Заклятие Химеры

Конни отступила на шаг назад и посмотрела ему в морду, подняв над собой щит так, что отражение компаса, выгравированного на его поверхности, заблестело в глазах зверя. Она видела в них и свое отражение — тонкое и четкое в свете щита. Это навело ее на мысль.

— Не так быстро, дружище. Я вызываю тебя на поединок у метки.

Каллерво довольно заурчал.

— Так ты все-таки собираешься сражаться? Если я вынужден убивать, предпочитаю, чтобы моя жертва сопротивлялась. Какая же охота без погони.

— Встретимся у метки, — коротко ответила Конни.

Усвоив урок, который преподал ей Минотавр, насчет того, что враг не будет ждать, Конни закрыла глаза и стремительно погрузилась в свое сознание, чтобы первой добраться до стены встреч с существами — до места, где все создания, с которыми она когда-либо устанавливала мысленную связь, оставили свои отметины и где виднелась черная пустота Каллерво. Она слышала шипение и шорох его присутствия прямо за стеной, так близко, что было трудно сказать, где заканчивается ее сознание, а где начинается его. Но на этот раз она не позволит ему овладеть своей волей, как не собиралась и тратить свой хлипкий арсенал на тщетную защиту этого рубежа. Она сделает то, чего не делал ни один Универсал: прорвется через эту стену.

Отбросив щит, Конни побежала к черной метке. А затем вошла в нее. Стена за ее спиной затрещала и рухнула. Призрачное тело Конни утратило свою форму, оказавшись в черной пустоте на другой стороне. Она превратилась в серебряный водопад, низвергающийся навстречу Каллерво. Она оказалась в месте, где раньше никогда не была: внутри самого оборотня, его истинной сущности. Сознание Каллерво простиралось во все стороны, и ему не было ни конца, ни края. Оно казалось беззвездным небом над темно-синим морем. В вышине замелькали светящиеся силуэты, похожие на узоры северного сияния над полюсом. Затем они снова исчезли из виду. Когда она водопадом упала в эти воды, то увидела, что они отражаются и под водой. Обличья, которыми овладел Каллерво, колыхались в море: бесконечный поток возможностей, в которые он вселялся и которые присваивал себе.

Но одного Каллерво не предвидел: его воды были готовы принять новую форму — в виде незваного гостя.

У Каллерво не было времени подготовиться к неожиданной атаке со стороны девочки, которую он считал побежденной. Встреча двух волн — силы Универсала и силы оборотня — была подобна встрече двух океанов у мыса, где кончается континент. Они обрушились Друг на друга, смешиваясь, порождая огромные ударные волны.

«Я вызываю тебя — ты должен принять мое обличье, — воззвала Конни к темноте. — Ты должен».

Она бросила ему свой собственный образ в самый миг столкновения, когда его волны вздыбились до небес. Она хотела, чтобы он получил знания об облике человека — о его чудесах, его слабостях, его силе. Но получила в ответ лишь сопротивление.

Темные воды бежали от серебряной волны, которая хлынула в них. Но даже теперь они не могли избежать контакта и не смешаться с сущностью слабого существа, которое они ненавидели больше всех, — человека.

«Нет!» — бушевал Каллерво.

Он снова бросился в бой, но не смог поразить слабый разум Универсала, как он, бывало, делал раньше. Конни совершенно отказалась от собственной формы, чтобы проникнуть в его сознание, и ему нечего было атаковать. Она не могла бы вернуться назад, даже если бы попыталась. Каллерво поднялся в обличье грозового великана, чтобы сдуть прочь серебряные волны, но прилив Универсала закружил его, затягивая формирующуюся фигуру обратно в море. Он зазмеился многоруким Кракеном, чтобы отбросить ее прочь, но не смог удержать призрачное существо, которое ускользало из его хватки, как ртуть.

«Я сокрушу тебя! — взревел Каллерво. — Я растопчу твою сущность без остатка, ты — мерзкое создание, ты — чудовище!»

Образы разъяренных существ замелькали в небе, как вспышки молний.

«Прими мое обличье! — снова призвала его Универсал. — Победи меня таким путем, если уж ты должен это сделать».

Затем серебряные волны поднялись на поверхность и начали смыкаться вокруг тьмы Каллерво, как серебряная перчатка, охватывающая руку, сжимая его, заставляя замкнуться в тесные очертания облика юной девочки.

«Узнай, что значит быть человеком, — убеждала она его. — Мы можем быть слабыми. Мы можем разрушать. Но мы тоже часть этого мира. Признай это — и я отпущу тебя. Я стану тем, кем ты захочешь».

«Никогда!» — взвыл Каллерво, пытаясь вырваться из тюрьмы обличья, которое он так презирал и никогда не соглашался принимать. Он не уступит и не примет условия, которые она ему навязала.

Она чувствовала его сопротивление и искала способ смягчить его. «Если бы только мы смогли понять друг друга, — думала она. — Может быть, мы смогли бы примириться? Я готова рискнуть, но пойдет ли он на это?»

«Понимаешь, Каллерво, я могу любить даже тебя — таким, каким ты мог бы быть, и таким, каким ты еще можешь стать. Помнишь, однажды ты показал себя таким?»

Общее воспоминание вспыхнуло между ними, как разряд тока, когда они оживили в памяти свой совместный танец в воздухе: когда ее качало и кружило в облаке его сущности, а он превращался в дракона, феникса, грифона.

Серебряные воды отхлынули от человеческой фигуры, облик которой пытались вылепить, и они вместе стали принимать обличье каждого существа, вспоминая свою опасную игру. Но Конни сделала ему опрометчивое послабление. Каллерво воспользовался этим затишьем в ее натиске и продолжил играть с обличьями: огненный дух, огромный медведь, орел. Превращения происходили одно за другим — все быстрее, и Конни уже не могла снова повернуть его на путь принятия человеческого облика. Вместо этого она обнаружила, что сама обрастает все новыми и новыми формами — превращается в огромную змею с крыльями сирены, головами цербера, хвостом саламандры. Гидру. Химеру. Это было мучение.

«Я победил тебя, Универсал! — взревел Каллерво, в восторге от ее страданий и от того, что он заставляет ее принимать обличье за обличьем. — Ты здесь, внутри меня, ты никогда не устанешь, никогда не убежишь. Эта игра будет продолжаться вечно!»

«Нет! — выдохнула Конни, внезапно осознав, какая страшная опасность ей угрожает, и попыталась выбраться из калейдоскопа превращений, в котором он закружил ее. — Я бросила тебе вызов — прими мое обличье! По правилам поединка, ты не можешь отказаться!»

Горный гном, древесный дух, кэльпи, Горгона — во всех этих существ Конни продолжала превращаться. Каллерво же ликующе гоготал, затягивая ее в новые и новые превращения, в восторге от того, что демонстрирует ей бесконечное разнообразие своего репертуара. Конни захлестнула боль сильнее, чем она когда-либо чувствовала или даже представляла себе. Она ощущала, как растворяется ее самосознание под этим натиском: серебряной волне грозило раствориться и навсегда смешаться с его тьмой.

Что это значит — быть человеком? Она не могла больше этого вспомнить. Она даже не могла припомнить, как сама выглядела. «Пусть только отступит боль», — взмолилась она. Но поняла, что это никогда не кончится.

Внезапно она стала превращаться в немейского льва, циклопа, пегаса.

Потом вспомнила — не свое собственное лицо, а лицо Кола, посредника пегасов. Затем в памяти всплыл Рэт, ее тетя, Мак, Аннина, Джейн — образы всех людей, которых она любила, впечатались в ее сознание с силой, которую только смерть могла разрушить. Пегас рассеялся, и из воды поднялся серебристый Кол, смеясь в полете верхом на Жаворонке. Рядом с ним из волн появились: Рэт, спокойно жующий соломинку; Аннина, с энтузиазмом размахивающая руками; Джейн, тихо читающая книжку; Саймон, ворчащий по какому-то поводу; Эвелина, танцующая с Маком. Всюду, куда ни глянь, из воды поднимались серебряные очертания любимых ею людей — и в конце концов появились родители, удивленно взирающие на эту сцену.

«Что это за дрянь?» — завопил Каллерво, пытаясь смести фигуры людей своими волнами.

Наконец из воды поднялась серебристая фигурка девочки: снова оказавшись среди друзей, Конни вспомнила саму себя. Серебристые фигурки взялись за руки, окружив ее нерушимым кольцом.