Орёл, несущий копьё (СИ)

Это заведение всегда нравилось ему расположением, обслуживанием и особенно — хорошим кофе. Скрытое от глаз маглов — удивительные слепцы, сотнями проходят мимо, даже не чувствуя рядом пространственную аномалию, — оно имело весьма определённую публику: большинство не могло позволить себе заказать здесь хотя бы даже стакан воды. Посещение подобных мест было одной из привилегий тех, кто был по роду и положению в обществе выше прочих; Петар, конечно, предпочитал заведения попроще, обосновывая это нежеланием сидеть в «снобских местах», и напарники неизменно завтракали отдельно, потому что Макс ни ради Петара, ни даже ради конспирации не собирался отказывать себе в таких вот небольших удовольствиях.

Впрочем, на конспирацию он не так уж и плевал: им стоило по возможности сохранить своё пребывание в городе в тайне, поэтому им с Петаром пришлось для жилья снять старую мансарду почти на самой окраине магического района, хотя и в этом городе у Винтерхальтеров был дом. Прежде он принадлежал бездетной тётке его отца, и Макс знал, что рано или поздно этот дом отойдёт ему.

«Светские хроники», всё ещё ахавшие вокруг скандально расстроенной свадьбы Адлера Гриндевальда и Катрин Штибер, он отложил сразу же — его не заботило, каким образом Адлер решал собственные проблемы, хотя находчивость товарища, выливавшаяся зачастую в дерзкие и острые ходы, ему импонировала. Статью на передовице «Политического вестника» он просмотрел по диагонали — уже от отца знал, что чистокровные Венгрии практически единогласно присоединились к «Маршу». «Новости Вены» обсуждали всё понемногу: «политические дрязги» в Германии, общественные проекты, поступившие на рассмотрение в Министерство, предстоящий последний летний бал, скорое открытие сезона в опере и прочие мелочи, бывшие неотъемлемой частью жизни этого города. В общем, пресса ничем интересным не порадовала, и Макс, допив кофе, оставил деньги и, пройдя через здание кафе, вышел в магическом районе.

Отовсюду нёсся аромат свежей выпечки, за которой уже выстроились длинные очереди. В одной из таких и стоял, возвышаясь над окружением, Петар, огромный, лохматый, уже с неделю небритый — эта картина невольно напомнила Максу одну из самых распространённых баек о России: про медведей на улицах. А если учесть анимагическую форму Маркова…

Подойдя ближе, Макс тронул его за плечо, привлекая внимание. Петар немедленно обернулся; несколько секунд он без узнавания глядел на напарника, а затем хмыкнул:

— Ах, это ты. Всё не привыкну, что ты на себя чары изменения внешности наводишь.

— Разве изменения вышли такие сильные?

— Не особенно. Да и всё равно выражение лица тебя выдаёт.

Макс не стал уточнять, что он имел в виду. Лёгкие чары изменения внешности перед каждым выходом из дома тоже были частью конспирации — в Вене он бывал достаточно часто для того, чтобы в ряде мест его лицо было узнаваемо.

Они молчали, пока не вышли из булочной и не двинулись к центру района. В некоторых местах пройти было затруднительно — на и без того узкие улицы из расположенных на них лавок были выставлены товары: котлы, клетки с шумящими совами, манекены у входов в ателье и многое прочее, возле чего ежеминутно кто-нибудь останавливался, чтобы поглазеть. Макса это нервировало, и он старался как можно быстрее выбраться из толпы — Петар едва поспевал за ним. Но вот, наконец, впереди наметился просвет, и юноши, протиснувшись мимо двух толстых колдуний, споривших у витрины аптеки, оказались на Виктория-плац.

Эта площадь, бывшая самым сердцем магического района, была заложена в год победы над Гриндевальдом на том самом месте, где в годы его диктатуры стояло мрачное здание без имени или опознавательных табличек — все и без них знали, что именно здесь осуждались и приговаривались к смерти несогласные с идеей «Общего блага». Посреди площади высилась статуя — крылатая богиня Победы в развевающихся лёгких одежах, босая, прекрасная. Высоко над головой она вскинула волшебную палочку, а в левой руке держала лавровый венок.

— Во сколько ты договорился встретиться с тем человеком? — спросил Петар, когда они стали неспешно обходить статую.

— В половину второго, — отозвался Макс. — В это время в банке обед.

— Чем он там занимается? Мне казалось, гоблины не принимают к себе на службу людей.

— Они не любят это афишировать, но людей всё же берут — большинство ликвидаторов чар, к примеру, маги. Также их много и на бумажной работе; мой человек тоже из таких: перекладывает документы, приглядывает за архивом и пишет письма с уведомлениями. Это удобно, — Макс усмехнулся. — Фактически, через него я могу достать практически любую информацию об этом отделении Гринготтса.

Петар наморщил лоб; сев на лавку у постамента статуи, он повертел в руках бумажный пакет с выпечкой.

— У нас точно нет другого варианта?

— Нет, — Макс устроился рядом с ним, обвёл окрестности взглядом, чтобы убедиться, что их не подслушают. — Как я уже говорил, «Воззвания ко Тьме» всего существовало семь экземпляров. Четыре уничтожено Светлыми, об одном нет сведений вовсе, ещё один хранится в Женевской библиотеке под усиленной охраной, а последний в середине прошлого века был вывезен в Англию; по сведениям моего источника им владеет род Мальсибер.

— Странно всё-таки, что британцы прячут её здесь, в Вене, — заметил Петар.

— Видимо, не хотят ею светить, — безразлично пожал плечами Макс. — Насколько знаю, книгу переправили сюда ещё в начале восьмидесятых, когда Тёмный Лорд пал, и на его сторонников началась охота — в условиях постоянных облав и обысков конечно же не очень разумно было бы хранить у себя дома или в сейфе Тёмную книгу. Здесь же — другое дело: мракоборческие отделы Австрии и Британии не взаимодействуют и не обмениваются информацией.

Повернувшись к нему, Петар хмуро посмотрел на собеседника.

— И ты всерьёз считаешь, что лучше забраться в Гринготтс, чем в библиотеку?

— Да, именно так я считаю, — твёрдо сказал Макс. — Гринготтс не так неприступен, как кажется. Гоблины постарались на славу, поработали над репутацией своего заведения, однако не проходит и нескольких лет, чтобы в какое-нибудь из его отделений по всему миру не забрались воры — степень их удачливости разная, но не нулевая, как кричат на каждом углу гоблины. А вот в Женевскую библиотеку не пробирались ни разу. Её за время существования укрепляли сильнейшие Тёмные и Светлые маги своих эпох. Это единственное место, где все входящие вне зависимости от стороны и статуса равны. Достоверный факт, что даже Гриндевальд при входе оставлял палочку, а это о многом говорит.

— И тебя это не смущает? — хмыкнул Петар, как показалось Максу, не без издёвки. — То, что в этом месте тебя могут уравнять с каким-нибудь грязнокровкой.

Макс скривился и процедил сквозь зубы:

— Только ради знаний и только там я могу на время смириться с этим.

Петар лишь вновь усмехнулся, и Макс раздражённо стал рассматривать фасады домов. Они были совершенно разными, чужими людьми, до Семёрки едва ли обмолвились парой слов на занятиях. «Впрочем, — быстро одёрнул себя Макс, — для того, чтобы вместе работать, и не обязательно быть приятелями или тем более закадычными друзьями. Это скорее помешает делу».

За оставшееся до встречи время они полностью обошли магический район, заглянули в некоторые лавки, посетили даже — Петар заинтересовался — Музей сопротивления, посвящённый подпольщикам, организовавшим в Вене борьбу с террором Гриндевальда. Сейчас, через пятьдесят лет после победы над диктатором, тема заметно утратила актуальность, и людей внутри было немного, куда меньше, чем, как отец рассказывал, было в его детстве, когда запах войны ещё висел в воздухе, а ходить приходилось не по мощёным мостовым — по руинам и пропитавшейся кровью земле.

Макс осмотрелся вокруг. Представить себе Вену в крови он не мог… не хотел. Потому что это было единственное на свете место, в котором он переставал мыслить так, как обычно мыслил, и единственным его желанием становилось, чтобы волшебный город продолжал существовать, несмотря на все политические и не только войны мира.