Хроники Расколотого королевства

— Мошка, — сказал Кольраби, — познакомься с миссис Нокс.

Миссис Нокс была дородной женщиной в желтом халате и чепце, и на ее широком лице светилась задумчивая улыбка, как будто она только что услышала шутку и пока размышляла над ней.

— Миссис Нокс, — обратился к ней Кольраби. — Мошка поживет в комнате на втором этаже. Дайте, пожалуйста, ключ.

Миссис Нокс молча перебрала ключи, висевшие у нее на поясе, и, сняв один, протянула Кольраби. Он вложил ей в руку несколько монет и подождал, пока она уберет их в карман, словно опасаясь, что она выронит деньги. И прошел с Мошкой в дом.

— Боюсь, миссис Нокс не лучшая собеседница, но она прекрасно готовит.

Они поднялись по лестнице и, открыв нужную дверь, вошли в комнату.

— Вот мы и пришли, — сказал Кольраби. — Ну, что думаешь, Мошка? Сможешь пожить здесь несколько дней, пока не уляжется суматоха?

В комнате была удобная кровать с вышитыми подушками и коричневые занавески на окнах. Но особенно Мошку поразил туалетный столик с зеркалом. На столике стояли витые канделябры, болванка для парика и лежала костяная расческа. В стене была аккуратная ниша, куда можно поставить любого идола на усмотрение постояльца. Но что было совершенно немыслимо, так это…

— Обои, — произнесла Мошка в благоговении.

Кольраби достал из кошелька несколько монет и положил на туалетный столик.

— Здесь тебе ничто не угрожает. При условии, что будешь сидеть смирно, а дверь открывать только мне и миссис Нокс. Возьми на всякий случай эти монеты. Миссис Нокс будет носить тебе еду, но, если тебе понадобится что-то еще, скажи ей и дай денег, она купит.

Мошка ничего не ответила. Она увидела на поясе под плащом у Кольраби пистолет и поняла, почему преследователи оставили ее в покое. Кольраби взглянул на оружие и сказал:

— Сейчас на улицах небезопасно. И за городом тоже. Иначе я бы попробовал вывезти тебя из Манделиона. Говорят, все больше крестьян уходит грабить путников на проселочных дорогах.

— Будет война, да? — спросила Мошка, ощущая безотчетную тревогу.

— В Манделионе? — уточнил Кольраби задумчиво. — Ну, если только небольшая, совсем небольшая. Помни, Мошка: ночь темнее всего перед рассветом, и что ни делается, все к лучшему. Поверь мне.

Он смотрел на нее серьезно, но с улыбкой.

— Тебе не нужно бояться, — добавил он. — Леди Тамаринд — очень умная женщина, она обо всем позаботится. И когда настанет время свидетельствовать против Клента на суде, я обещаю, что ты попадешь туда и вернешься назад целой и невредимой. Что бы там ни творилось на улицах.

— Мне что, — опешила Мошка, — придется вернуться туда и сказать все еще раз?

— Так будет лучше всего, — мягко подтвердил Кольраби. — Я могу помочь тебе составить письменные показания, но лучше будет, если ты изложишь их устно. Иначе есть вероятность, что Клента выпустят на волю. Ему ведь дадут возможность оправдаться, а я слышал, что он — талантливый оратор…

Мошка представила, как будет сидеть в суде, в окружении сотен посторонних людей, сверлящих ее взглядами, и пересказывать в деталях свою жуткую историю. Она подумала, что там будут мистер Бокерби и Пирожок, глядящие на нее с осуждением, и ученики Пертеллиса, кипящие от ненависти к ней. А еще ей придется правильно строить речь. Если она станет запинаться или ляпнет что-нибудь не то, Клент начнет издеваться над ней, а это он умеет.

— Хорошо, — сказала она тихо.

На следующий день Кольраби принес ей бумагу и чернила и помог составить обвинительную речь. Еще он принес несколько книг по юриспруденции и рассказал Мошке о подводных камнях, которые ожидают ее в суде. В целом он вел себя так, словно ничуть не сомневался в успехе. Это вселяло в Мошку уверенность, когда она оставалась одна и слышала с улицы рев толпы и звуки выстрелов.

Однако ночами она лежала без сна на большой кровати, теребя камчатый полог. В животе у нее урчало, а в голове крутились беспокойные мысли. Ей хотелось встать с кровати и убежать из дома, пока не стало слишком поздно. Но она говорила себе, что, если убежит, Клент выкрутится, а потом найдет ее, и тогда ей крышка.

И вот настал тот самый день, когда должно было слушаться дело Клента. Мошка едва успела выпить шоколад, сваренный миссис Нокс, когда явился Кольраби. Для выступления в суде он принес ей новое белое платье и передник.

— Как ты себя чувствуешь?

— Как будто проглотила дюжину живых воробьев и они дерутся у меня в животе.

Мошка сидела на краю кровати, глядя на сложенные на коленях руки.

— Тяжелее всего дается ожидание, — сказал Кольраби, присаживаясь рядом. — Поверь, когда придет твоя очередь, ты сама не заметишь, как расскажешь все, что нужно.

— Занятно, — хмыкнула Мошка. — Все это время я так боялась, что мне придется стоять в суде и произносить обвинительную речь, но сейчас я вообще ничего не чувствую. Больше всего меня пугает дорога. Люди будут смотреть на меня и думать, что я иду отправлять человека на виселицу. И, может, кидать в меня камни. В последнее время меня непрерывно травят, как дикого зверя.

— Мы пойдем, когда на улицах почти не будет народа, — сказал Кольраби.

Он поднялся и вышел из комнаты, но вскоре вернулся с парой длинных шарфов, перекинутых через руку.

— Мы обмотаем головы шарфами и заткнем уши пробками. Вот, держи.

Он протянул ей пару ушных затычек.

— Мы пойдем в Молитвенный час? — спросила Мошка.

— Именно так. Он начнется через десять минут.

Четверть часа спустя они выходили из парикмахерской миссис Нокс. Шарфы арабскими тюрбанами были намотаны на головы. На улицах не было ни души. Даже с затычками в ушах Мошка слышала колокольный перезвон, отдававшийся во всем теле, точно она — живой барабан. Казалось, что беспорядки последних дней заставляют звонарей еще отчаянней бить в колокола.

На Мошку нахлынула паника. Она стала думать обо всех своих проступках и преступлениях — воровство, поджог, шпионаж и сокрытие убийства — и рассудила, что у нее есть все шансы попасть за решетку. Судья будет под рукой, и ходить далеко не надо.

Едва эта мысль оформилась у нее в голове, Мошка с Кольраби повернули за угол, и ей в глаза бросилась тюремная стена. Она выглядывала из-за полицейского участка, точно пантера, притаившаяся за бугром, поджидая Мошку. Тюрьма — «исправительное учреждение», «каменный мешок», «кутузка», «обезьянник» — как ее только не называли, и каждое из этих выражений нагоняло на Мошку страх. Стоит ей попасть за решетку, и она уже никогда не выйдет оттуда живой.

Похоже, Кольраби передались ее мрачные мысли, так как он внезапно остановился. Он смотрел на тюремные ворота, и Мошка, проследив за его взглядом, увидела лежащих на земле трех гвардейцев герцога и дюжину бумажных свитков.

Кольраби попросил Мошку оставаться на месте, а сам подбежал к караулке. Он постучал в закрытую дверь, но безрезультатно. Когда он шел обратно к Мошке, из ворот выбежали три человека с замотанными лицами, вооруженные мушкетами.

Кольраби взял Мошку за руку, и они припустили по улице, подгоняемые колокольным звоном.

Они вернулись в парикмахерскую миссис Нокс еще до окончания Молитвенного часа, и пришлось ждать на пороге, пока хозяйка откроет дверь. Кольраби завел Мошку внутрь, а сам, ничего не говоря, снова вышел на улицу.

Поднявшись к себе в комнату, Мошка вынула затычки из ушей. Колокола стихали один за другим, наконец остался последний, самый протяжный и заунывный. Его звук был Мошке незнаком. Она догадалась, что его появление не предвещает ничего хорошего. Сидя на подоконнике, девочка тревожно следила за уличной суматохой.

Кольраби вернулся часа через два. Едва Мошка взглянула ему в лицо, как сердце у нее ухнуло вниз.

— Что случилось? — спросила она.

— Мошка, не хочу тебя расстраивать или пугать…

— Что такое? — воскликнула она. — Что-то случилось, да?! Меня арестуют? Вас арестуют? Беда с леди Тамаринд?