Эромагия

— Наконец-то я погляжу, каков ты есть! А то как на меня пялиться… Ты чего?

Метаморф как-то вдруг скукожился, сжался, закрывая лицо руками — совершенно человеческими руками.

— Чего ты? Убери руки! — Боевой задор уже покинул Аназию, и она заканючила: — Ну, чего ты? Мы же здесь все свои!

— Свои?..

Ладони медленно опустились… Оборотень потупился под скрестившимися на нем взглядами. Перед спутниками предстал тощий узкоплечий юнец, огненно-рыжий, весь усыпанный веснушками. Только глаза под бесцветными бровями остались прежние — желтоватые, круглые, как у совы.

Аназия медленно обошла его кругом, внимательно разглядывая, затем шагнула ближе и неуверенно положила ладони на не слишком-то широкие плечи.

— Да, свои, — повторила она. — А чего ты не хотел в этом облике показаться?

— Ну, я… Понимаешь, дорогуша, ты такая красивая, а я это… Вот это вот… я…

Анита с Шоном переглянулись, и рыцарь многозначительно поднял брови.

— Я… гхм… — смутилась лаборантка. — Я, конечно, блондинка… теперь… м-да. Но ты тоже вполне того… хорошенький. Может, теперь-то скажешь, как тебя звать?

Рыжий оборотень покраснел, отчего веснушки стали почти незаметны, и, глядя в сторону, промямлил:

— Маманя Помпончиком называла…

Шон еле слышно хмыкнул, и Анита припомнила, как рыцарь негодовал, когда она обращалась к нему «Шончик».

— Помпончик, значит… — Аназия ухмыльнулась. — А чего, мне нравится. Красивое имя, честное слово! Доброе такое и это… ласковое. Так ты, значит…

— Нет! — перебил оборотень. — Вот только не вздумай меня так называть!

— Почему? — удивилась лаборантка.

— Потому что это слишком миленько… То есть это кошмарно и мерзко!

— А как же тогда?

Тут одновременно на плечи Аниты с Шоном легли две ладони, и они оглянулись. Беринда потянула их назад, негромко сказав:

— Все, пошли. Они сейчас долго ворковать будут, потом препираться начнут, а потом Аназия, видимо, захочет где-нибудь тут неподалеку в кустах лабораторный опыт провести. Пошли, пошли, нечего на них смотреть!

Троица зашагала прочь.

— Помпон, — донеслось тем временем из зарослей. — Это мне больше нравится…

— Хорошо, будешь Помпоном. А вот скажи. Помпон, а вот как ты насчет… — Но дальше они не слушали. Все трое тихо пошли по дороге, не забыв, конечно, захватить с собой навьюченного осла.

— А они доберутся потом сами? — спросил Шон, когда голоса позади стихли окончательно. — До обители вашей далековато ведь отсюда…

— Доберутся! — уверенно ответила Беринда. — Хотя, думается мне, слишком уж спешить Аназия не станет.

Часть третья

FINIS CORONAT OPUS

1

В Лайл-Магеле не существовало каких-то особых правил для мужчин, но пребывание их было регламентировано — чтоб студентки от занятий не отвлекались. Анита очень живо представляла себе, какой ажиотаж начнется в аудиториях и мастерских, когда там появится Шон во всем своем немыслимом великолепии. К тому же молодая ведьма опасалась, что станет нервничать и ревновать, если всякие шестнадцатилетние девицы начнут пялиться на Тремлоу, строить глазки и вилять задами. Самой-то Аните было уже ого сколько! Нет, до двадцати пяти еще далеко, но уже сильно за шестнадцать. Оно, конечно, приятно похвастаться перед студентками — которым в обители мужского внимания не хватало — таким справным и знатным кавалером, покрасоваться, гордо топая под ручку с ним, или ввернуть в разговоре что-то вроде «Тут мы с Шончиком просыпаемся и…» — но все же лучше держать его от греха подальше.

Поэтому она была вполне довольна, когда им выделили угловую башню. Небольшая увитая плющом постройка с узкими бойницами и массивной дверью стояла над самым рвом, обороняя восточные подступы к обители. На этот счет Шон, едва вселившись в комнату под крышей, заметил, что секторы обстрела из бойниц рассчитаны неверно. А ведьма ответила, что это без разницы, потому что, если кто-то вдруг на Лайл-Магель нападет, защищаться станут при помощи магии, а не стрел и копий. К тому же во рву живут пираньи…

Одетая лишь в ночную рубашку Анита сидела на подоконнике, глядя в окно. Позади пыхтел и сопел Шон. Снаружи виднелся обширный внутренний двор, сараи и здания факультетов. В несколько рядов, с метлами наперевес, стояли молодые ведьмы, а перед ними возвышалась преподавательница телесной культуры в льняном спортивном костюме и с дудой в зубах. Она ритмично свистела, студентки же делали утреннюю зарядку: шаг вперед, решительный взмах метлой, удар — будто солдат копьем, с выкриком «Ияяа!!!», — шаг назад, поворот, метла к плечу… Взгляд Аниты скользнул дальше: в центре обители — массивная башня проректорской со взлетно-посадочными площадками на крыше, а вон, вдалеке, мастерская неестественной химии, где, несмотря на ранний час, в окошках мигает колдовской свет… Там в мансарде вместе с Аназией жил теперь оборотень Помпон. Его сделали старшим лаборантом, потому что превращенец, как оказалось, хорошо разбирается во многих магических вопросах. На этой почве у них с Аназией, насколько знала Анита, произошел конфликт: с одной стороны — любовь, с другой — карьерные интересы. Лаборантка очень была возмущена, что Помпон, пусть даже сам того и не желая, так быстро запрыгнул на ступеньку выше нее.

Ведьма повернулась, когда Шон выдохнул особенно громко. Рыцарь лежал спиной на поставленных в ряд табуретах. В руках он сжимал толстую оглоблю, на концы которой были надеты две тяжелые округлые колоды с прорезанными по центру дырами.

— Ух… ух… ух… — Тремлоу выпрямил руки, приподняв оглоблю, согнул в локтях так, что она почти коснулась груди, опять выпрямил, опять согнул…

Гимнастикой он занимался каждое утро. Анита это одобряла: у Шона была, пожалуй, легкая склонность к полноте, и без регулярных физических упражнений он мог бы обрюзгнуть. Сама ведьма, правда, гимнастику не делала, ленилась… но с другой стороны, у нее и без всяких диет склонность к полноте как раз отсутствовала.

Вообще рыцарь находился в обители по приглашению Беринды как официальный представитель Ордена Меча, а заодно и посланник королевы Пер-Амбоя. Решив спонсировать какие-то исследования ведьм, что-то там связанное с геронтологией, она отправила племянника ознакомиться с обстановкой на месте и выяснить, какое именно направление наиболее перспективно. Теперь кафедра неестественной химии, факультеты истории ведьмовства и костаногии соревновались между собой, добиваясь благосклонности Шона и, как следствие, щедрости королевы. Старшие ведьмы ходили перед Тремлоу на цыпочках и заискивающе улыбались. А вчера вечером ввалившийся в башню рыцарь, нервно дергая щекой и слегка заикаясь, рассказал Аните, что час назад во время осмотра аудиторий факультета костаногии его попыталась соблазнить деканша, семидесятидвухлетняя Дерга Крюконосная, жуткая, как смертный грех, — таким манером она на практике показывала достижения геронтологических исследований во вверенном ей подразделении.

Шон выпрямился и положил штангу на табурет, заинтересованно приглядываясь к Аните. Он был босой, в коротких штанах и больше ни в чем. Ведьма, сидевшая на подоконнике в косых лучах утреннего солнца, прекрасно знала, что ее ночная рубашка из тонкого светлого полотна просвечивается, и вообще она короткая и облегающая… Анита, будто не замечая внимания Тремлоу, соскользнула на пол, повернувшись к рыцарю, так сказать, спиной, оперлась о подоконник локтями и выставила голову наружу.

Внизу студентки, положив метлы на плечи, под руководством преподши организованно покидали спортивную площадку. Со стороны кухни доносилось звяканье — там заканчивали готовить завтрак.

С тех пор как они расстались с летучим отрядом и гномом Пампуккой неподалеку от Адигена, минуло немногим менее месяца. Лето заканчивалось, но было еще тепло, лес за стеной обители сиял пышной зеленью, в которой только начали проглядывать первые золотые бляшки увядающих листьев; по широкой дороге мимо ворот то и дело проезжали повозки купцов и крестьян. Скоро Тремлоу пора возвращаться в Пер-Амбой… а что делать ей? Анита вздохнула. Как-то у них все не оформятся отношения. Тут был один нюанс — Шон из богатой знатной семьи, у него куча высокомерных родственников, всякие тетки и дядья, мечтающие устроить мальчика в жизни, пусть даже мальчик двухметрового роста и способен в одиночку разогнать вражеский отряд из дюжины солдат. А вот Анита — она, можно сказать, вообще никто, с младенчества живет в Лайл-Магеле, а родителей своих даже не помнит. И как им дальше быть?..