Куда исчез Филимор? Тридцать восемь ответов на загадку сэра Артура Конан Дойля

Я разыскал маленький одноэтажный мотель и взял номер. Мне нужно было отгородиться от этого безумного города и его жителей, чтобы спокойно обдумать план действий. К тому же жара начинала меня доставать. Вопреки моим ожиданиям, в комнате было душно. Некоторое время я размышлял, не пойти ли окунуться в бассейн, где, подходя к мотелю, я заметил несколько загорающих бронзовых тел. Вспомнив, что у меня все вещи остались в бьюике, включил телевизор, нашел «Си-эн-эн» и пошел принимать душ.

Придя немного в себя, я снова сходил в гараж, но не более успешно, чем в предыдущий раз. Подавленный, на обратном пути я зашел в бар. Обозначив последний плацдарм здравого смысла в этом городе бутылкой «Гиннеса», с одной стороны, и вазочкой с соленым арахисом, с другой, я стал подумывать о капитуляции.

Не прошло и четверти часа, как над ухом раздалось:

— Старина, ты сегодня похож на дерьмо орангутанга, — и чья-то рука хлопнула меня по плечу.

Подняв голову, я увидел клерка из книжной лавки. Ничего не ответив, я сделал очередной глоток «Гиннеса». Одним сумасшедшим больше…

— Чего пьешь?

Я молча показал бутылку, развернув ее этикеткой к нему.

— "Гиннес"? В такую жару? А ну-ка рассказывай, что случилось.

Я посмотрел на часы, осознавая всю бессмысленность этого жеста. Время в Невервиле не имело никакого значения. Здравый смысл здесь опирался на совершенно другой, неизвестный мне фундамент.

— Хорошо, — кивнул я и подробно рассказал всю историю своей жизни с момента рождения в Пеннингтоне, штат Нью-Джерси, до перегрева двигателя на семьдесят шестой, приведшей меня в Невервиль.

Он поболтал остававшееся на дне бутылки пиво.

— Стив, или как там тебя? Как другу, мне очень хочется сказать, что, похоже, ты окончательно спятил, потому что все, что ты говоришь, это полный бред. — Он внимательно посмотрел мне в глаза, потом через некоторое время добавил: — Я Стива давно знаю, но такого…

— Знаешь, приятель… — Я задумчиво перевел взгляд с собеседника на пиво перед собой. — Я не могу быть Стивом, хотя бы потому, что я ненавижу все, что узнаю про его жизнь. Каждая деталь неестественна… ну просто чужая, и всё! Нет, это не я.

Пиво в бутылке кончилось; не успел я поставить ее на стойку, как бармен, словно подчиняясь шестому чувству, подхватил ее, немедленно откупорил и поставил передо мной новую.

— Этот Невервиль давит, душит меня. Неужели я здесь всю жизнь жил? Нет, в этом городе я задыхаюсь. Я не смогу притворятся. У меня в жизни должно быть что-то большее, более осмысленное, что ли…

— Но здесь не так уж и плохо. Спокойно, комфортно, цены на бензин высоковаты, но ведь мы и не ездим никуда… Знаешь, я тоже не планировал оставаться, когда приехал сюда. Но постепенно, хотел я того или нет, я стал другим человеком. Забывал старых друзей, новых начинал любить за их практические достоинства. Постепенно стал ценить секс больше влюбленности, а комфорт и репутацию — выше свободы выбора…

Он опустил голову, замолчал, словно потерял ход мысли. Затем посмотрел на меня, виновато улыбнулся:

— Это везде так, но в Невервиле все происходит намного быстрее. Ну как трясина: чем больше барахтаешься, тем быстрее она тебя засасывает. Ты меняешься, нравится тебе это или нет. Только вот странная штука: никто никогда не уезжал из Невервиля. Здесь всё всех устраивает. Всегда. Вот такие, брат, дела.

Он сделал последний глоток и поставил пустую бутылку на стойку.

— Слушай, если тебя так воротит от этой жизни и ты действительно хочешь быть совсем другим человеком — немедленно все бросай и уезжай. Это тебе мой добрый совет. Если ты сейчас не решишься, то наутро ты можешь проснуться, и тебя будет все устраивать. И ты уже никогда не вырвешься отсюда.

— В этом-то и проблема. Ведь они ж мой бьюик забрали. Как мне отсюда?

— Неважно. Если ты готов, то хотя бы и на автобусе — вон «Грейхаунд» останавливается на площади. Кажется, последний уходит часов в шесть вечера.

Он поднялся и ушел, оставив пять долларов за пиво. Я вяло махнул рукой ему на прощание.

Допив пиво, я протянул бармену кредитку. Он покрутил ее в руках и спросил:

— Простите, сэр, но она не подписана на обороте. Можно взглянуть на ваши права?

— Конечно, — буркнул я и выудил ему из бумажника пластиковую карточку, выданную мне автоинспекцией восточной Филадельфии.

Возвращая мне счет с кредиткой, бармен добродушно улыбнулся:

— Спасибо, мистер… — Он задержал взгляд на правах. — Мистер Брэди. Приходите еще.

Я вернулся в свой номер мотеля. Кондиционер монотонно гудел в углу, явно не управляясь с прогретой летним солнцем комнатой. Я выкрутил обе настройки кондиционера до отказа и забрался, не снимая обуви, на кровать. Полежав некоторое время, я заснул.

Мне снился клерк из книжного магазина с белой повязкой на рукаве — парламентарий, присланный Невервилем. Он сидел на краю гостиничной кровати и что-то объяснял, оживленно жестикулируя руками; его губы оставались растянутыми в неподвижной улыбке. Речь его была поразительно уверенной и такой быстрой, что невозможно было разобрать слов. Как только я смирился с компанией субъекта с повязкой, за его спиной возникла обнаженная девушка, совсем недавно устроившая мне сцену в кафе. В этот раз она занималась любовью прямо на багажнике моего бьюика, угадывавшегося в темноте стенного шкафа.

Едва втиснувшись в кресло у самого окна, в сохранившемся фрагменте реального пространства, полулежала гигантская стрекоза с неудобно подвернутыми крыльями. Стрекоза безучастно попыхивала дурацкой трубкой Стивена Брэди, сворачивая плотный, мыльный на вид дым в упругие кольца. В ее глазах отражались парламентарий и девушка, теперь оба голые, откручивающие заднее колесо моей машины.

Я открыл глаза, когда было, судя по часам над телевизором, уже поздно, четверть шестого… Четверть шестого? Господи, в шесть, по словам парня из бара, последний автобус «Грейхаунд» на Питтсбург!

Лихорадочно пролистав "Желтые страницы", я набрал номер автобусной компании:

— Мне один билет до Питтсбурга, Пенсильвания.

— Имя пассажира?

— Э… — замялся я, вспомнив, что права в моем бумажнике были на чужое имя. — Стивен Брэди.

— Когда вы планируете путешествовать?

— Сейчас, немедленно. Там у вас автобус уходит около шести…

— Так… — Было слышно, как легко стучали клавиши компьютера. — Пункт отбытия?

— Невервиль, Пенсильвания.

Еще немного стука клавиш.

— Простите, как вы сказали? Невервиль? В нашем списке этого города нет. Извините. Как это пишется, Н-е-в-е-р-в-и-л-ь?

— Да, — упавшим голосом сообщил я.

— Нет, сэр. Вы ошиблись. Согласно компьютеру такого города нет. Может, поискать что-нибудь из соседних городов?

— Вы уверены? — устало спросил я.

— Да. Простите. Я могу вам еще чем-нибудь помочь?

— Нет… спасибо. — И в растерянности положил трубку.

У меня в детстве был кусочек окаменевшей смолы с замурованным в нем каким-то жуком. В эту минуту я начал серьезно переживать, что, вполне возможно, смола была можжевеловой.

О удача! Механик опускал с лязгом подъемные двери гаража, запирая на ночь.

— Слава богу! Наконец-то вы здесь, — начал я с неуверенной улыбкой.

На самом деле, даже не важно, починил он бьюик или нет. Даже если машина будет по-прежнему перегреваться, я, по крайней мере, смогу вырваться из этого невозможного места. Перспектива ночевать в машине на трассе была лучше, чем даже одна лишняя минута в этом сумасшедшем городишке!

— Наконец-то… — повторил я и вкрадчивым голосом спросил: — Ну как там бьюик? Можно уже забрать?

Вихрастый парень озадаченно посмотрел на меня.

— Какой бьюик? Мистер Брэди, вы сегодня не оставляли машину. Да и потом, у вас же тойота. Я вам ремень менял две недели назад, помните? — Он решительно щелкнул замком.

Положив ключ в карман как ни в чем не бывало, он сел в припаркованную за автомастерской машину и, махнув мне рукой на прощанье, выехал на улицу.