Забавы колдунов. Часть первая

— Знаешь, Франк, о чём я сегодня вспоминала? — спросила Адель.

— Опять о своей старухе, — поморщился Франк. — Из-за того, что ты так часто мне о ней говоришь, я сам о ней сегодня вспомнил. О ней и о том цыгане, который выманил у тебя ожерелье. Оно, насколько я сейчас понимаю, было не очень дорогое, но всё равно деньги от его продажи вам очень бы пригодились. В память того ожерелья я приготовил для тебя подарок к этому замечательному дню, дню перед нашей свадьбой.

Адель рассмеялась, когда он протянул ей коробочку, и в ней оказалось жемчужное ожерелье.

— Франк, ты сошел с ума! — воскликнула она. — Ты подарил мне вчера рубиновые серьги и сказал, что это знаменательный день.

Франк серьёзно кивнул.

— Совершенно справедливо, — согласился он. — И заметь, что сходить с ума я не собираюсь. Вчера, действительно, был день знаменательный, потому что это был день за два дня до нашей свадьбы. А сегодня повод для подарка уже другой.

— Но это стоит много денег! Франк, ты разоришься на подарках.

— Почему? — удивился юноша. — Это прекрасное вложение капитала. К нашей серебряной свадьбе твои украшения составят кругленькую сумму, так что ты будешь женой богатого коммерсанта с собственным миллионным капиталом.

От такой перспективы на обоих напал смех, и они долго не могли успокоиться.

Конечно, Франк остался обедать, а когда подошло время, то и ужинать, а после ужина он тоже никак не мог расстаться с невестой, пока не стало очевидно, что дольше медлить с уходом уже попросту неприлично. И он ушел бы сразу, если бы до двери его проводила мать Адели, но с Аделью он расстаться не мог, поэтому ещё долго-долго велись прощальные разговоры, так что домой он добрался лишь к полуночи, а полночь — время особенное.

Родители Франка уже спали, а слуги удалились в другую часть дома, поэтому юноша открыл дверь собственным ключом и по дороге в свою комнату не встретил ни единой живой души. В комнате он зажёг свечу, поставил её на столик перед зеркалом и, насвистывая какой-то легкомысленный мотив, прошёлся от окна к двери, а от двери обратно к окну. Он был счастлив и весел, как бывает счастлив и весел здоровый, полный сил юноша, вернувшийся от своей любимой накануне свадьбы.

Шаги его замедлились у столика с зеркалом. Это было чрезвычайно дорогое и очень ясное зеркало. Он горделиво взглянул на себя и неприятно удивился, впервые обнаружив, что вид у него самоуверенный и до глупости благополучный. "Вот ещё! — с досадой подумал он. — Хорошо ещё, что Адель ни разу не взглянула на меня столь критически".

Он торопливо дунул на свечу, чтобы не видеть больше своей физиономии, вызвавшей у него такое неудовольствие, и решил, что лучше раздеться в темноте и лечь, чем подвергать себя более длительному рассматриванию и прийти к ещё более безрадостным выводам о своей до сих пор безупречной особе.

Итак, он задул свечу, отошел к кровати и сел на неё, полный недоумения и неясной тревоги. Что-то казалось ему не таким, как прежде, куда-то исчезла радость, в душу закралось беспокойство, неудовлетворённость собой, окружающими, даже невестой. Его куда-то тянуло, что-то томило, хотелось выскочить из этого мира, из этого дома, из собственного тела. Он лёг поверх одеяла, не раздеваясь, не сняв даже обуви. Никогда ещё ему не было так плохо. Это была не болезнь телесная, а нечто вроде болезни души. В нём что-то внезапно разладилось, какая-то тёмная, непонятная и враждебная сила подавила его прежнее "я", вытеснила его и заполнила собой всю его сущность.

"Я забыл погасить свечу", — подумал он и через силу встал с кровати.

Когда Франк очутился перед зеркалом, он понял, что с ним происходит нечто очень странное и даже пугающее. Или с ним или вокруг него. Свеча была потушена. Да, свеча не горела, а горело лишь отражение свечи, и этот язычок пламени в зеркале освещал не его, Франка, а часть незнакомой комнаты со столом, на котором стояло большое зеркало, а в нём тоже отражалась зажжённая свеча, но не его свеча, а свеча, стоявшая на столе в таинственной комнате.

Юноше хотелось убежать от открывшихся перед ним чудес, уж слишком недобрым веяло от них, но он стоял точно под гипнозом.

Между тем, в зеркале что-то зашевелилось, пламя свечи, стоящей на столике колыхнулось, но отражение свечи, что была в комнате Франка, не изменилось. К столу в зазеркалье кто-то подошёл, сел перед ним и стал пристально глядеть в зеркало поверх своей свечи. И тогда зеркальное стекло перед Франком замутилось, и в нём стало медленно проявляться чьё-то лицо. Он молча всматривался в неясные пока черты, не в силах оторвать глаз от страшного видения. Изображение становилось всё чётче и, наконец, слабый вскрик возвестил, что юноша узнал это лицо. То была безобразная старуха, повстречавшаяся им с Аделью одиннадцать лет назад. Безобразная? Нет! Пугающая, величественная, таинственная, сильная, властная, притягивающая и зовущая к себе… Франк не хочет смотреть в её пылающие глаза, сжигающие последние остатки рассудка, ещё уцелевшие в нём, но смотрит и смотрит… Он видел красоту, однако не в обычном человеческом понимании, а красоту высшую, недоступную ему прежде, но открывшуюся перед ним только теперь. Он готов был пресмыкаться перед этим необыкновенным существом, стать слугой, рабом его, лишь бы видеть его, ощущать его присутствие, восхищаться им и боготворить его.

— Вот мы и встретились с тобой, Франк, — сказало видение. — Как я обещала, я пришла к тебе в ночь перед твоей свадьбой. Ты любишь свою невесту?

Юноша содрогнулся от ужаса. Его невеста! Ещё несколько часов — и он стал бы мужем этой простенькой девушки, не слишком красивой, не слишком умной. Что она может ему дать? Как он мог восхищаться её глазами? Сейчас они кажутся ему невыразительными, как у куклы.

— Ты любишь свою невесту? — повторила женщина.

Франк чуть не зажмурился. Её взгляд ослепил его. Словно в тёмной комнате распахнули ставни, и яркий свет хлынул в окна.

— Нет.

— Завтра твоя свадьба, Франк. Ты счастлив? — выпытывала женщина.

— Нет.

— А твоя невеста?

Франк с отвращением подумал об Адели. Да, она хочет выйти за него замуж. Очень хочет. Как же ей не хотеть, если у неё нет денег, а у него есть. Раньше он об этом не задумывался, а теперь видит, что эта девушка очень хитра и расчётлива.

— Да, она счастлива.

— Ты желаешь этой свадьбы?

— Нет.

— Тогда откажись от неё.

Отказаться? Он был бы рад отказаться, да как это сделать, не нарушив слова?

— Ступай к ней и объясни, что не любишь её, — внушала женщина. — Тогда ты останешься со мной.

Правда, надо скорее идти к ней, к этой ненавистной девушке, пока не совершилось непоправимое, и она не сковала его по рукам и ногам. Отделаться от неё и быть свободным, а свобода нужна ему лишь для того, чтобы сложить её к ногам женщины, которая имеет право повелевать.

— Иди, — приказало видение в зеркале. — Когда ты откажешься от своей невесты, я выйду к тебе.

Франк бессознательно вернулся в дом, где жила Адель, поднялся на четвёртый этаж, постучал. Открыв ему, девушка засмеялась.

— Это ты? Как хорошо, что это ты! Я так хотела, чтобы ты вернулся… Но что с тобой?

— Твоя мать спит? — глухо спросил Франк.

— Да. Я тоже собиралась ложиться, но задумалась о тебе, о нашей свадьбе…

— Её не будет, Адель.

Он отметил про себя, как побледнело лицо девушки, но не почувствовал ни жалости, ни сострадания. Она для него просто перестала существовать, и он говорил с ней теперь против воли, всего лишь исполняя приказ своей повелительницы.

— Я не хочу, чтобы завтра ты напрасно ждала у алтаря. Я не приду. Я честен и не хочу тебе зла, но я не хочу, чтобы ты устраивала своё будущее за мой счёт.

Он не желал этого говорить, но язык против воли выговаривал жестокие слова.

— Не строй планов о богатстве и благополучии в моём доме. Обеспечь их своими силами. Устройся на работу. Прачка, судомойка, гувернантка — это работа для тебя. Советую пойти горничной в дом, где есть молодой свободный человек. Может быть, тебе повезёт.