История первая: Письмо Великого Князя (СИ)

Бойцы приуныли и нехотя принялись собираться. У них было навалом времени до обеда, и Заболотин отрядил всё-таки несколько человек за водой — на случай.

Изредка Заболотин ловил себя на мысли, что сравнивает себя с Женичем и напряжённо думает, правильно ли поступает, так ли сделал бы старый подполковник. Без Женича было боязно: ведь теперь он, капитан Заболотин, в ответе не только за свою роту, но и за весь УБОН.

Батальон свернул лагерь удивительно быстро — солнце не успело заметно склониться в сторону горизонта, как стали появляться перед Заболотиным ординарцы штабс-капитанов с докладами: такая-то рота собрана, такая-то рота готова. В общей кутерьме не участвовали только несколько штабных офицеров, за исключением Аркилова — тот наравне с Заболотиным проверял состояние батальона.

Мельком помянув в уме Серёжу, своего покойного ординарца, Заболотин заставил себя забыть обо всём — кроме сбора батальона.

Когда по рации поступил сигнал, а далеко впереди зарокотали вертушки, батальон был уже полностью собран.

— С Богом, — вздохнул Заболотин, когда пилоты вертушек сообщили, что готовы принимать пассажиров. В последний момент рядом с капитаном объявился Индеец и с независимым видом устроился в недрах вертолёта вместе с офицером.

Признаться, Заболотин о своём юном убийце почти не вспоминал, не до того стало: ему передали, наконец, пакет с приказом и с объяснением положения вещей. И теперь офицер сидел, вчитываясь в каждое слово, и пытался предсказать хотя бы часть испытаний, ожидающих батальон впереди, на востоке. Вертолёт сделал крюк над лесом, повернулся хвостом к солнцу и полетел прочь.

… Заболотин-Забольский проснулся и огляделся по сторонам. Судя по еле заметному ощущению крена, самолёт заворачивал на посадку. Мрачный Сиф тоже не спал, глядя в иллюминатор. Внизу их ждал Забол.

— Нас ожидает торжественная встреча в столице, — предупредил Иосиф Кириллович, который, судя по всему, за весь полёт не сомкнул глаз.

— Тогда, Краюхи, как положено: я «а ля дипломат», вы шугаете взглядами толпу, — кивнул близнецам Заболотин. Краюхины ухмыльнулись, синхронно кивнули в ответ. За улыбками пряталась полная собранность. Как и раньше — снайпер всегда начеку.

Сиф не отрывал взгляда от иллюминатора — всё время, пока самолёт шёл на снижение. Он уже забыл о вопросах и ответах — прошлое оказалось сильнее.

Что ты там пытаешься разглядеть, Сиф? Давно заросший холм-курган, искривлённая сосенка на котором за шесть лет вымахала, наверное, большим деревом? Давно уже отстроенный город, который ты когда-то любил и считал центром мира?.. Или, может, излучину реки с полуразрушенным городком, который вы обороняли сутки, пока не пришла рота «Встречающих»? Ведь там, куда вас перебросили вертолёты, батальон распался на отдельные подразделения, координируемые Заболотиным и Аркиловым. Это был ваш первый бой там…

Хотя нет, вряд ли ты будешь вспоминать этот бой. Ведь тогда как раз провалилась твоя последняя, пятая попытка убить Заболотина, верно? Конец — конец всего, как ты тогда думал. Неужели будешь вспоминать это? Может, оттого что на самом деле провал стал не концом всего, а только началом…

Непросто выглядеть самим собой, когда ни о чём думать не можешь… Ползать, стрелять — и всё время ловить взглядом ненавистное лицо. И думать, что остался всего один, последний шанс обрести свободу. Свободу от этого странного офицера, который вздумал отчего-то поменять ему жизнь.

Сможешь обрести свободу? Убить, глядя прямо ему в глаза?

Не сможешь — тогда просто пусти себе пулю в лоб. Потому что это навкино противостояние длиться вечно не может. Ты сдохнешь без «песка». Не будет того, кому дал слово, — не будет и самого слова.

Ты докажешь, что ты сильный.

Только не тем, что выживешь. А тем, что он — не выживет. Тот, кто принёс войну в твой мир, вместе с остальными взрослыми.

Ты справишься. И победишь не только этого офицера, но и свои колебания. Глупые колебания.

«Я его убью», — твёрдо думал Сивый, нервно стискивая запасной магазин. А потом глядел на мужчину, который сидел так, чтобы прикрыть в случае чего его, своего убийцу, и решимость пропадала. Этот офицер вёл себя не так, как положено врагу. Не так, чтобы можно было легко его застрелить.

Необходимость выбора достигла своего пика случайно и неожиданно. Выринейцы — волей-неволей оказавшись на чьей-то одной стороне, Сивый научился различать, кто есть кто, — попытались силой, прямой атакой выбить с окраины города русских, заставить их отступить в центр. Завязался ожесточённый бой — русским отступление было не с руки. Выбираться из города стало бы слишком сложно.

… Так вышло случайно, и Сивый потом так и не сумел понять, как. Просто в какой-то момент они оказались вшестером, безо всех остальных: четыре выринейца, Сивый и офицер.

— Драпай, дурень, — толкнул вбок Сивого капитан, короткой очередью перечёркивая одного из противников. Сивый торопливо менял некстати кончившийся магазин автомата — винтовка уже давно куда-то потерялась.

— Да драпай, — зашипел снова мужчина. — Потом поменяешь! Догони ребят — они тебя защитят.

Сивый прекрасно осознал вдруг всю невыгодность положения офицера. Следующей очередью его прибьют. Но не прибьют самого Сивого, которого мужчина прикрывает собой. Прикрывает — зная, что у самого нету шансов выжить.

Надо просто подождать — и всё. Или даже уйти — не выживет этот человек, невозможно это.

Но это не станет точкой в их противостоянии. Осознанной.

И ты всегда будешь колебаться, вспоминать этого офицера.

Мальчик-Шакал, который по-прежнему причислял себя к Шакальей стаи, не задумываясь, что делает, перекатом выскочил из-за прикрывающей спины мужчины, вдавил курок и не отпускал уже до тех пор, пока не прекратились ответные выстрелы, потому что мёртвые уже не могли ответить — да и почему-то не могли они попасть по мальчишке. Только тогда Сивый встал, трясущимися руками принялся менять магазин, вынутый из разгрузочного жилета, который на нём держался только чудом — настолько был велик. Как и броник.

И то, и другое в своё время сунул ему офицер.

… Магазин встал на место, и Сивый торопливо поднялся с земли. Заболотин — так звали его врага — хотел было подойти, но увидел дуло автомата, направленное ему точно в грудь, и замер.

— Ты в порядке? — ещё успело сорваться с губ.

— В полном, — стараясь, чтобы голос не дрожал, сказал Сивый и прицелился. Оба — и Сивый, и офицер — знали, что с линии огня не убраться.

— Хорошо, ты меня сейчас убьёшь, — признаться, самообладание Заболотину не изменило. — А дальше? Что потом?

— А… Почему не бежишь? — вместо ответа спросил Сивый, медля отчего-то.

«Всё. Конец», — металась в голове рваная мысль. Сейчас — или никогда уже. Кого-то сейчас придётся застрелить — или офицера, или себя.

— Как я видел, ты неплохо попадаешь по движущимся целям, — мужчина ещё раз взглядом оценил расстояние до ближайшего укрытия. — А умереть от выстрела в спину — недостойно офицера. Я предпочитаю видеть убийцу… Так что будет после того, как ты меня сейчас убьёшь? Продолжишь убивать всех подряд?

Сивый не ответил, нервно стискивая автомат. «Выстрелить, выстрелить, срочно!» Пока ещё все эти размышления, колебания не достигли своего «пика» — как находит «пик» ПС, после которого уже ничего нет, темнота, равнодушие… ПС. Белые шарики, с которыми было бы всё так… легко.

А сейчас что-то внутри менялось, стоило снова прицелиться. Что-то, чего не знал Сивый, проживший два месяца в непрерывной погоне за военными — Шакальей стае было без разницы, какой стране те служили. Что-то, чего не понимал Сивый, даже проведя две недели рядом с этим странным Заболотиным. Военным, который не торопился уничтожать всё вокруг. Врагом, который переделывал своего будущего убийцу — и Сивый не мог противиться. Потому что этот офицер вёл себя, словно Сивый ему родственник, за которого он в ответе.