либо у них. Однако и Харфарг, и его необузданный сын, и немолодой, но достаточно еще ясно мыслящий конунг южного Йотланда не могут не сознавать, что угроза нависла не над одними нашими землями.

— Кто может знать, — как бы размышляя вслух, добавил Гранмар, скальд Тора, — куда обратят свои взоры франкские государи: на юг — на Аггерсборг, Ольсборг и лежащий за ними Фюркат, или же на север — к Туне и Усебергу, где хозяйничает сейчас Кровавая Секира?