Кулаком и добрым словом (СИ)

— Опять по пьяни чудили? — весело заржал Дунай.

— Да, понимаешь, корчмарь брагу плохую продал! — оправдывался Ольгерд, красуясь свежим синяком. — Не брала она нас, бочку выдули, и ни в одном глазу! В отместку мы корчму по брёвнышку и раскатали! А он собака, князю нажаловался! И теперь мы у крыльца!

— Ладно мужики, кончай лясы точить, — вдоволь насмеявшись, сказал Дунай, — дело у нас к Турберну неотложное! Сгоняйте кто-нить, сообщите!

— Ольгерд, твоя очередь докладать королю! — подмигнув Дунаю, отозвался Зубан.

— Ну его, — отозвался Ольгер, скорчив страшную гримасу, — не в духе он сегодня! Сходи ты, а? А с меня пиво!

— А у тебя еще гроши остались? — оживился Зубан. — А говорил, калита пуста!

Ольгерд потупил взор.

— Эх, ладно, схожу! Только в последний раз! — согласился Зубан. — Чего докладать-то? — спросил он Дуная.

— Посол Великого киевского князя Владимира, — напыжился Дунай, — так и доложи!

— Это ты, что ли, посол? — выставив напоказ огромные зубы, подначил Дуная Зубан.

— Не, — мотнул головой Дунай, — я за переводчика. Вот посол! — указал Дунай на Добрыню. — Знакомьтесь, братцы, величайший из богатырей каких я знаю — Добрыня!

Стражи с изумлением уставились на известного богатыря.

— Тот самый? — переспросил Ольгерд: слава о Добрыне гремела далеко за пределами Руси. — Дядька нынешнего князя Русов?

Дунай подтверждающе кивнул:

— Он самый! Давай, Зубан, дуй, не задерживай! Доложи как положено!

Зубан, гремя доспехами и поминутно оглядываясь на Добрыню, исчез в княжьем тереме. Но вернулся на удивление быстро.

— Проходите! Король ждет! Дунай, дорогу еще не забыл?

— Найдем! — коротко ответил Дунай.

Пройдя по длинному мрачному коридору, они, наконец, добрались до массивных резных дверей. Дунай остановился и кивнул стражам, стоящим по обе стороны от дверей.

— Прибыли! — сказал он, решительно толкая тяжелую дверь.

Друзья, переступив порог, оказались в большой палате. Добрыня чувствовал себя неуютно: каменные стены давили. Добрыне здесь не нравилось — он с детства привык к деревянным теремам. Хотя Добрыне и приходилось бывать с красной ложью в Царьграде, но там дворцы базилевсов поболе будут: не действуют так угнетающе. В отдалении на резном кресле восседал король Турберн. Богатыри, гордо подняв головы, подошли к трону и поклонились по русскому обычаю.

— Здрав будь, Турберн! — торжественно произнес Дунай, набрав в грудь побольше воздуха. — Богатыри Добрыня и Дунай от Великого Князя Русов — Владимира, с выгодным предложением!

Добрыня вышел вперед и протянул грамоту королю. Турберн холодно принял ее, не удостоив богатырей даже кивком головы, затем сорвал сургучную княжью печать и погрузился в чтение.

— Надо же, — съязвил Добрыня, которого покоробил холодный прием, — даже грамоту разумеет.

— Ну так, — отозвался Дунай, — грамотка по-литовски отписана, а надо было по-русски отписать, чтобы жизнь малиной не казалась.

— Будь начеку! — тихо предупредил Добрыня, глазами указывая на Турберна. Лицо короля багровело на глазах.

— Сейчас прорвет, — подумал Дунай и оказался прав: Турберн, дочитав грамоту, порвал ее, а обрывки швырнул в лицо богатырям.

— Шелудивые псы! — завизжал Турберн. — Как вы набрались храбрости предлагать это мне, потомку великих королей литовских!!! Как я могу отдать свою дочь за робичича, выскочившего из грязи?!

— Чего орет? — спокойно поинтересовался Добрыня.

— Князь наш ему, видите ли, не по ндраву! — так же спокойно ответил Дунай.

— А-а-а, вона в чем дело! — усмехнулся Добрыня и положил руку на рукоять меча.

Турберн тем временем накинулся на Дуная.

— А тебя, предатель, я давно на кол хотел посадить, чтоб другим неповадно было!

— Постой! — дерзко оборвал его Дунай. — Все, что я тебе должен был, я вернул сполна! И имя своё бесчестить не позволю!

— Взять их! — коротко приказал Турберн.

— Началось! — выпалил Дунай, хватаясь за меч. — Прости старина, — выдохнул он, свалив подбежавшего стража тяжелым навершием рукояти, — не я это начал!

С перекошенным ужасной гримасой лицом, на Добрыню наседал второй страж.

— Я примерно и ожидал такого приема! — увернувшись от острого наконечника копья, посетовал Добрыня и деловито оглушил стража пудовым кулаком. Но от дверей неслись еще двое стража с пиками наперевес. А из коридора уже отчетливо доносился топот множества ног.

— Ну, прям безобразие какое-то! — вяло выругался Добрыня, уклонившись от очередного копья. — Всяк норовит меня сегодня на пику насадить как майского жука!

— А я говорил, — сшибая противника с ног, брюзжал Дунай, — не к добру Снежок спотыкался!

Звеня металлом доспехов в зал вбежала толпа воинов и без раздумий кинулась на богатырей.

— Ничего! Разомнёмся! — «успокоил» Добрыня товарища, вынимая меч.

Устало перешагивая через обезображенные трупы, Дунай подошел к резному креслу Турберна. Демонстративно вытер о полу его кафтана окровавленную полосу металла. Турберн, боясь пошевелиться, круглыми от удивления глазами смотрел на двоих богатырей, которые только что отправили в лучший мир его личную охрану.

— Добился своего? — плюнул Дунай в лицо королю. — А ведь можно было миром все решить! Они, — он махнул головой в сторону трупов, — были отличными парнями и хорошими воями! Но супротив Добрыни, — он покачал головой, — у них не было шансов! Вот почему я присягнул Владимиру! У его стола такие витязи собрались…

Богатырь, забрызганный кровью с головы до ног, был страшен. От его громкого голоса Турберн то и дело вздрагивал. Дунай развернулся и пошел к выходу.

— Я согласен! — вдруг хрипло выкрикнул король. — Берите дочь! Владимира лучше иметь союзником!

— Ящер тебя задери! — сквозь зубы выругался Дунай.

Опраксия не заставила себя долго упрашивать: быстро собрала самое необходимое, и вот путники уже едут в сторону Киева. Старшая дочь литовского короля на удивление хорошо управлялась с лошадьми. Одетая в мужское платье она ничем не отличалась от мужчин. Сноровка была отличная, о чём Добрыня, подождав пока Опраксия отъедет подальше, и сказал Дунаю.

— А я предупреждал, что у Турберна девки оторви да выброси! Наверное в мать пошли. Турберн — трусливая лисица. Он только предками кичиться может! А мать у них знатная поляница была!

— А где она сейчас!

— Зачахла от тоски, Турберн ее никуда не отпускал, за семью замками держал! А она… — он махнул рукой.

— Зачем же такая баба за него замуж пошла?

— Добрыня, ты словно вчера родился? Конечно не пошла бы! Турберн долго ее пас, словно крылатую кобылицу. Ну и выпас наконец! Сторожил пуще глазу. Ну и зачахла она без чистого полюшка!

— Да, дела, — протянул Добрыня

— Однако дочек поднять успела, и воспитала по-своему, — продолжал Дунай. — Опраксия поспокойней будет. Да и отсюда давно вырваться хотела. Спорить она не любит: лучшей жены князю и не сыскать! А вот Настасья…, - Дунай запнулся и замолчал.

— Что, Настасья? — прищурившись, переспросил Добрыня.

— Она чистый пламень! — выдохнул Дунай. — Непокорная, своевольная… даже отец ничего с ней сделать не смог! Богатырша, каких поискать!

— Ой, паря! — беззлобно рассмеялся Добрыня. — Я гляжу, ты попался!

Дунай покраснел до самых кончиков ушей. Он пришпорил коня и умчался вслед за Опраксией.

— Эх, молодость! — подумал Добрыня, пуская Снежка галопом.

Так пролетело два дня. Боги на этот раз миловали путников, неприятности обходили их стороной. К исходу вторых суток Дунай заметил на виднокрае одинокий шатёр. Богатырь указал на него Добрыне.

— Добрыня, — преданно заглянул он в глаза побратима, — отпусти силой померяться!

— Ты чего, — помрачнел Добрыня, — приключений ищешь? Недавно ведь пел, что неприятности сыплются со всех сторон! А сейчас сам нарываешься!

— Ну, Добрыня! Отпусти, неужто сам молодым не был? Я догоню!