Обретение (СИ)

Судя по поведению нашего брадобрея, им всем был свойствен искренний интерес к клиентам, детская жажда новостей, сплетен и слухов. Как я понял, не было новости, которую не унюхали бы их длинные носы, а то, что становилось известно одному, быстро оказывалось достоянием всего клана. Тем не менее назвать их шпионами или заподозрить в шантаже у меня не получалось при всем желании. Они играли всей этой словесной мишурой, резвились в потоке информации, как рыбки в воде, – безобидные и бестолковые. Правда, в отличие от рыбок, изрядно болтливые. Сейчас я беззастенчиво этим пользовался, удовлетворяя собственное любопытство.

– А если, предположим, человек родился в клане сборщиков мусора, разве ему нельзя заняться чем-то более достойным?

– В наших краях, – цирюльник старательно встряхнул белоснежную простынку, – каждый усердно исполняющий нечистую работу и без того является уважаемым членом общества. Конечно, поэт, танцор или священнослужитель накажут смертью дерзкого, посмевшего своей тенью коснуться кончика их сандалий, но с остальными кланами все не так строго. Вечносущее Небо наградит следующего долгу мусорщика новым рождением в клане водоносов или даже... – он зажмурился от восторга, – погонщиков слонов.

– И в какой-то момент вообще не останется мусорщиков и города утонут в грязи, – чувство юмора ко мне тоже вернулось, пусть и в таком извращенном виде.

Маленький человечек оторвался от упаковки склянок с ароматическими маслами и поднял на меня печальные темные глаза:

– Юный господин, Небо не только награждает, но и наказывает, а люди несовершенны. Мусорщики не переведутся никогда.

Как следовало из его рассказа, южане опутаны огромным количеством ритуалов, связанных со всеми сторонами жизни. Их легко нарушить и этим навлечь на себя гнев богов. Вечносущее Небо не оставляло испытаниями: засухи и наводнения, нападения диких зверей, эпидемии и голод попеременно сотрясали провинцию. Жаркое солнце и сезоны дождей превращали земли Танджевура то в пересохшую пустыню, то в плодородную равнину, с которой благодаря щедрости Матери рек Манитулоо снимали три, а то и четыре урожая в год. Не давала покоя и нечисть. Лишь виджрата – «небесный закон» – сдерживала покойников-кровососов и хищных перевертышей, смягчала удары рока. Виджрата и служители Вечносущего Неба.

У меня шумело в ушах, когда я закрывал дверь за этим виртуозом бритвы и помазка.

– Думаю, нам не помешает отдохнуть пару дней от тягот пути, – Учитель Доо с одобрением рассматривал подстриженные и щегольски подкрученные усы в отполированной бронзе висевшего на стене зеркала. – Чистая постель и отсутствие клопов – нужно ли желать большего? Посетим парочку местных достопримечательностей, заглянем на рынок... Ты ведь никогда не видел настоящего южного рынка? Вот с него и начнем. Старайся не отставать и не теряйся в толпе: народу здесь много, хоть городок и невелик.

Когда я только обустраивался в квартале Ворон, мне после тишины отцовского поместья нравилось, что Бахар не замолкает никогда. В ночной сон вторгался лай собак и топот патрулей десятника Гёро, часы дневного отдыха нарушали крики торговцев и шум мастерских. Однако по сравнению с этим маленьким южным городком столичный квартал жил степенно и покойно. Здесь никто бы не услышал наших патрульных, потому что орали все: ослы, собаки, слоны и их погонщики, рыночные торговцы, солидные толстые купцы, солдаты городской стражи, чиновники Управы, когда ставили печать в подорожной... Жители были на одно лицо. Непривычное и не очень приятное лицо: темно-коричневая кожа, круглые щеки, желтые, а то и красноватые, точно налитые кровью белки глаз, и вечно распяленные в вопле густо-сливовые, почти черные губы. Одевались одинаково: в штаны и широкие рубахи ниже колен, а головы обматывали разноцветными кусками полотна. Я даже мужчин от женщин не сразу мог отличить. Пробираясь через месиво людей, запрудивших ведущую к рыночной площади улицу, не глядя бил по цепким пальцам, шарящим по поясу в поисках кошеля, перепрыгивал через костлявые руки нищих, бросавшихся обнимать башмаки, прижимался к мягким полушариям пышных грудей или киселю животов, отшатываясь от кишащих насекомыми оборванцев, – их тут тоже хватало. Учитель Доо стал таким же шумным, суетливым, горластым, и толпа не выталкивала его, не налетала и не противодействовала, а обтекала и несла туда, куда было нужно. Мне оставалось только держаться рядом и прикрывать краем шарфа нос в тщетной попытке защититься от едких запахов специй, людского пота и слоновьего дерьма. Оберегая свои башмаки от контакта с ним, я всей душой поддержал запрет на использование в городах ездовых животных. В Бахаре многих возмущало такое решение имперской администрации, но носильщики, несмотря на то, что их услуги стоили недешево, а скорость передвижения была невелика, не гадили под себя, в отличие от скотины.

Я протискивался сквозь толпу, стараясь не потерять из виду наставника. Серый Сию сначала ехал на плече, вцепившись когтями в халат, а потом, видимо, совсем одурев от толпы или будучи привлечен криками очередного наглого попугая, сиганул на высокий забор. В этот момент людской водоворот закрутил меня и буквально втиснул в узкий переулок, сдавленный глухими стенами домов. Я оглянулся в поисках выхода. Резкая боль полоснула по шее. В ушах зашумело. Дыхание пресеклось. Сквозь туман, заволакивающий взор, я различал равнодушное течение гомонящей в двух шагах толпы. И опустилась тьма.

Вдох. И еще один. Как хорошо-то... Еще раз, сквозь сжатое спазмом горло... Веки словно налиты свинцом, но глаза удается открыть. Где я? Что случилось? Как сюда попал? Помню толпу и спину Учителя Доо перед глазами. Помню толчок. Меня затянули в пустой переулок. Зачем? Мысли разбегались. Носом уткнулся в ровные булыжники мостовой... А ничего тут, чистенько. Сразу видно, что переулок регулярно убирают. И еще похоже, что в нем регулярно убивают: на стене на уровне моих глаз пара засохших сгустков крови, а в воздухе остро пахнет свежей. Только я, по крайней мере, до сих пор жив. Еле слышны осторожные шаги. Кто-то шуршит тканью одежд. Я нащупал рукоять висящего на поясе ножа и приподнялся, чуть снова не потеряв сознание от резкой боли в шее.

– Жив? – пальцы наставника осторожно накрыли мою руку с ножом. – Что здесь произошло?

Я не знал, что здесь произошло, поэтому просто покачал головой, чуть снова не потеряв сознание. Так... головой лучше не вертеть.

В стороне от меня лежал человек. Учитель Доо, склонился над ним, тщась что-то рассмотреть в ворохе весьма недешевых одежд. Из-под их отливающей золотом кучи расползалась маслянисто поблескивающая багровая лужа.

– Ты его? – хором спросили мы друг друга. Я сипел безгласно, но он понял.

– Нет, не я... – Учитель Доо вырвал из неподвижных пальцев шнурок, чуть омоченный кровью. – Талхи... Ты везунчик, мальчик мой. А я – старый дурак... нет мне прощенья! Встать сможешь?

Я, держась рукой за стену, с трудом поднялся. Голова кружилась, в горле застрял ком, нестерпимо тошнило. Сию виновато и преданно заглядывал в глаза, прилипая к ногам.

– Ты что, малыш? – удивился я. Голос не слушался.

– Мы потеряли тебя в толпе. Чуть не потеряли навсегда. Какие-то доли секунды: ты рядом, и вот тебя нет... Я слишком давно не был здесь, поэтому успел забыть и о коварстве юга, и о специфических умениях здешних мастеров, – Учитель Доо повертел шнур в руках и брезгливо бросил его на труп. – Сию привел меня сюда, он смог сориентироваться.

Я осторожно приблизился к телу, опустился на мостовую и привалился спиной к стене, стараясь держаться подальше от растекающейся лужи крови. Ноги не держали. Кто этот человек? Неужели он мертв на самом деле? Учитель с помощью веера сдвинул с головы трупа черно-синий шарф.

– Совсем юный, – печально констатировал он, рассматривая нездачливого убийцу. – Юный, но достаточно умелый. Он смог захватить тебя быстро и незаметно, хотя я на всякий случай контролировал твои передвижения. Такие навыки, как у него, оттачивают с самого раннего детства, – надо же, какое у людей бывает интересное детство... – Я знаю свои сильные и слабые стороны: узкая специализация – это не мое, и мы с тобой еще не раз встретим тех, кто лучше нас использует то или иное умение. Тебе же с такими, как этот парень, пока вообще невозможно сражаться на равных. И тем не менее кто-то его убил. Кто-то, чьи умения на порядок превосходят выучку талха...