Хозяйка большого дома

– Вы не могли бы одеться? – Шериф, мысленно прокляв тот день, когда вздумалось ему навестить хозяина «Яблоневого дола», отвел взгляд.

– Нет.

– Почему?

– Мало ли… – Пес не испытывал ни малейшего смущения, кажется, сама ситуация его забавляла. – Не хотелось бы в случае чего одежду портить…

– В случае чего? – У шерифа возникло ощущение, что над ним и вправду издеваются.

Пес пожал плечами:

– Чего-нибудь, а то ведь сами сказали, что ситуация неоднозначная. Стало быть, решения могут быть столь же неоднозначными. Мне бы хотелось сохранить за собой свободу маневра.

Он опустился на пол и сел на корточках, впрочем, поза эта не казалась ни нелепой, ни глупой.

– Ладно, – шериф дернул себя за ус, – то есть вы, найо Арманди, настаиваете на том, чтобы…

– Райдо из рода Мягкого Олова, – подсказал пес.

– Райдо из рода Мягкого Олова женился на вашей дочери?

– Настаиваю. – Она кивнула.

И доктор.

И Мирра, которая отерла слезы ладонью.

– А вы жениться отказываетесь.

– Отказываюсь, – подтвердил пес с усмешкой.

– Почему?

– Почему? – Он приподнял бровь, и шериф понял, до чего глупым был вопрос. – Не считая того, что у меня нет ни малейшего желания поддаваться на столь примитивный шантаж? Или связывать себя узами брака с лгуньей? Опустим даже такой нюанс, как то, что я не могу вступить в брак без одобрения моего отца… или райгрэ… а он вряд ли одобрит человека… не то чтобы он был снобом, но вот как-то…

Мирра вытерла слезинку. Не вытерла, сняла ноготком с ресницы и вздохнула.

Надо было подписывать бумаги, пока он в себя не пришел.

…и составлять протокол.

…и что там еще положено делать в подобных случаях.

– Итак, отбрасываем все вышесказанное, как несущественные детали, и остается одно, – пес посмотрел Мирре в глаза с неприкрытой насмешкой, – я не хочу жениться. В принципе.

– Жаль.

Шерифу и вправду было жаль, поскольку простой вариант решения проблемы – а она, шериф был уверен, никуда не денется – отпадал.

– Быть может, все-таки подумаете… Мирра – хорошая девочка…

– Уже не девочка. Полагаю, что и не девушка.

– Да что вы себе позволяете! – Это возмущение миссис Арманди было непритворным. Ее рот скривился, подбородки мелко затряслись, а на щеках выступили пятна. – Вы…

– Я предполагаю, – примирительно произнес пес. – Все ж таки девушки обычно ведут себя немного иначе… ну да не о том речь.

– Мирра скрасила бы ваши последние дни… – Шериф выдохнул, понимая, что более-менее внятные аргументы исчерпал.

– Поверьте, если я захочу, чтобы кто-то скрасил мне эти самые последние дни, я обращусь к профессионалкам. Дешевле выйдет, и главное – безопасней. А то есть у меня предположение, что эти дни будут совсем уж последними. Я же, шериф, намерен прожить долгую и счастливую жизнь.

– Вы умираете, – прошелестел доктор, который наконец оставил очки в покое. – Вы можете отрицать это, но вы умираете…

– Вы не находите, что я слишком уж бодр для умирающего? Особенно если учесть… – Райдо ткнул пальцем в Мирру, которая, видимо, притомилась плакать, а потому просто сидела тихо, с видом скорбным. Надо сказать, что вид этот ей чрезвычайно шел, и арбалетчики, которые тоже притомились, то и дело на нее поглядывали.

– Сейчас вы пребываете в стадии ремиссии, но она закончится…

– По-моему, доктор, наш с вами спор лишен всякого смысла, да и надоело мне спорить. Никогда особо не любил. Итак, вы хотите, чтобы я женился. А я жениться не хочу. Что дальше?

– Как благородный человек…

– Шериф, я не человек, а уж про благородство и вовсе молчу, никогда не страдал особым… подведем итог. У вас два варианта, доктор. Первый – вы выдвигаете официальное обвинение, которое передаете или полиции, или напрямую моему отцу. Он как глава рода обязан будет провести дознание…

– И вас оправдают! – Миссис Арманди злилась.

Краснела. И запах ее менялся, из-под цветочного покрывала пробивалась кисловатая вонь тела, немолодого, больного.

– Естественно, с учетом того, что мою невиновность доказать легко. Но процесс получится громким… а вы ведь не желаете огласки?

…но избежать ее вряд ли получится.

Шериф промолчит. И доктор. Его супруга. Мирра… не арбалетчики.

Дайна опять же… или вот кухарка… откуда узнает? А откуда у прислуги вообще это удивительное свойство – узнавать о том, что их не касается? Слухов не избежать, это все понимают. Но одно дело – слухи, а другое – открытый процесс.

– Второй вариант – вы собираетесь и покидаете мой дом.

– Вы так жестоки, – тихо произнесла Мирра. – А ведь вы собирались сделать мне предложение…

– Когда? – Райдо удивился. Такого он точно не помнил. Он вообще многого не помнил, но надеялся, что выпавшее из памяти время провел в крепком и спокойном сне, а не в попытках обустроить собственную личную жизнь.

– Вы спрашивали меня о наших обычаях…

– А… неудобно получилось. Нату очень понравилась ваша сестра. И я подумал, что мы могли бы заключить договор…

– Что? – Щеки Мирры полыхнули.

С чего вдруг? Оскорбленной себя ощущает? Нату понравилась девчонка, но так они и возраста одного…

– Договор, – повторил Райдо отчетливо. – Об опеке… Нат бы хорошо о ней заботился. Он весьма серьезный для своего возраста и с перспективами неплохими.

Мирра стиснула кулаки.

– Но к этому вопросу мы вернемся позже. – Райдо потянулся, чувствуя, как ноют старые шрамы, но живое железо заглушало боль. – Сейчас ведь о другом говорим…

– Шериф, вы ведь не допустите, чтобы имя моей дочери… – Доктор спрятал очочки в карман.

А не столь уж он близорук, каким хотел казаться.

– У вас есть люди… и если он сам не хочет, то заставьте. Вы же заставили Пита Маккинли жениться на Айвис…

Интересные здесь обычаи.

И шериф крякнул, кажется, не слишком обрадовался, что ему напомнили о той истории.

– Пит сам виноват был, – сказал он, дергая за второй ус, видать для симметрии. – Он девку обрюхатил, в чем и признался. А потому все по справедливости было. Тут уж, извините, история темная, в ней разбираться надобно.

– Вы… вы собираетесь его отпустить?

– Собирается. – Райдо ответил за шерифа. – Арбалеты – это, конечно, хорошо, но в моем доме я попросил бы мне не угрожать. Чревато.

Он потянулся, позволяя телу измениться.

Больно.

Он уже отвык от этой боли, и от другой, что поселилась в груди красным шаром… и от тяжести чешуи, от мира, подрастерявшего краски… от запахов резких.

И от людей, которые отшатнулись.

Райдо медленно поднялся, привыкая к изменившемуся миру, повел головой. Зарычал. И голос его, отраженный стенами, заставил незваных гостей отшатнуться. Звякнул болт по чешуе.

– Не стрелять! – Шериф успел ударить по руке второго арбалетчика, который, кажется, понял, до чего смешно его оружие.

И они все смешны со своими коварными планами, притязаниями и верой, будто оружие что-то да сделает. Нет, убивать Райдо не собирался.

Но люди этого не знали.

– Мы… уходим, – шериф поднял руки, – и приношу свои извинения за… вмешательство в вашу жизнь…

Ийлэ услышала голос. И замерла.

Выйти?

– Ийлэ, ты здесь? – Шепот. И скрип половицы под ногами. Человеку кажется, что ступает он очень осторожно, почти бесшумно, но Ийлэ слышит его. – Я знаю, что ты здесь… где-то рядом… я чувствую тебя…

Ложь.

Люди не способны чувствовать. Ийлэ знает. Она играла в прятки с ними и там, в лесу, когда ее искали. Она пряталась в яме, в опавших листьях, в которых было тепло, и дрожала от страха.

А они шли по следу.

Не как псы, нет, люди не способны читать запахи, и в лесу они слепы, беспомощны даже, но люди держат собак на сцепках, серых гончаков с розовыми носами, с красными глазами, которые почти скрыты в складках кожи. И кожа эта собирается на загривках.

Псы рвутся. Лают.

– Ищи… ищи… – люди говорят псам, подгоняя. Те и сами рады были бы сорваться, они видят след, не понимая, что след ложный. И несутся, налегают на постромки, раздирая тупыми когтями рыхлую землю. Псы почти ложатся на листву, тянут за собой хозяев.