Отныне я - твой меч (СИ)

Прислушиваясь к говоркам, принц узнал, что проклятому всего лишь шестнадцать, и он моложе самого принца на девять лет, а не на четыре-пять, как показалось изначально. Поняв это, Садар зашипел от злости. Мальчишка. Пусть неприкасаемый, но всего лишь мальчишка. После первой ритуальной ночи последовали и другие, менее пыточные и возвышенные. И наследнику оставалось лишь рычать от бессилия, сдерживая слово, что отдаст все, позволяя белобрысому чудовищу насиловать его снова и снова, понимая, что стерпит, смолчит, но никогда не простит попранной гордости. Постепенно между воинами поползли шепотки, от которых у Садара шерсть на загривке вставала дыбом.

— Смотри-ка, едет, как ни в чем не бывало. Удобно ли сидеть в седле этой подстилке проклятого? — донеслось до ушей Садара. Рука непроизвольно дернулась к ножнам… которых нет. И все же голова обидчика полетела с плеч, срубленная молниеносным клинком. Разящего.

— Зачем ты это сделал? — прошипел принц, становясь похожим на разъяренного хорька, понимая, что он бы вызвал на поединок злоязыкого солдата, предпочитая одержать победу в честном бою, а не вот так размахивать с наскоку клинком, не дав возможности обороняться. Шипеть на этого сумасшедшего уже входило в привычку.

— Мой господин хотел смерти этого человека и потянулся за мечом. Я — твой меч, господин, — ровным голосом ответил Разящий. Садар умолк, не зная, что на такое можно ответить. По-своему неприкасаемый был прав — принц хотел смыть кровью нанесенное оскорбление. Подоспевший на шум генерал смачно выругался, от досады сплюнув. Отец Кирит окинул отряд таким взглядом, что едва не сравнял воинов с землей, и произнес:

— Кому дорога жизнь — тот попридержит язык.

После этого случая все притихли, и чтобы там не носили в мыслях солдаты, но произносить вслух не решались, побаиваясь даже косо смотреть в сторону принца Садара.

Глава третья

— Потому ты и избрал женщину своим владельцем, что важна… постель?

— Постель, как ты это называешь… хм, нет, не важна, просто это единственное, из-за чего я ощущаю себя живым.

— Но ты зовешь себя мечом и сам себя считаешь оружием, тогда зачем?

— Меч должен быть живым, иначе он — не более чем кусок стали. И еще, Разящие убивают женщин, с которыми делят ложе.

— Меня же не убил.

— Так ты мой господин, тебя — всегда успеется.

— Мальчишка. Тупой безголовый мальчишка.

Мадерек, год 2565

— Скажи, Кирит, неужели ты хотел сделать императора владельцем этого "меча"? — Кассим недобро прищурился, глядя на жреца.

— Дурные у тебя мысли, генерал. Император чист и непорочен, даже если у него гарем из тысячи наложниц. Нет, я сам планировал стать владельцем Разящего, таким образом обеспечив его преданность империи. Хотя не помню, чтобы подобное упоминалось в описании ритуала, — улыбнулся жрец, отвечая звонким голосом, от которого генерал невольно поморщился. Все же голоса служителей Тарида отличались излишне "колокольчиковым" тембром.

— И тебя не коробит от мысли, что этот неприкасаемый сделал бы с тобой?

— Ни в коей мере. Это не имеет значения, я же жрец, мне всё равно, что станет с моим телом. Нас этому учат. Почти так же, как неприкасаемых учат быть оружием.

— А они все… такие огромные? Для шестнадцатилетнего мальчишки Разящий крупноват, не находишь? Не многие взрослые мужи могут сравниться в ним, а ведь он еще, поди, растет, — поинтересовался генерал. По всей видимости, его беспокоило то, что юнец чуть ли не на полголовы выше самого Кассима, а уж тот коротышкой вовсе не считался.

— Да, они все такие. Вымахивают под два метра, и плечи широченные. Их же берут младенцами в "обучение" и тянут специальной дыбой, да еще и кормят чем-то особенным, чтобы кости были крепкими. Вот только выживают немногие из этих детей, — пояснил жрец.

Кавалькада въехала под крепостные своды ворот Мадры — столицы Мадерека. Копыта лошадей, шествующих по улицам огромного богатого города, зацокали по камням брусчатки. Садар поморщился. В сравнении с этой громадиной Сидерим смотрелся жалкой деревушкой. Гордость наследника была задета. Он сам удивился, что у него еще осталась эта самая гордость. Лишенный наследия, народа, страны, чести, казалось, принц должен смириться со своей участью и стать покорной молчаливой игрушкой безумного проклятого мальчишки, для которого не существовало ценностей, по крайней мере, тех, что дороги и понятны обычным людям. И все же, глядя на великолепие имперской столицы, на её светлые дома из прочного дорогого камня, пышные храмы и богатые дворцы вельмож, принц Садар мог думать лишь о том, как вернется в своё разоренное, стёртое с лица земли королевство и возродит его. Отстроит, возведя такой же невероятный город. Нет, он не думал о завоеваниях, лишь хотел вернуть то, что принадлежит по праву. По праву рождения. Сейдар или Садар — не имеет значения — как ни крути, но истинный правопреемник короля по крови, не самозванец. А стало быть, страну нужно вернуть в законное владение. Вернуть и вознести на такую высоту, чтобы никто более не посмел ступить с мечом в руках на землю Сидерима.

Жемчужина пустыни, Мадра, раскинулась в предгорьях северных отрогов Зальмекского хребта. Город прижимался к высоким скалам, отчего защищать его становилось намного проще: в горы враг не полезет, и нападения оттуда ждать не приходилось, если и решит кто-либо вторгнуться, то лишь со стороны пустыни, а там враг как на ладони. Благодаря такому расположению главный город Мадерека был действительно неприступен. Южная империя процветала, с каждым годом увеличивая свою мощь и влияние на мировую политику, значительно потеснив в последнее время своего извечного соперника — Рагард. Рагардцы возмущались подобными изменениями, но вступать в открытое противостояние с Мадереком пока остерегались, предпочитая стравливать между собой приграничные мелкие королевства, являющиеся своеобразным буфером между ними. Более открыто Рагард выступал в торговой войне, значительно завышая цены на большинство продуктов, в которых нуждались почти все южные страны. Обрушивая стоимость металлов настолько, что императору Мадерека приходилось, неся убытки на рынке оружия, лихорадочно подписывать один указ за другим, лишь бы оказаться конкурентоспособными.

Именно в это время и подоспел отец Кирит со своим предложением вернуть в империю младшего брата нынешнего правителя, как предупреждение Рагарду: Мадерек может и разгневаться, и у него есть оружие, способное сделать гнев весьма ощутимым. О сокрушающей силе Разящих знали разве что государи больших стран. Не то чтобы само наличие этих воинов являлось секретом, но они были столь малочисленны, что само их существование оставалось незаметным. Да и не удавалось до сих пор никому из правителей заполучить в руки столь опасное оружие, коим являлись выжившие неприкасаемые. Воспитанные тайной сектой последователей Азита, бога войны, они тренировались как защитники границ всего Таридата и в услужение монархам не шли. Неизвестно, на что полагался император, на кровное ли родство с одним из Разящих, на хитроумие ли жреца, но согласие на возвращение безымянного принца он дал, более того, даже выделил отряд под командованием генерала в сопровождение Кириту. Нет, положение Мадерека не было плачевным, скорее наоборот, но припугнуть Рагард хотелось. Как минимум во избежание открытой войны. Не рискнут, если узнают, какого сильного защитника приобрели мадеране. Император Нагириез слыл разумным и справедливым правителем и всеми силами пытался избежать кровопролития и гибели своих подданных, однако последнее слово в возникшем противостоянии хотел оставить за собой, утерев нос зарвавшимся рагардцам.

Брусчатка сменилась каменными плитами центральной площади, отшлифованными тысячами конских копыт. Местные жители презрительно косились на светловолосого принца Садара. Все же на фоне чернявых темноглазых мадеран он выглядел бельмом. Спасало разве что облачение имперского воина, которое надел сидеримец после того, как его собственная одежда оказалась уничтожена Разящим. Сафьяновые сапоги с острыми загнутыми по мадеранской моде носами, синие с голубыми лампасами шаровары, безрукавка на шнуровке поверх реддека, прикрытая небесно-голубым бурнусом. Только благодаря этому жители столицы не забросали камнями того, кто столь похож на давнего врага. Не повесишь же на себя табличку, что не рагардец, а для жителей юга любой светловолосый — значит, северянин. Поймав несколько таких взглядов, Садар едва сдерживался, стараясь не схватить рукоять меча, которого не было. И все же он хорошо помнил, чем закончился подобный жест. Не хватало только, чтобы безумный альбинос порубил мирных жителей за косые взгляды. Поэтому принцу оставалось лишь скрипеть зубами, молчаливо снося очередное унижение. И вдруг он оказался выдернутым из седла и усаженным впереди Разящего. "Владелец меча" злобно зашипел на свое "оружие", поскольку то, что его таскают, как куклу невесомую, еще более унизительно, чем презрение горожан. Однако мадеране теперь старательно отводили глаза, не рискуя столкнуться с багровым взглядом обнажившего голову неприкасаемого, словно демонстрирующего клеймо проклятого.