Янтарная Цитадель

Танфия попыталась сглотнуть враз загустевшую слюну.

– Не знаю, что и сказать. Пока я не пришла сюда, я не думала, что знаю так мало.

Амитрия стиснула ее руку.

– Не бойся. И наше знание подобно паутине – оно состоит из пробелов.

– Потому я и рвусь в Париону! Я хочу знать, что правда, а что – нет! Дома этого никто не мог понять.

Глаза Амитрии хитро блеснули, но старуху почла за благо смолчать.

– Это ужасно! – Танфия махнула рукой в сторону Ардакрии. – Я про бхадрадомен… Не верится, что царь мог подвергнуть нас такой опасности!

– Поверь, цари не столь совершенны, как мы хотим о них думать. Со времен битвы на Серебряных равнинах самодержцы Авентурии платили князьям и княгиням Сеферета за молчание. Мы не упоминаем о затаившемся среди нас враге не только потому, что тогда народ восстал бы против князей и против бхадрадомен, но и потому, что тогда мы потеряли бы немалую часть своего дохода. Обнищал бы весь Сеферет. А еще мы молчим из стыда. И еще – из страха.

Пятно расползается. О, лейхолмцы знают свое место; им понятно, что люди обратятся против них при первом же удобном поводе. Но даже разгромленные, они… остаются собой. При одном взгляде на них людские души слабеют и гибнут. А они перерастают свою клетку. Их мясные твари подирают на своем пути все, оставляя голую, мертвую землю. Они захватывают все новые участки леса, и как мы можем остановить их, когда нас так мало? Мы просили царя о помощи, но он глух к нашим мольбам. Официально проблемы не существует.

– Боги… – выдавила Танфия. – Я не… даже не знаю, что сказать.

– Мы все напуганы. Даннион, и Алорна, и Эсамира боятся. Каламис ведет себя так глупо, потому что он тоже напуган.

– Тогда у них нет причин удерживать нас!

– Лишь то, что вы можете распространить весть о нашем позоре.

– А если мы поклянемся молчать? Какое нам дело? Мы всего лишь хотим разыскать сестру…

– А тем временем это, – Амитрия ткнула в черную кляксу кривым пальцем, – пожрет всю Авентурию? Царь не поможет нам, ибо царь обезумел. Это я, и Аран, и Фейлан, и человек по имени Элдарет, – мы пытались предупредить остальной Сеферет. Но бхадрадомен прознали об этом и убили Арана, прежде чем письмо достигло цели. Даннион и остальные, конечно, не позволили бы его отправить вовсе.

– Боги, надеюсь, мы не подвели вас!

– Прочие не знают, что это была я. Да они бы ничего и не сделали. Здесь ни о чем не говорят и ничего не признают, заметила?

– Но они… – Танфия запнулась, вспомнив о тварях, явившихся из ниоткуда и убивших ее дядю. – Не хотите же вы сказать, что царь стакнулся с бхадрадоменами?! Я не верю!

– Сознательно —нет, не думаю. Но, мнится мне, события более не подчиняются его воле.

Пала ночь, но лунный свет переплавил лес в хрупкое, искристое чудо. Танфия молчала, взирая на раскинувшуюся вокруг красоту и думая о черном пятне, обращающем ее в прах. Спину ее буравил пылающий взор Амитрии.

– Мне тошно, – проговорила она наконец. – Мерзко. Я не могу даже думать об этом. И я боюсь.

– А это лишь начало.

– Чего вы хотите от нас?

– Я стара, дальний путь убьет меня. Ты молода и сильна. Я помогу вам уйти, если ты обещаешь сделать кое-что.

– Что?

– Помочь Авентурии. Остановить это безумие.

Танфия кивнула, прикусив ноготь, чтобы не расплакаться – скорей от гордости за оказанное доверие. Ласковая рука Амитрии коснулась ее плеча.

– Пойдем. Тебе нужно выпить чего-нибудь погорячей и покрепче. Я приготовлю.

– Нужно, – согласилась Танфия, ступая на хлипкую железную лесенку. – Госпожа, а не станет ли нам грозить та же опасность, что настигла Арана?

Амитрия бросила на нее колкий взгляд.

– Милочка… все мы в опасности.

Когда Танфия сбежала, Руфрид отправил брата последить за ней, а сам отправился побродить по дому, поискать выхода. Все парадные двери были намертво заколочены и заперты, окна на первом этаже – слишком узки, чтобы протиснуться. Но в конце длинного, низкого перехода Руфрид заметила выходящего из оружейной Каламиса. Тот отворил боковую дверцу и выступил наружу, на склон холма. Руфрид прижался к стене, покуда княжич не затворил за собою двери, а потом направился в оружейню.

Сморщенный старичок, восседавший на табурете у входа, при виде Руфрида подскочил и принялся втолковывать невеже, что тому ничего брать не разрешается. Но юноша попросту прошел мимо и, не обращая внимания на бессильные протесты, снял с гвоздя свой лук и колчан. Другого оружия он не желал – чужого не надобно.

Когда Руфрид вышел наружу, в сумерки, никакого ясного плана у него не было. Вокруг стояла тишина. По правую руку громоздилась груда валунов. Юношу охватило искушение рвануть в лес со всех ног, но без товарищей это было бы глупо. Он прошелся немного вниз по склону, огляделся.

– Застрелен при попытке к бегству, – послышался голос за его спиной.

Из-за груды камней выступил Каламис, сжимающий самострел. Наконечник дрота смотрел Руфриду точно в сердце. На шее юноши выступил холодный пот. Палец княжеского сына давил на курок все явственней.

Руфрид метнулся вперед, прежде чем звякнула тетива, и подсечкой сбил своего противника с ног. Самострел отлетел куда-то. Мужчины схватились, и Руфрид быстро понял, что его враг – никудышный борец. Через пару мгновений он уже вдавливал Каламиса лицом в траву, заломив противнику обе руки за спину. Каламис задыхался от боли, гнева и беспомощности.

– Оружие у тебя славное, – прошептал Руфрид ему в ухо, – да вот драться ты не обучен. Попробуешь снова кому-то из нас угрожать – я до тебя первым доберусь. Попытаешься нас задержать – я тебя просто убью. Я уже убивал. Во второй раз будет легче.

– Пусти! – прохрипел Каламис. – Меня ждет работа. Если ты меня убьешь, мой род отомстит тебе страшней, чем ты можешь представить!

Руфрид вздохнул.

– Уже боюсь.

– Ты, остолоп! Да, ты можешь это сделать – и оставить одним человеком в лесном дозоре меньше!

– И от кого вы обороняетесь? От дровосеков?

Руфрид поудобнее перехватил его запястья, намереваясь выдавить правду из этого барича, но Каламис из последних сил сбросил юношу и рванулся к самострелу. Руфрид попытался удержать его за лодыжку, но какое там! Каламис покатился вниз по склону, пытаясь на ходу перезарядить самострел. Руфрид вскочил на ноги и последовал за ним.

Лес в этом месте расступался, оставляя длинную узкую прогалину. В узкой щели неба плыли луны.

– Скажи правду, Каламис! – крикнул Руфрид. – Чего вы все так боитесь?

Захрустели ветви, и из лесу по левую руку, перед Руфридом, но за спиною Каламиса, выломилась бледная туша – уродливое и могучее подобие быка, о четырех острых рогах. Чтобы бегать быстро, оно было слишком тяжелым, но собственная тяжесть неотвратимо увлекала его вниз по склону, прямо на бегущего Каламиса.

– Берегись! – гаркнул Руфрид.

Каламис обернулся слишком поздно. Несмотря на попытку увернуться, один рог все же ударил его под ребра, легко пронзив толстое сукно камзола. Наследник вскрикнул и перегнулся пополам, зажимая ладонями рану. Бык пробежал еще несколько шагов, разрывая дерн копытами, развернулся и приготовился ударить снова.

Тварь заметила Руфрида – уродливая башка мотнулась в сторону юноши – но решила покончить вначале с Каламисом. Тот поднял самострел, но дрот вонзился в могучее плечо твари, только разозлив ее. Ужас, похоже, приковал Каламиса к месту. Руфрид приладил стрелу на тетиве, выцелился… но пробьет ли наконечник эту шкуру?

Стрела промчалась низкой дугой, с явственным хрустом вонзившись точно в глазницу чудовищного быка. Ноги твари подкосились, и туша рухнула, сотрясая землю. К тому времени, когда Руфрид подбежал к нему, бык был мертв. Стрела достигла его мозга. Нечто омерзительное было в его противоестественно-бледной плоти. Ничего подобного юноша не видывал прежде. Он выдернул стрелу, покрытую кровью и слизью.

– Нарежем на отбивные? – сухо поинтересовался он.

Каламис отвернулся, и его стошнило.