Магия крови

Я аккуратно поставил коробки на место и поспешил к себе наверх.

Глава тридцать третья

4 февраля 1948 года

Я едва узнала Филиппа. Он похудел и стал более спокойным. Эта невозмутимость разливалась вокруг него подобно озеру. Он как будто намеренно укрылся за щитом или заперся в замке, в который я не могла попасть. Даже кармот не будоражил его кровь.

Я пыталась взволновать Филиппа, вытащить его из мира апатии и равнодушия. Я целовала его и без конца рассказывала ему всякую ерунду. Я расспрашивала его о том, что он видел, но он в ответ лишь качал головой или закрывал глаза. Я купила трех канареек и воспользовалась их телами, чтобы научиться петь так, как они, и создала своеобразный птичий хор. Песню «Не сиди под яблоней» они исполняли великолепно. Филипп улыбался, но только для того, чтобы сделать мне приятное.

Диакон убедил его съездить на запад, в горы, подальше от нечистоплотных людей. А я не поеду. Не поеду.

Я хочу разорвать эту книгу на тысячу мелких клочков.

Глава тридцать четвертая

НИКОЛАС

Отец поднялся на чердак, чтобы разбудить меня.

— Нам надо поговорить, — начал он, и в его голосе я расслышал зловещие нотки.

Я потер глаза. Все мое тело болело.

— Хорошо, папа, но можно мне сначала пописать? — пробурчал я.

Шею нещадно ломило, и меня так и тянуло снова упасть на подушку и уснуть.

Отец нахмурился. Он, как обычно, выглядел так, словно сошел со страниц журнала мужской моды: безукоризненно причесан и чисто выбрит. Даже узел у галстук был идеален. Как умудрялся настолько хорошо выглядеть? Я готов был поклясться, что он и завтракать сел лишь после того, как почистил зубы. Три раза.

— Ну хорошо, хорошо. Так о чем ты хотел со мной поговорить? — Я с трудом изобразил улыбку, но она, конечно, была фальшивой, и отец это понял. С другой стороны, я сразу же распознал его снисходительно-покровительственное поведение.

Покачав головой, он начал:

— Это о твоей подружке. Я хочу, чтобы ты прекратил общаться с ней.

— А в чем, черт возьми, дело? — возмутился я, и отец нахмурился, услышав из моих уст ругательство. — Серьезно, папа, что на самом деле тебе известно? — Я невольно сощурился. — Это все Лилит, так ведь? Что эта сука наплела тебе на этот раз?

— Николас Парди, прекрати, я повторяю, прекрати называть Мэри этим гнусным именем.

— Каким?

Отец не ответил. Он старался не придавать значения подобным вещам, считал, что реагировать на них ниже его достоинства. Я вдруг вспомнил о фотографии, лежавшей в кармане моих джинсов, на которой была мама, смеющаяся и беззаботная. Такая, какой она никогда не могла быть с отцом. Неудивительно, что она не вернулась к нему, даже тогда, когда он был ей нужен.

Некоторое время мы молча смотрели друг на друга, а потом я, отбросив маску, стал прежним:

— Мне надо собираться в школу.

— Ник. — Голос отца был спокойным, но по-прежнему твердым.

Утренняя прохлада овевала мое тело, не прикрытое одеялом. Я сел в постели и уткнулся в колени.

— Вчера я долго беседовал с ведущим психологом вашей школы. Она рассказала мне кое-что о Друсилле Кенникот и о некоторых обстоятельствах, внушающих беспокойство.

— Неужели?

— Ее родители погибли при ужасающих обстоятельствах, — объявил отец таким тоном, словно они пролили красное вино на белый ковер Лилит и даже не извинились за это. — И молодая Друссила очень страдает из-за этого.

— И что?

— А то, сын мой, что ей может понадобиться более действенная помощь, чем та, которую ты можешь ей дать.

— Папа, я вовсе не пытаюсь помогать ей. Просто она мне нравится, ты понял?

— Я понимаю, что, будучи вовлеченным в отношения с человеком, прошедшим через подобные испытания…

— Ты имеешь в виду маму, верно? — Я смотрел на него, сдерживая дыхание, чтобы не улыбнуться или не рассмеяться.

Отец сел в мое компьютерное кресло, которое он до этого пододвинул ближе к кровати, и удобно расположился в нем, откинувшись о регулируемую спинку.

— Да конечно же, Ник, я не сожалею ни о чем, но я не хочу, чтобы ты прошел через что-то подобное. А ты уже проходишь через это. У твоей мамы была неуравновешенная психика, и я не смог распознать этого, когда мы с ней были молодыми.

— Ты слишком сильно ее любил? — с иронией поинтересовался я.

Поколебавшись секунду, он ответил:

— Да.

Я буквально остолбенел. Немного помолчав, я решил признаться:

— Я… ну… я нашел в подвале коробку, набитую фотографиями, которые она делала, когда училась в средней школе. Я даже и не знал, что ей так нравилась фотография.

— В то время она постоянно ходила с камерой на шее, когда была… — отец сделал паузу, — в здравом уме.

— Я могу принести их тебе. Из подвала.

Он заколебался, его губы вытянулись в тонкую линию.

— Возможно. Посмотрим.

— Конечно.

— Теперь о Друссиле.

— Папа, называй ее просто Силла.

— Хорошо. Я просто хочу, чтобы ты подумал о ней, вообще обо всем. Она вовлекает тебя в такие дела, которые не должны тебя касаться.

Я с трудом подавил смех:

— Да ничего подобного она не делает. Послушай, вот что произошло на самом деле. У ее подруги просто выдался трудный день — я не знаю, напилась ли Венди или просто была в расстроенных чувствах, а Силла пыталась помочь ей. Что касается меня, я всего лишь пытался ее успокоить. Мне не известно, кто распускает лживые слухи, но я сказал тебе правду.

Я почувствовал, как кровь прилила к моим щекам и ушам. Мне надо было позвонить Силле и договориться о том, чтобы в наших с ней рассказах о происшествии не было нестыковок. Как же мы не догадались обсудить это прошлым вечером?

Задержав на несколько секунд взгляд на моем лице, отец кивнул:

— Ну хорошо, Ник. Я тебе верю, но хочу, чтобы ты был внимательным и осторожным. Я ведь не слепой — я заметил ранки на твоей шее и на ладонях, когда ты вчера вечером пришел домой. Не знаю, может, ты дрался или эти травмы — результат чего-то другого. Но если ты с этой девушкой, все, что мне остается, это доверять твоим инстинктам.

Я уже было открыл рот, собираясь спросить, почему он так не доверяет моим инстинктам в отношении его нынешней жены, будь она неладна, однако вовремя прикусил язык. У отца не было иного выбора, как только смириться с моей точкой зрения, которая, к сожалению, ему не нравилась. И этим он явно хотел сказать мне: «Возможно, и тебе тоже следует доверять моим инстинктам». Я сидел на кровати в боксерских трусах и чувствовал себя маленьким мальчиком. Отец, встав со стула, похлопал меня по плечу:

— Позвони мне из школы в случае необходимости. Ну, если они вдруг решат наказать тебя за то, чего ты не совершал. Я сегодня весь день буду работать дома. И если что, приеду через десять минут.

Я не сразу ответил, потому что вдруг почувствовал свою вину перед отцом.

— Спасибо, папа, — ответил я, справившись с волнением.

Он кивнул и, повернувшись, направился к двери.

— Спускайся вниз, сынок, — бросил он напоследок.

— Папа.

Он, остановился и, повернувшись, посмотрел на меня.

— Ты… любишь Мэри так же, как любил маму?

Он ответил сразу, без колебаний:

— Нет. Это совсем не то, но я люблю ее столь же сильно.

Я не мог обещать, что перестану ее ненавидеть или больше не буду думать о ней как кровавой ведьме, высасывающей человеческие души, но мне вдруг захотелось, чтобы все наладилось. Или чтобы Лилит не было вовсе.

Глава тридцать пятая

Май 1959 года

Могу ли я позволить себе не сделать ни единой записи в течение последнего десятилетия? Сейчас я думаю, что, если родилась в это время и не имела бы понятия о жизни в другие эпохи, я бы, наверное, утопилась.

Я переехала в Новый Орлеан, где стала изучать новую магию — вуду. Но каждый раз, когда я видела гигантского питона или куклу, во мне возрождалось сильное желание вернуться к Филиппу и спросить его, думал ли он когда-либо о том, чтобы попытаться сделать из меда лечебный жезл. Затем я предавалась диким танцам и пению, пытаясь привлечь его кровь.