Паломники Бесконечности

— Вселенная бесконечна не только во времени и пространстве, но и в своих состояниях. Мы живем в привычном нам вещественном мире. А за ним, вернее, рядом, но вне нашего времени и пространства множество иных миров, с иным развитием. Видеть и ощущать их мы не можем и никогда не сможем. Одним словом, это неизвестная бесконечность, поистине потусторонний мир. Материалисты и прочие Великие Вычислители объявили его мистикой и религиозным бредом. Но он есть, его дыхание в наших бессмертных душах, в биении и пульсации наших мыслей…

«Господи, откуда это у меня? Красноречив, как доктор Зайнер», — с ужасом подумал я, но в глазах старпома засветилось любопытство.

— Так-так. Продолжай.

— Но природа едина. И неведомая потусторонняя бесконечность постоянно проникает в наш грубый вещественный мир и является нам в виде чего-то нематериального. Вот как эти волшебные облака. А что говорить о разумных существах, эволюционно возникших в той, для нас как будто бы духовной бесконечности! В нашем мире они обладали бы непонятными, мистическими способностями. Но шагнуть просто так из своего мира в другой они не могут. Они просто разрушатся. Но вот я уцелел. Случайно, быть может, в хаосе той самой нашей катастрофически гибнущей галактики я вывалился и уцелел. Но мои способности художника творить красоту и гармонию здесь, в мире иной и чуждой мне материи, оказались со знаком минус.

— Со знаком минус? — улыбнулся старпом. — То есть не созидательными, а космически разрушительными? Ты вывалился в нашу бедную галактику и мимоходом пристукнул ее, разнес в пыль и прах? Отсюда и наши звездные океаны? Любопытно. Очень любопытно. Это надо обдумать.

«Клюнуло», — с надеждой подумал я и продолжал развивать понравившуюся старпому гипотезу. И откуда она у меня взялась? Один Бог знает.

— Да, я — житель потустороннего мира, — с пафосом и тем же зайнеровским бутафорским величием заявил я. «Откуда оно взялось? От страха все это, от страха», — мелькнула стыдливая мысль, но удержаться не мог и продолжал в том же духе: — Да, я оттуда. Здесь же я стал носителем иного нравственного и физического заряда, олицетворением разрушительных законов природы. И в первую очередь, второго закона термодинамики.

— Второе начало термодинамики? Как же, помню эту теорию, помню. И отсюда твои способности оледенить Вселенную, бросить ее в бездну и мрак смерти?

«Неужели этот фанатик всерьез считает, что та, памятная нам картина мертвой Вселенной — мое художество? А моя постыдная зайнеровская поза? Чего доброго, сочтет он это трясущееся от страха бутафорское величие и болтливость издевательством и дерзостью».

— А смысл этого ужаса? В чем он? — настаивал старпом и вдруг посмотрел на меня с подозрением. В груди у меня похолодело. — Хитришь ты что-то со вторым началом термодинамики. Хочешь изобразить себя физически обыкновенным и вильнуть от главного ответа? Нет, происхождение твое куда более ужасное и грандиозное. В тебе таится тайна всех тайн. Вот и выкладывай ее. Не хитри! — В голосе старпома прогремела угроза.

— Есть он, есть великий смысл, — торопясь и захлебываясь, опять же от страха, заговорил я. — Душой художника чувствую, что есть. Вселенная — это не картина бесцельного кошмара, не бред идиота и не бессмысленная мазня, а…

— А что? Разумная композиция? — От нетерпения старпом привстал с кресла. — Ну, ну! Художник, милый мой дьявол. Чувствую, уловил ты за хвостик что-то великое. Да и я на вершине. Говори же!

«Господи, я же хитрю и виляю, как Великий Вычислитель, как жаба. Ну сколько же можно?» — подумал я и махнул рукой:

— Не знаю. Честно признаюсь, ничего не знаю. По моему поникшему виду старпом понял, что все кончено. Он побледнел. Сизифов камень вот-вот сорвется с вершины и с грохотом полетит в пропасть. Задержать падение! Остановить!

— Крысоед! — прогремел старпом.

— Здесь я! — выскочил откуда-то палач с двумя под-ручными. В руках Крысоеда и его помощников дымились докрасна раскаленные прутья.

— А ну, полосни его. Да с вывертом. Ты это умеешь.!

На меня набросились пираты, сорвали китель и крепко связали руки.

— Не надо! — закричала Аннабель Ли.

— Надо, милая дама. Надо. Очеловечивается он и глупеет прямо на глазах. Раскаленным железом кое-что вырву у него, пока не поздно. Пусть взвоет в нем Сатана и заговорит. Крысоед, приступай!

От боли я взвыл, в глазах потемнело, и словно сквозь туман увидел, как что-то странное творилось с Черным Джимом. Он нервно метался по палубе, с недоумением и страхом (и это храбрейший Джим!) посматривал на своего олютовевшего шефа.

— Какая мерзость! Не понимаю, — шепнул он и пнул подвернувшегося под ноги пирата с такой силой, что тот полетел за борт.

Но старпом ни на кого и ни на что не обращал внимания. Он видел только меня, в глазах его тоска и отчаяние: Сатана уходит из-под его власти, ускользает и тайна.

— Ну что молчишь, художник? Скажи хоть слово. Одно, но великое слово.

— Не знаю! — крикнул я. — Человек же я. Просто человек.

— Нет, ты Сатана! — В душе старпома накипала ярость и мутила его разум. — Сатана лишь прячется под грудой человеческого хлама. Сейчас освободим его. И он заговорит, выскочит, когда начнем пытать его друзей. Крысоед, распорядись!

Подручные палача вытолкали капитана.

— Ты что?! Пытать старика?! — Я сделал отчаянную попытку вырваться, но получил удар по голове и такой ожог на груди, что потерял сознание. Очнувшись, подумал, что я в кошмарном сне. Все плясало У меня в глазах и кружилось в огненном тумане. Послышался женский крик, и рявкнул чей-то голос, кажется старпома: «Даму держите, черт бы ее побрал!»

Сознание чуть прояснилось, и я увидел капитана в объятиях боцмана.

— Крысоед, распорядись ими! — ткнул в их сторону старпом и повернулся ко мне: — Сейчас ты у меня заговоришь! Еще как заговоришь!

— Остановитесь! Что вы делаете? — закричала Аннабель Ли, но, взглянув в сторону фок-мачты, застонала и упала без сознания. На реях фок-мачты с петлями на шеях качались боцман и капитан. Крысоед распорядился ими по-своему. Он повесил их!

— Ну, ты, дурак, перестарался, — прошипел старпом и, выхватив пистолет, прицелился в палача.

Но его опередил Черный Джим, ударом могучего кулака смахнув, словно саблей, голову Крысоеда.

Джим был страшен. Глаза его сверкали, лицо искривилось и побагровело, а пальцы на руках вытянулись в острые птичьи когти. Растопырив их, он приближался к старпому.

— Это ты палач. Это ты устроил… Растерзаю! — шипел Джим.

Пытаясь спасти своего вожака, пираты открыли по Черному Джиму пальбу. Но тот даже не покачнулся. Он обернулся, из его когтей вырвались ослепительные молнии, прогрохотал гром, и несколько пиратов дымящимися трупами покатились по палубе и рассыпались серым пеплом. Остальные с воплями кинулись к борту и прыгнули в воду.

И снова с растопыренными когтями, с перекошенным от ненависти лицом Джим медленно подходил к старпому.

— Что ты, Джим? Что с тобой? — пробормотал старпом и слегка побледнел.

— Негодяй! — загремел Черный Джим. — Расправлюсь с тобой, негодяй. Расправлюсь!

Старпом метнулся было в сторону, но остановился, понимая, что от Черного Джима спастись невозможно. Он остановился и бесстрашно ждал смерти. На его губах даже кривилась ироническая усмешечка.

— Испепелить меня хочешь? Или растерзать? Не смешно, Джим. Не оригинально. Придумай что-нибудь новенькое. Ты же любишь эффекты.

— Придумаю, негодяй! Придумаю!

Джим черной птицей поднялся над палубой, подхватил старпома, вцепившись когтями в его китель, и полетел в сторону острова, к его гористым острогам.

— На скалы хочешь сбросить? Опять не смешно, Джим! Глупо! — хохотал этот удивительный человек, потом помахал мне рукой: — До свидания, художник! Мы еще встретимся!

Он запел песню, потом еще раз махнул мне рукой и что-то прокричал. Но уже ничего не было слышно: Джим парил высоко в небе над горой, вершина которой курилась густеющим дымом. Вулкан пробуждался, грохотал. Джим сбросил старпома в дым, в жерло вулкана с кипящей огненной лавой на дне. Да, это было эффектно и до того страшно, что я закрыл глаза.