Спящие боги

— Все равно мы что-то придумаем…

Долго метался по этой темной комнатушке Творимир. Время от времени, он придумывал какой-нибудь безумный, совершенно неосуществимый план спасения Анны, а Лорен тут же его отвергал.

Уже смеркалось…

Творимир вспотел, и трясся от перенапряжения.

— Возьми-ка, испей. Полегче станет. — Лорен протянул ему чашу с вином — Творимир выпил.

Творимир очнулся. Несмотря на то, что окна были распахнуты настежь — в комнатушке царили духота и жар. Ленивое августовское солнце изливалось на улицы — и улицы уже просохли и накалились, наплывала взбитая чьими-то ногами и копытами пыль.

Голова у Творимира раскалывалась болью, и он схватился за виски, застонал.

Лорен дал ему чашу с молоком — Творимир выпил, и ему полегчало.

Но вот уже вскочил, затрясся от волнения.

— Сколько время?!

— За три перевалило. Скоро жара на убыль пойдет.

— Что?! Но ведь Анну еще не сожгли, да?!

— Сожгли.

— Что?!

— Сожгли Анну. Народ еще с девяти часов к замку потянулся. А возвращаться стали в полвторого. Обсуждали детали сожжения…

— Но ведь… Но… — у Творимира носом пошла кровь, но он не обращал на это внимания. — Ведь если… Ведь… Она не может быть мертва, потому что…

И вдруг налетел на Лорена, затряс его за плечи:

— Вином напоил! Со снотворным!

— Да — напоил.

— Да как ты смел! Ты хоть понимаешь, что натворил? Убийца!..

— Не убийца, а спаситель твоей жизни. Ну, вот не усыпил бы, чтобы бы ты стал делать?.. Сегодня побежал к месту сожжения. Стал бы там что-нибудь кричать, к ней прорываться. Тебя бы схватили…

— А пусть бы и схватили! Я и сейчас туда побегу. Сам все узнаю!..

Лорен пытался его удержать, но тщетно. Творимир вырвался из комнатки, вихрем метнулся через дремлющий трактир, и дальше — по унылым, безмолвным от жары улочкам. Он бежал к замку — с каждым мгновеньем нарастал жар, казалось — это гигантское костровище вздыхало ему навстречу…

Вот створки исполинских ворот, в тени сидела стража в черных доспехах — они шумно, пьяно о чем-то спорили. Взмокший Творимир налетел на них, едва смог выговорить:

— Где… сожжение?..

Стражники заржали. Один из них взвизгнул:

— Чье сожжение?!.. Твое, что ли?!

Это показалось смешным — стражники буквально изгибались от хохота.

— Анны.

— А-а-а… Анны?.. Так это прямо за воротами, во дворе. Только, сдается, ты опоздал. Кроме ее пепла ничего там не найдешь!.. АХА-ХА-ХА-ХА!!! А потом не забудь к нам подойти — мы всыплем тебе сто плетей. Такой указ Бригена — сто плетей каждому, пропустившему сожжение. А-ХА-ХА-ХА-ХА!!!! ХО-ХО-ХО-ХО!!!..

Творимир метнулся дальше.

Створки у ворот были толстенные — не меньше полуметра, и весили — не один десяток тонн. Открывал и закрывал их могучий механизм…

Это был широкий, внутренний двор. Угрюмые, темные махины стен запечатывали его. На выложенной черным гранитом мостовой валялось много всякого мусора — ведь совсем недавно здесь грудилась многотысячная людская толпа. В центре площади высился стальной столб. Столб был накален докрасна — рядом с ним потрескивала метровая груда угля, а над ней вились синеватые язычки пламени.

Неподалеку возил тележку, заваливал в нее мусор унылый, горбатый человек. Творимир подбежал к нему — прерывистым голосом крикнул:

— Что с Анной?

Угрюмый человек не останавливался — он сосредоточенно собирал мусор, и бормотал:

— Сегодня сожгли ведьму. Она молодая, красивая. Обычно как бывает: до костра держаться, а как он им кожу выжжет — вопить начинают. А эта до конца продержалась — не кричала, не стонала. Разве что в конце крикнула "Творимир!". Что за Творимир, спрашивается? Бриген Марк рассержен был. Велел, за голову Творимира, тысячу золотых выдать. Ты его не знаешь?..

А Творимир рассеянно глядел на угли. Вот подошел на этот нестерпимый жар. Волосы задымились, опалились брови, глаза слепли — он не обращал на это внимания — он приближался к костру.

— Э-эй, а не ты ли и есть Творимир? — прозорливо окрикнул его уборщик.

Все что слышал Творимир — это отчаянный треск углей — он шептал растрескавшимися губами:

— Как же так?.. Как же так?..

И тут кто-то на него, потащил в сторону — Творимир слишком ослаб, чтобы сопротивляться. А это был Лорен. Он шептал:

— Да что же ты?.. Или жизнь не дорога?..

— Не дорога…

— Ведь узнает тебя Бриген. Он сейчас из-за отказа Анны злой. Схватят. Растерзают… Да, Анну жаль. Но жизнь-то продолжается. Ты еще на многое способен… Ну, пойдем отсюда скорее…

Творимир не сопротивлялся. Шел, понурив голову, ноги его заплетались — часто спотыкался, и, если бы Лорен его не поддерживал — скоро бы растянулся на мостовой.

У ворот их окрикнули по прежнему пьяные стражи:

— Э-эй, идите-ка сюда — всыплем вам плетей.

Но Лорен отдал всю ту небольшую сумму, которая у него имелась, и стражи, прикинув, что этого хватит еще на несколько бутылей дешевого вина, согласились их отпустить.

…Раскаленные улицы, на них — редкие, запуганные прохожие. Короткое прощенье с трактиром, и вновь улицы. Кони за эти дни отдохнули, и, несмотря на жару, скакали весьма резво, а как город остался позади — так и вовсе припустили.

Сразу хлынула пышная, зрелая природа. Щебет птиц, запахи раздольных полей, шелест рощ, а главное — обильный и ласковый, сильный и беспрерывный поцелуй солнца. В противоположность городу, здесь было так много света, что просто невозможно было думать о чем-то мрачном…

— Давай остановимся… — взмолился Творимир.

— Что ж — остановимся. — согласился Лорен.

Они выбрал очень живописное местечко. Из-под облепленного мхом камня, вырывался чистейший, холодом веющий источник, вплотную подступали букеты живых цветов, а чуть поодаль виднелись развалины древнего белокаменного камня — развалины эти уже почти ушли в землю, и это говорило об их древности.

Лорен блаженно вздохнул:

— А ты хотел жизнь ни за что отдать… Ты просто радуйся тому, что ты жив. Что ты есть. Что способен видеть и чувствовать всю эту благодать…

Творимир припал к источнику, и долго не мог от него напиться. Но вот отпрянул, и, перевернувшись на спину, долго глядел в спокойное небо.

Потом сжал кулаки, и поднялся. Шагнул к Лорену — взгляд его был мрачен, тяжел:

— Я не могу так… Я не могу бежать в это спокойствие… Меня бесит человеческая тупость. Меня бесит злоба. Я не могу слышать этот ручеек, зная, что сейчас вопят невинные. Меня самого словно на вертел раскаленный насадили, и не знаю, почему я еще не кричу. Рассказывайте мне все.

— Что значит "все"?

— Про Бригена. Про Темных судей. Про то, во что они верят. Про этот народ, в конце концов.

— И откуда ты такой, ничего не знающий, взялся?.. Ну, да ладно. Расскажу. Начну с веры Темных Судей и Бригена. Верят они в бога Всесвята — создателя нашего мира, мудрого и благочестивого, призывавшего всех к высшей, небесной любви…

— Подождите. "Ваш мир", надо полагать, ограничивается этой долиной?

— Да. Так сказано в Священном Писании, и противление этому считается величайшей ересью. Да — были такие еретики, которые утверждали, что за горами есть и иные миры, но никому это доказать не удалось…

— Ну, а вы как полагаете?

— Тебе я откроюсь. Я — еретик. Я считаю, что мир бесконечен, и за горами — иные земли. За горизонтом — горизонт.

— Вы правы!

— Но, в отличии от еретиков прошлого, я пошел дальше. Теории я предпочел практику, и я изобрел летательный шар. Быть может, знаешь, что это…

— Да. В древнейшие времена, у нас, на Земле, использовались летающие шары. Их наполняли жарким воздухом, за счет чего…

— Не знаю, где это у вас "на Земле", но, надо думать — за горами.

— Нет не за горами. Над вашей головой. В бесконечности космоса. Пятьсот миллионов лет назад… Впрочем — этого так сразу не объяснишь.

— Самые смелые мои предположения сбываются!.. Мир есть не только за горами — он есть и в небе. Оно не твердое. Быть может, ты скажешь еще, что наш мир не плоский?