Волшебная гондола (ЛП)

— Оставь меня в покое, иначе я тебя прикончу! — орал он. Затем снова случился приступ кашля.

Растерявшись, я уставилась на него. Его лицо при свете свечи было багрового цвета, и глаза дико закатились, так, что только были видны белки глаз.

— Мне нужно идти, — простонал он. — Я должен ... должен его остановить!

Он бредил и бормотал бессмысленные проклятия, постоянно прерываясь приступами кашля, в то время как я дрожащими руками накладывала на ногу повязку, а затем просто сидела рядом с ним. Сильно болели глаза, потому что я неустанно за ним наблюдала, стараясь не упустить ни малейшего изменения в его состоянии. В перерывах, когда он становился немного спокойнее, я давала ему травяной отвар Мариэтты и вытирала лицо и шею, потому что половина всегда проливалась.

Я брала его руку и ласково разговаривала, когда его голос звучал боязливо, и я приказывала ему не нервничать, когда он злился. Снова и снова он кашлял, пока не оставалось воздуха, и я бы предпочла в панике вскочить и громко кричать о помощи.

Прозвучал второй ночной звон, так же тихо, как и первый, но для меня он звучал словно похоронный.

Невольно я сложила руки и начала закрывать глаза, молясь.

— Милостивый Господь, пусть он выкарабкается. Нет, не потому, что он должен отправить меня домой, конечно, нет, а потому, что он такой молодой и ему еще нужно спасти Венецию. И потому что было бы скверно, если бы Альвизе выиграл.

И потому ... потому что я в него влюблена.

— Это правда?

Я подняла глаза. Себастиано перестал ворочаться и бормотать под нос. Его взгляд был устремлен прямо на меня и был ясен.

— Э ..., — запнулась я. — Ну да. Что я только что сказала .... Это все нервы, ты знаешь.

— Точно нервы?

— Я не знаю. — Я с трудом сглотнула, потом сделала глубокий вдох. — Нет. Это не нервы. Я имею в виду, на самом деле нервы. Я хочу сказать, что у меня нервы на пределе ...

Он слабо ухмыльнулся правым уголком рта.

— Хорошо, — сказал он.

— Что хорошего? — спросила я, опасливо разыскивая дальнейшие знаки на его лице того, что мое любовное признание было смешным.

— Что ты об этом сказала.

— Ты...

Он взял меня за руку и притянул к себе.

— Это была шутка. Хорошо, что ты сказала. Теперь мне больше не нужно беспокоиться, ответишь ли ты на мои чувства.

— Ох, — едва произнесла я, охваченная противоречивыми чувствами. Я была на седьмом небе от счастья и в то же самое время так боялась за него, что у меня дух переняло.

— Вообще-то это тот самый момент, когда нужно поцеловаться, — проговорил он.

— Но я боюсь, что это невозможно при таком кашле.

Словно в подтверждение у него начался очередной приступ кашля.

Я не знала, что сказать. Возможно, у него воспаление легких, от этого можно умереть! Мне стало плохо от страха.

Вскоре он снова уснул, но это был неспокойный сон. Обертывание голеней немного сбило температуру, он больше не бредил и не метался во сне. Но он неправильно дышал и должен был снова закашлять.

Ночью я больше не отважилась уснуть. С открытыми глазами я просидела на полу около кровати и ожидала появления утра.

На улице уже рассвело, когда внизу я услышала шум. Вначале я подумала, что это

Мариэтта уже вернулась, но затем зазвучал отчетливо голос монны Фаустины, которая проклинала все на свете. Ее голос звучал беспомощно, поэтому я заставила свое ноющее от боли тело выпрямиться и спуститься вниз по лестнице. Монна

Фаустина сидела со свешенными ногами на краю кровати и ругалась. Волосы торчали во все стороны, как запутанная серая шерсть, и ее ночная рубашка была запачкана. В комнате воняло, словно ее стошнило.

— Мне плохо, — излишне объясняла она. — Это должно быть яд.

Я испугалась.

— О чем Вы говорите?

— О травяном настое, которое Вы принесли с собой.

— Он предназначался моему супругу!

Она уставилась на меня.

— Тогда Вы хотели отравить его!

— Безобразие. Это было лекарство! Я же говорила Вам!

— Поэтому я его и приняла, всего лишь крошечную кружечку. — Она показала большим и указательным пальцами сколько.

— Вы что-то не выглядели больной!

— Я была здорова. У меня только были отходящие газы и понос, поэтому я подумала, что, может быть, мне поможет это лекарство…

Я вспомнила, как она вчера заняла уборную, по меньшей мере, это было связано с вздутием живота и поносом. Только вот количество принятого лекарства она явно преуменьшила, так как от отвара ничего не осталось.

— Как только я выпила, у меня закружилась голова и меня охватила усталость.

Руки и ноги меня не слушались, и из-за своей неуклюжести я пролила остаток отвара. — Она вызывающе взглянула на меня. — Радуйтесь, в противном же случае ваш муж выпил бы его и, наверняка, был бы уже мертв.

Леденящий холод пробежал по моей спине, когда я поняла, что она говорит правду.

Кларисса... Нет, это невозможно! Она не могла так поступить!

"У нее на совести уже Джианкарло", — сказал суровый голос в моей голове.

Но я не хотела в это верить. Просто ужасно думать, что она на это способна. Это была не она!

"А если все же? ", — спросил беспощадный голос. Вдруг я вспомнила, о чем она говорила.

"Он должен все это выпить залпом. Вкус будет вполне приятный, если добавить сахар и мед."

Эм..?! Как она могла знать, что речь шла о Нем? Я сказала Якопо, что моя соседка по комнате заболела, и Кларисса стояла рядом. Конечно же, я планировала все разъяснить в подсобке, пока Якопо не мог нас слышать, но разговор к этому не пришел, потому что она была очень враждебно настроена.

"Она была так недружелюбна, потому что уже планировала убить Себастиано", — сказал голос.

"Но откуда Кларисса знала, что он именно тот, кто болен?", — переспросила я саму себя.

Потому что ей об этом сказал Альвизе.

— Вы хотите там вечно стоять, уставившись в одну точку, вместо того чтобы помочь смертельно больной старой женщине? — ворчала монна Фаустина, несмотря на физическую слабость.

Я позаботилась о ней, так как чувствовала себя виноватой, хотя я была ни при чем, что она выпила этот отвар. В то же время, я ей была благодарна за то, что она его выпила, так как это привело к тому, что она вылила остаток отвара. Одной кружечки хватило, чтоб вырубить ее на сутки. Еще пару глотков и она, возможно, уже никогда бы не поднялась.

Я не осмеливалась подумать, что бы произошло, если бы Себастиано выпил бы этот отвар. У меня пробежали мурашки по спине.

Я помогла монне Фаустине добраться до уборной, принесла ей таз с водой, чтобы умыться и затем протерла тряпкой пол от рвоты. После того как я принесла ей свежую рубашку из платяного сундука и помогла расчесать безнадежно запутанные волосы, я, наконец, могла снова подняться наверх и проверить Себастиано.

Он не спал, но был явно не в себе. Температура выросла до астрономических высот, ему срочно были нужны новые компрессы. Но, как я догадывалась, компрессы ему больше не помогли бы, потому что хрипы в легких усилились.

Слышалось, будто он дышал водой. Затем у него случился приступ кашля, который так сильно его встряхнул, что он потерял сознание. Только тяжелое дыхание свидетельствовало о том, что он еще был жив.

В отчаянии я взглянула на него. Он скоро умрет, чтобы это понять, не нужно было быть врачом. Это я не смогла его уберечь, поэтому начала плакать, хотя я должна была оставаться сильной, иначе не для кого быть сильной.

Прямо после того, как я начала плакать навзрыд о моем несчастье и страхе, постучали в ворота. Я буквально полетела вниз по лестнице и так лихорадочно отодвинула дверную щеколду, что сломала ноготь. Затем я снова зарыдала, но в этот раз от облегчения.

Снаружи стояли Барт и Хосе.

— Мы пришли так быстро, как только смогли, — сказал, запыхавшись, Барт.

— Где он? — спросил Хосе, проходя мимо меня в дом.

— Наверху. — К моему беспокойству еще добавился гнев. — О быстроте не может идти и речи. Вы знали, что он ранен! Почему вы не пришли раньше?