Луна, луна, скройся! (СИ)

— Какой образцовый цыганский ребёнок, — восхищается Кристо, просматривая статью. — И не мылась, и воровала, и попрошайничала, и дралась. И старушку-соседку сглазила куриной лапкой.

Я возвращаюсь и вижу, что кто-то только что добавил ещё статью: «Проклятье цыганского клана: в Венгрии убит дядя Лилианы Хорват». Не лень же кому-то ерунду собирать.

— К ежам лесным, — бормочу я, закрывая страничку, и залезаю на новостной портал.

Галиция, Богемия, Моравия, Словакия и Королевство Югославия официально требуют освободить и передать родственникам славян, евреев и цыган, оставшихся в прусских спецлагерях. Венгрия и Австрия всё ещё отказываются поддержать экономический бойкот Пруссии. Профсоюз журналистов Вены призывает Кёнигсберг прекратить преследования прусских журналистов-оппозиционеров. У убийцы блондинок появилось несколько подражателей в разных странах: за месяц от собачьих зубов погибло почти сорок женщин и девушек, а также четыре мальчика-подростка. В Братиславе обнаружена группа из восемнадцати трупов: мужчины разного возраста убиты самодельными стилетами и гитарной струной.

— Думаешь, это те, что в Эделень приезжали?

— А я тебе говорил, не надо ехать в Братиславу. Не верю я этому Батори.

— Ага, сначала он нас от охотников прячет, а потом подставляет, да?

— А почему нет? Ты требуешь слишком много вложений. Ему выгоднее подсунуть тебя, чтобы оппоненты ликовали над твоим трупом, а самому готовить к осени ту же Марийку.

— У тебя паранойя.

— А ты не замечаешь очевидных вещей.

— Когда это за мной такое водилось?

— Всегда.

— Требую фактов.

— Ты никогда не спрашивала себя, откуда вдруг в Кутна Горе знают твой телефон? Ты никогда ни с кем из цыганских родственников прежде не общалась. Твои брат и мать ничего не знают о тебе и знать не хотят. А тут вдруг при появлении упыря именно тебе позвонили — а не моему, например, отцу.

— Цыганская почта? Около дюжины исполнительниц думба в Пшемысле знают мой номер.

— Как бы не так. За несколько дней до смерти Марийки Рупунорой твой дядя нашёл на скамейке во дворе галицийскую газету с заметкой о тебе. На полях от руки были написаны твоё имя и номер телефона. Кому-то было надо, чтобы ты оказалась в Кутна Горе. Дядя Мишка не кинулся тебе звонить, рассудив, что ты решишь, будто он решил знаться с тобой лишь потому, что о тебе пишут газеты. И через несколько дней вампиром была убита девочка из общины. Конечно, тогда он тебе сразу позвонил — газета всё время была заткнута за зеркало в прихожей, то есть была на виду. Отсюда вопрос. Как так удобно получилось, что Марийка Рупунорой стала жертвой вампира именно тогда, когда кому-то понадобилось увидеть тебя в Кутна Горе? И ещё такой вопрос — а с кем, кроме семьи, ты там виделась?

Я чувствую, как леденеет кожа на лице.

— Нет. Он не стал бы. Ему было бы незачем…

— Дай угадаю. Этот кто-то не просто встречался с тобой в Куттенберге, он каким-то образом сделал так, чтобы ты оказалась от него зависима. С помощью шантажа или очень серьёзной, но непрошеной услуги, например.

— Это неправда! Батори и хочет стать императором, чтобы вампиры больше не убивали людей!

— Батори хочет стать императором. После этих слов надо поставить точку. Всё остальное — предвыборная программа, которая, как известна, нужна не для исполнения, а для получения поддержки каких-либо масс.

— Но я же не масса!

— Её часть. Ты — «волк», а императору Батори зачем-то нужны «волки». И я вижу только одну причину, «зачем». Я уже говорил тебе о ней. Вампир не может убить вампира, а «волк» — может. Кстати, а что, если Батори очень нужно было, чтобы кто-то убрал ту группу охотников? Может быть, не всю, а, скажем, трёх-четырёх чем-то важных его оппозиции упырей. В Кошице мы втроём успешно прикончили шестерых. Может быть, он рассчитывал, что в Братиславе ты сможешь объединиться с несколькими «волками», собрав группу, достаточную для убийства восемнадцати. Ему достаточно было подкинуть тебе идею поехать в Братиславу, а потом самому же дать понять оппонентам, что ты, главная его надежда, сейчас скрываешься в этом славном городе. А затем сидеть и ждать результатов.

— Я не верю!

— Да чёрт же, ты попробуй не верить, а смотреть на факты! Отрешиться от своих гормонов и обратиться к мозгам!

— При чём тут мои гормоны?!

— Ты бы знала, как ты пахнешь после ваших «дочек-матерей». Это, прямо скажем, не запах родственных чувств.

Мы смущаемся оба, одновременно. Я неловко отклоняюсь вбок, не имея возможности отпрянуть, а Кристо выпрямляется и делает шаг назад.

— Бре, време вам йе истекло, хочете ли доплачати? [19] — спрашивает за спиной менеджер.

На улице я собираюсь с духом и говорю:

— Кристо, одна просьба. Не надо меня, пожалуйста, нюхать, как… самец.

— Да уж я бы рад, — бурчит он. — Только всё ещё не нашёл пульт управления этой штукой.

Он показывает себе на нос.

— Надо бы сегодня доесть колбасу, — говорю я. — И пора уже выходить на охоту. Да, тренировками её не заменишь. Только знаешь, Кристо…

— Да?

— На упырей, которые, ну… от него, давай всё равно не будем. Я хочу сначала… точно разобраться.

— Как скажешь. Хочешь, зайдём в ресторан, закажем чего-нибудь вкусного? Ты любишь сербскую кухню?

— Понятия не имею. Из сербских блюд я ела только халву. Но нас, наверное, в ресторан в таком виде не пустят…

— Мы найдём такой, где пустят. В крайнем случае, закажем на вынос и устроим пикник.

Глава X. Старые друзья, новые знакомые

Мы не стали тянуть с охотой. Воспользовались старой схемой: клуб, слежка, проникновение. Упырь был совсем непуганый: жил один, в хатке — ни одной ловушки. Я настояла на том, чтобы не убивать его, так что, подняв крышку, мы быстро и слаженно повернули вампира в нужную позу, зафиксировали запястья металлической колодкой (её оказалось совсем просто купить на развале — не то наследие прошедшей войны с турками, не то особенности местной криминальной обстановки) и набрали литра три крови. Опустошённый так сильно и так быстро, упырь едва мог шевелиться, так что колодку мы сняли без опаски. Строго говоря, её можно было вообще не использовать — мы управились за рассветное время. Вампир жалко заворочался, пытаясь лечь на спину, чтобы кровь не сочилась через разрез яремной вены. Я помогла ему.

— Вы… — голос упыря был слаб. — Почему… Не убиваете?

— А зачем, дорогой? Своё мы получили, — угрюмо отозвалась я.

Кристо посмотрел на меня:

— Он прав. Лучше всё-таки доконать. Завтра же, чтобы пополнить кровь, убьёт кого-нибудь.

— Я не… Убиваю. Я питаюсь… по кругу… несколько постоянных девушек.

— Ты из людей Ловаша Батори?

— Кто такой… Ловаш Батори?

— Неважно. Не убиваешь, и молодец. Вступай в наш клуб, мы раздаём значки. Прощай.

На улице Кристо повторил:

— Надо было доконать. Как можно верить всем подряд?

— Иди ты.

Через два часа, снова в цыганской одежде, мы вышли из Нового Сада по дороге на Вуковар. Всегда хотела посмотреть на город, где делают бельё и носки моей любимой марки.

Июльская ночь в Королевстве Югославия куда лучше июльского дня; небо высокое, чёрное, полное звёзд, луна похожа на стружку сливочного масла. Я жалею, что не умею рисовать.

В Венской Империи страны нынешнего Королевства Югославия, как и венгры, всегда были наособицу. Но получалось у них это ещё лучше, чем у венгров, потому что они даже алфавитом старались пользоваться своим собственным, вроде русского или болгарского, и были православной веры. Исключением было Герцогство Загребское, которое получило прозвище «Югославской Австрии»: тут всегда господствовали католицизм и латиница. Но герцоги Загребские, как известно, имели смешанное венгеро-австрийское происхождение, несмотря на то, что вряд ли кому-то из них последние лет сто приходило в голову назвать себя иначе, как «хорват».