Земля оборотней

— Дела он закончил! — заорал Тапио. — Сосед, ты это слышал?! Ты глянь, что он успел натворить — да так быстро! Верно говорят, дурное дело нехитрое…

Вяйно молча покачал головой. Хоть он и знал, к чему всё идет, — да и боги ему не раз намекали, чтобы не вмешивался, и сам он знал, что жители Калева виновны, замаравшись в междоусобице, — но смотреть на разоренное селение своих потомков ему было горько. Волки постарались на славу — живых на берегу не осталось. Улицы были усыпаны растерзанными трупами защитников. Хорошо хоть женщин среди них почти не было. Вяйно нашел лишь Локку у ворот да Марьятту — он узнал ее тело лишь по роскошным украшениям и по ним же догадался, что Марьятта, как и Локка, осталась по доброй воле.

«Теперь род Калева выплатил долг и может начать всё заново, — подумал он. — А вот для Калли только начинается пора расплаты… И хорошо, если Тапио просто оставит его на растерзание зверям…»

Но Тапио вовсе не собирался этого делать. Когда унялась его первая безумная злоба, в бороде Лесного Хозяина промелькнула холодная, жестокая улыбка.

— Убить тебя? — насмешливо повторил он. — Не-е-ет! Ты у меня так легко не отделаешься! Прочувствуешь у меня сполна, что значит пытаться перехитрить Тапио! Еще сам будешь смерть к себе призывать, да только она не придет!

Калли почувствовал, что рука поднимает его в воздух легко, как котенка, — и вдруг становится длинной, длиннее деревьев, до самого неба — а потом замахивается, — и он взмывает в воздух… и летит… летит… брошенный с такой силой, что, кажется, должен бы улететь до самой луны! А потом полет превратился в стремительное, бесконечно долгое падение… Затем был удар… и тьма.

Когда он очнулся, то обнаружил, что лежит на куче прелых листьев, а вокруг простирается обычный осенний лес. Над ним нависло пасмурное небо, готовое просыпаться первым снегом. Калли привстал и огляделся. Где он, что с ним случилось? И не приснилось ли ему разорение Калева? Лес-то был обычный — но местность вовсе незнакомая. Калли встал и огляделся. Он стоял на вершине большого пологого холма. Во все стороны сбегали вниз побуревшие, некошеные луга и заброшенные пажити. Сквозь высокую гниющую траву проглядывали какие-то обугленные бревна, замшелые валуны… Вероятно, когда-то, много лет назад, на этом холме стояла обширная, богатая усадьба. Почему же она сгорела? И почему не нашлось наследников на эту землю?

За спиной Калли послышался шорох. Он резко обернулся и увидел, как кто-то маленький и юркий шмыгнул в обгорелые развалины.

— Эй, выходи, — позвал он, по привычке нащупывая у пояса нож. — Я тебя не трону!

Из-за угла почерневшей печки показалась голова: взлохмаченная русая косица, перевязанная по лбу травяной тесемочкой, чумазые щеки, настороженные серые глаза. Глаза существа, которое привыкло чаще получать пинки, чем слышать добрые слова.

— Вылезай, вылезай! — подбодрил ее Калли, опуская руку.

Девчонка поднялась во весь рост. Сначала она показалась ему совсем ребенком. Но приглядевшись, он понял что перед ним девушка лет шестнадцати. Просто невысокая и тощая, как любой сирота-недокормыш. О том, что перед ним сиротка, Калли сразу узнал по грубой рубашке без всяких родовых вышивок — да и по глазам догадался.

— Ты что прячешься? — грубовато спросил он.

Девушка показала ему пучок травы и ответила шепотом, пугливо оглядевшись по сторонам:

— Вот, собирала…

— Ты знахарка, что ли?

Девчушка кивнула.

— Не говори никому, что видел меня здесь, ладно? — робко попросила она. — Иначе мои настои покупать не станут. А некоторые травы только тут и растут. Тут щедрая земля, хоть и проклятая — кровью политая, золой удобренная…

— Что это за место? — с любопытством спросил Калли.

— Ты не знаешь? — Девчонка окинула его зорким взглядом, и Калли вдруг подумал, что она вовсе не забитая дурочка, как ему показалось вначале. — И верно, вижу — нездешний. Здесь же была усадьба братьев Унтамо и Калерво! Знаешь про их междоусобицу? Хотя какой карьяла не знает… Эту-то землю-то они и не поделили.

— Вот так штука! — прошептал Калли, новым взглядом окидывая заброшенный холм и раскинувшиеся вокруг угодья. Так это, выходит, его собственная земля!

— Тут по соседству земли рода Хяме, — продолжала рассказывать худышка, деловито засовывая травы в холщовую торбу. — Только ты к ним не ходи. Они как увидят, откуда ты пришел, еще пришибут ненароком — примут за мертвеца, к примеру… Я ведь тоже, говорят, здесь родилась — меня с детства травили, а подросла, прогнали в лес, чтобы проклятия на них не навлекла. Так и живу теперь одна, в землянке. Страшно-то до чего бывает, особенно зимой…

— Бедная, — посочувствовал Калли. — Выходит, не один я такой злосчастный. Вот что, девица… — он задумчиво оглядел свои владения еще раз, — а не пустишь ли меня к себе пожить? Ненадолго, пока осмотрюсь тут. Я тебя не обижу. Могу рыбу ловить, что угодно делать по хозяйству…

— Да я вижу, — кивнула девушка. — Я как тебя увидела, сразу поняла — ты не такой, как прочие. Ты сам пострадал и других мучить не станешь. Конечно, живи, сколько хочешь. Вдвоем веселее.

— Вот и славно! — повеселел Калли, приветливо глянув на девушку. И только теперь разглядел, что она хоть и худышка-замарашка, а вовсе не уродина.

«Глядишь, неплохо зиму проведу, — подумал он, шагая вслед за ней с холма. — А придет весна — заявлю о своих правах на эту усадьбу. Когда-нибудь род Калерво снова станет сильнейшим и славнейшим в земле карьяла!»

Глава 20

Замурованное гнездо

Йокахайнен очнулся в кромешной тьме, обливаясь потом. Протянул перед собой руку и тут же наткнулся на стенку. Со всех сторон его окружала земля.

«Меня похоронили! — в ужасе подумал он. — Я мертв!»

Йокахайнен зажмурился и принялся глубоко и медленно дышать, чтобы не поддаться паническому страху. Едкий пот заливал ему глаза. Нойда кое-как вытер рукой лицо — и вспомнил варгскую поговорку, что любил повторять Аке: «Мертвые не потеют».

«Того не легче — меня похоронили заживо!»

В могиле было душно и жарко. Почему здесь такая жара? Разве Хорн — не ледяной ад? И какие-то мелкие перья липнут к рукам…

Вдруг рядом с ним раздался мрачный голос:

— Кто встречает мертвых саами на том свете, Йокахайнен? Кто провожает их в чертоги властителя загробного мира?

— Никто, — прохрипел Йокахайнен. — Они сами идут. А когда найдут дорогу к стойбищам, их встречает Мяндаш-Ёг, предок-олень…

— Да, трудно вам, беднягам, — посочувствовал голос.

Йо протянул руку в его сторону и встретил ответное пожатие тонких, крепких пальцев.

— Асгерд, — сипло спросил он, — где мы? Что происходит? Почему я жив? Где остальные?

В темноте хихикнули.

— Сколько вопросов! Давай по порядку. Ответ первый — мы в гнезде.

— Где?!

— Что разорался? В нашем собственном гнезде, где вчера ночевали. Тебя тут замуровали. Залепили вход глиной — чтобы ты никуда не делся, пока Пухури со старыми хрычовками решают, что делать с тобой дальше.

— А где Ильмо?

— В плену. Его и остальных Лоухи приказала унести в Туонелу. Думаю, ничего хорошего их там не ждет.

— О да…

Йокахайнен хорошо представлял, на что способна Лоухи. И если она велела сохранить пленникам жизнь — то уж никак не из милосердия.

— А меня она, надо полагать, сочла мертвым?

— Именно так. Вихрь-хлыст вытянул из тебя всё тепло. Ты валялся под горой окостеневший и холодный, как сухая деревяшка. Лоухи, видно, решила, что ты ей не нужен, — ведь кровь в тебе замерзла.

Саами не ответил, но вполне понял, на что намекает Асгерд. «Теперь, когда клану Лоухи нечего есть, человечья кровь — единственное, что осталось им для восстановления сил…» Йокахайнен внезапно ужаснулся собственным мыслям. Он подумал о племенах саами, подвластных клану Ловьятар. А что, если Лоухи решит переселить свой клан в тундру? Конечно, тогда они потеряют не только зимнее, но и летнее гнездовье, и в Похъёлу им больше пути не будет — но на что не пойдешь ради выживания? Тысячи людей, десятки тысяч оленей… Целый клан тунов, и все утчи-людоеды — вот он, кошмар! А если даже туны удержатся от соблазна, то просто сядут на плечи рода Железного Ворона тяжкой ношей… Туны, которые живут в стойбищах постоянно, — не допустите, предки!