История первая: Письмо Великого Князя (СИ)

А ещё казалось Заболотину, что все, кто попал сюда, что-то здесь отрабатывают. Расплачиваются за что-то из прошлого, неизвестно порою, за что. И срок их пребывания тут зависит от нынешних поступков. Если сдашься и покоришься войне — не выйдешь отсюда никогда. Не выдержишь испытания — не вернёшься. Не достанешь ни перо Жар-Птицы, ни живую воду — ни приказа о переводе в запас. Пока не отработаешь, война имеет над тобой власть…

Возможно, попытка превратить Индейца в человека тоже была таким испытанием. Но справится ли он, капитан Заболотин, сейчас?

А мальчишка оказался тут как тут: руки в карманах драных брюк — где их тут починишь, особенно если шить не хочешь учиться, не капитан же за твоим внешним видом следить должен, — на плечах куртка, уже потерявшая свой цвет; на лице совершенно независимое выражение, из-под вечно нахмуренных белобрысых бровей по-крысиному блестят серые глаза. Пацан молча скинул ботинки, пролез мимо Заболотина в палатку и устроился на своём месте — неловко, боком, оберегая зад. Долго сидел так, неподвижно, напряжённо о чём-то думая и бросая изредка странный растерянный взгляд на офицера. Заболотин решил пока не спрашивать, в чём дело, только почувствовал, что ничего мальчишка не передумал. Просто в последний раз всё будет уже серьёзнее. Уже не игры с чужой смертью пятьдесят на пятьдесят. Последний шанс, последняя попытка — она будет гораздо продуманней… И гораздо более опасной для Заболотина.

Но капитан промолчал и ничего не спросил. А мальчик не торопился посвящать его в свои планы.

Быстро темнело — стремительно сгорало солнце на горизонте. Заболотин зажёг фонарик, подвесил его к потолку, и сразу в палатке стало по-особому уютно, словно она превратилась в маленький домик посреди огромного леса. Грохот канонады почти не доносился, только отдалённо что-то бухало, басовито и важно, почти неслышно.

… Заболотин, кажется, успел задремать. В салоне царило сонное оцепенение, Иосиф Кириллович вполголоса обсуждал что-то с советником — неразборчиво и чуть слышно. Тот вздыхал и отвечал коротко и ещё тише.

Краюхины уселись вместе, откинули головы и мирно похрапывали, соприкасаясь висками. Трогательная картина — и это охрана Великого князя?!

Впрочем, в Краюхах Заболотин не сомневался ни секунды — уж они-то точно никогда не подведут. И не спали бы они сейчас — будь хоть малейшая опасность…

Заворочался Сиф — кажется, его разбудил разговор Иосифа Кирилловича. Мальчик завозился, устраиваясь поудобнее, выронил фуражку из бессильно разжавшейся руки и, посапывая, привалился голову к плечу князя. Тот удивлённо замолчал, повернул голову и невольно улыбнулся — да так, что Заболотин на долю секунды даже испытал жгучую, не свойственную ему собственническую ревность: «мой ординарец!»

Иосиф Кириллович вздохнул и снова вернулся к разговору с советником. Старик отвечал ещё короче, прикрыв глаза и словно засыпая. А может и не словно — сколько уж ему лет-то было, устал, небось, за ночную службу да и потом вряд ли успел отоспаться.

Великий князь понял это и замолчал, покосившись на дремлющего мальчика. Тот зашарил рукой в поисках фуражки — вспомнил! — не нашёл и проснулся. Сел, очумело мотая головой, пытаясь понять, кого это вместо подушки так уютно использовал… Понял и молча захлопал глазами, медленно наливаясь краской. Уткнулся взглядом в свои неизменные часы и неловко расстегнул верхнюю пуговицу рубашки — в жар, видать, бросило.

— С добрым утром, — поприветствовал мальчика Иосиф Кириллович с коротким смешком. — Как спалось? Мы минут через двадцать уже на посадку пойдём.

— А… Нормально спалось, — сипло отозвался Сиф и всухую сглотнул.

— Ну вот и отлично, — улыбнулся князь, наклонился и поднял его фуражку. Сиф взял её, прямо-таки зарываясь взглядом в давно изученный до сетки мельчайших трещинок на стекле циферблат. Секундная стрелка неутомимо бежала вперёд, хотя порою Сифу казалось, что чем ближе к Заболу, тем медленнее она должна двигаться, а там, на той странной, опалённой в его памяти некогда родной земле — так вовсе пойти в другую сторону.

Нет, пока она бежала вперёд, не оставляя хозяину часов выбора: время уходит, причём, уходит только назад. Так что рано или поздно придёт и время «отвечать и спрашивать».

Может… уже сейчас?..

— Ваше… — голос совсем пропал, выдавая волнение, — ваше высочество…

— Ой, как я ненавижу церемонии, — закатил глаза Великий князь. — Давай просто… Иосиф Кириллович, хотя бы.

— Хорошо, — торопливо кивнул Сиф. Ему сейчас было без разницы, как обращаться к этому человеку. Совершенно без разницы. Главное — спросить, а дальше… дальше уже видно будет.

Время — спрашивать. А после — отвечать. Это тоже придётся.

— Иосиф Кириллович… — снова начал он и снова запнулся и замолчал.

— Ну чего? Сиф, не буксуй. Спросить чего хотел?

— Никак нет!.. То есть — да… спросить… А кто… мой…

— Твой — кто?

— Ну…

Князь положил руку мальчику на плечо:

— Спрашивай, Сиф. Не бойся. Что случится от твоего вопроса?

— Что-то… — не сумел лучше описать накатившее чувство юный фельдфебель.

— Ничего, ты у нас человек военный, с переменами уж как-нибудь справишься, — утешил Иосиф Кириллович. — Спрашивай. Вперёд, офицер.

Сиф невольно вытянулся, стискивая козырёк фуражки так, что пальцы побелели. Офицер. Да. Это просто тот, кто в ответе…

— Вы — мой крёстный? — поднял на князя испуганный взгляд, сглотнул, но глаз не отвёл. Сердце билось всё чаще и выше, приливая кровь к щекам, и, наконец, колотилось уже где-то в горле, мешая говорить. Глаза в глаза с самим Великим князем — непростое испытание даже для взрослого человека, а уж для пятнадцатилетнего мальчишки…

Губы Иосифа Кирилловича тронула мягкая улыбка, и князь прикрыл глаза — словно притушив пронзительный фамильный взгляд Куликовских. Сиф услышал собственный неприлично-громкий выдох, с сипом — оказывается, он не дышал последние несколько секунд.

— Ну а чей же ещё, любезный мой Маугли? — рассмеялся Великий князь. — Ты видишь здесь более достойного претендента?

Сиф опустил глаза, чувствуя, как постепенно, медленно сердце сползает на место, за рёбра.

— Ну что, так страшно? — слышал он голос князя над ухом. — Иосиф, я что, кусаюсь?

Сиф замотал головой, сползая в кресле и закрывая глаза. Говорить не хотел — да и не вышло бы, судя по тому, с каким сипом получалось дышать.

— Ну и то слава Богу… Ладно, крестник, хочешь спать — спи. Время ещё есть.

Сиф закивал и откинул голову на спинку кресла, моргая с закрытыми глазами — солнце било в глаза. Самолёт изредка покачивался, и свет становился то ярче, то глуше. Словно это не самолёт, а солнце покачивалось — как фонарик, который висит под потолком палатки. Тогда, на войне… На грани сна приходили какие-то воспоминания, щедро приправленные обычными сновидениями.

Рядом снова о чём-то говорили Великий князь и его советник. Вернее… Крёстный и его советник. Теперь можно думать именно так — ведь ответ был дан… Ответ — на вопрос…

Сиф зарывался всё глубже в дрёму — словно что-то отпустило его наконец, и ещё недавно тугая, скрученная пружина начала расправляться. До конца этого было ещё далеко, но процесс начался. И Сифу в кои-то веки стало хорошо.

… Но чем глубже в сон, тем больше напряжение — из воспоминаний, память тела и сердца, не более. И Сиф не знал, что и сидящий сзади командир тоже вспоминает те самые дни — столь трудно начинающееся знакомство капитана УБОНа и мальчишки-бандита. Эти воспоминания были с ними — такое не забывается.

Качает крылом самолёт. Покачивается солнце — как фонарик…

Фонарик качнулся. Капитан устало вытянул ноги, стараясь хоть на секунду остановить в голове круговорот напряжённых мыслей о предстоящих боях, но не получалось.