Суженый смерти (СИ)

   - Все так, - кивнул он.

   - Я могу рассчитывать на вашу помощь? - Свечкин был вежлив, хоть его и раздражала сухость и высокомерность, исходящая от субъекта в пиджаке и очках.

   - Давайте попробуем.

   Александр положил на стол фотографии медальона. Глаза за стеклами очков блеснули, но тут же потухли.

   - Вам нужно перевести надпись?

   - И вообще узнать об этом медальоне.

   - Тут написана какая-то бессмыслица. Скорее всего, медальон бутафория.

   Свечкин не сомневался, что Арсеньев хитрит по каким-то своим причинам.

   - Вы что-то знаете, но не желаете говорить. То, что медальон настоящий, не подлежит сомнению, а вот причины вашего молчания мне не понятны.

   - И что же из этого? - он нагло ухмыльнулся, отстранившись от фотографий. - Извините, ничем не могу вам помочь.

   Свечкину вдруг дико захотел ударить Сергея Дмитриевича в переносицу, сломав очки вместе с лицом. Видимо, это мелькнуло в его глазах. Арсеньев прочел взгляд, но не испугался, лишь расслабил галстук и расстегнул воротник рубашки. Александр разглядел шрам, оставленный осколком гранаты или минометного снаряда. И тут его осенило.

   - Интересно, вы празднуете свой второй день рождения или нет? - поменял тему Александр.

   - Вы о чем? - удивление читалось неприкрыто.

   - Сантиметр правее и вам пробило бы яремную вену. Это от РГД осколок?

   - От Стингера, - в глазах мелькнуло нечто похожее на приветливость.

   - Афганистан? Кандагар? Кабул?

   - Фергана, - Сергей Дмитриевич повернул голову, изучая Свечкина. - Пограничные войска, 82-84.

   - Думаю, несладко было.

   - Правильно думаете, - Арсеньев кивнул.

   - Дядя там воевал, он боевым офицером был. Хороший мужик, но бухал безбожно.

   - А вы его не осуждайте, - в глазах Арсеньева мелькнула молния. - Вам не понять, что там творилось. И не узнать, каково...

   - Я пороху нормально понюхал, дядя, и не тебе мне рассказывать, что такое война. У меня шкура трижды продырявлена, и за свою жизнь я успел поменять восемь горячих точек, - Свечкин завелся. - Не хочешь говорить про медальон - черт с тобой, но свои суждения обо мне при себе оставь! - Александр встал и, взяв фотографии, не спеша пошел к выходу.

   - Стой, - долетел со спины голос. - Вернись, кофе выпьем...

   Александр обернулся. Арсеньев снял очки, потер переносицу, и устало махнул рукой на кресло, в котором по его идее должен был разместиться Свечкин.

   - Зря завелся, у тебя ж на лбу не написано, где ты был и что ты делал. Наемник?

   - Солдат. Иностранный легион. А перед этим Кавказ, - он рухнул в кресло.

   - То-то и смотрю, загорелый такой. Кофе пьешь?

   - Конечно, если наливают.

   - Покрепче б чего... - Сергей Дмитриевич вздохнул и взглянул на часы. - Но рановато. Давай начистоту. Скажи, что это за медальон, где он находится, откуда появился? А я расскажу тебе все, что об этом знаю.

   - Идет, - Александр задумался. - Кофе сделаешь?

   - Сиди, я сейчас.

   Он ушел в подсобку.

   - Итак? - произнес вернувшийся с кофе преподаватель. Свечкин сидел напротив, согревая в руках чашку.

   - Этот медальон из цельного изумруда, травление золотом и серебром. Попал в руки к моему другу случайно, как подарок от женщины.

   - Ценный подарок, - Арсеньев покачал головой.

   - Она богата. Это символ их любви, - соврал, не моргнув глазом Свечкин. - Мой приятель русский, а его любовная история происходила во Франции, пару лет назад. Они расстались, и теперь медальон навевает ему нежелательные воспоминания...

   - После большой любви всегда большая ненависть... - заметил Сергей Дмитриевич.

   - Быть может. Так вот, мой друг попросил узнать, представляет ли медальон историческую ценность, или же только материальную. Если дело только в деньгах, медальон будет продан в частную коллекцию; ну а если ко всему примешана история, будут вестись переговоры с правительством.

   - Правительство платит в разы дешевле... - Сергей Дмитриевич укоризненно покачал головой.

   - Он знает это. Но русский, оторванный от родины, становится большим патриотом, чем, если бы жил в России. Друг обеспеченный человек, и может себе позволить широкие жесты, скажем, преподнести медальон в подарок Эрмитажу или Русскому музею. Но, конечно же, лучше получить за эту вещь энную сумму.

   - Несомненно. Могу ли я надеяться на твою честность, и на то, что медальон не пропадет бесследно в частных руках? Это исторически ценная вещь. Датировать его по фотографии трудно, но скорее всего он сделан во времена царствования Ивана III, а то и раньше.

   - Несомненно, - Александр серьезно кивнул, подтверждая свои слова.

   - Начну с истоков. В древности был культ, культ поклонения славянской богине зимы и царства мертвых, богине ночных кошмаров и мечты Моране или по-другому Маре.

   - Моране... - повторил по слогам Александр.

   - Это очень суровая и таинственная богиня, которая занимала особое место в языческом пантеоне славян. Повелительница мира мертвых, нави, зимы и снов, она управляла по верованиям древних окончанием жизненного пути, и изображалась всегда точь-в-точь как на этом медальоне.

   - Расскажи, пожалуйста, какой символизм несет данное изображение этой богини? Может, важные детали есть? Те, которые увидит лишь знаток.

   - Ну, смотри. Снег, зима и сугробы - это ее царство, ее земля, ее время. Волк - это помощник, она могла управлять силами природы, и особенно любила волков. Ворон - советчик, мудрость, воплощение душ предков. Она простоволоса, холод близок ей. Белый наряд - чистота...

   - А серп?

   - Серп это самое примечательное. Этим серпом она перерезает нити жизни... Наши предки верили, что судьба и жизнь - это одно и то же, и выглядит как рубашка на теле человека, дающаяся ему при рождении. И распороть эту рубашку в силах только серпу Мораны. Она - сама смерть, именно она являлась по окончании жизненного пути людям.

   - Красивая смерть... - сказал Александр, вспомнив Марью.

   - Это точно. Но она не знала жалости и колебаний. Она могла управлять снами людей, насылать на них безумие или кошмары. Но, с другой стороны, могла так же и даровать исполнение желаний, водворить в жизнь мечты.

   - Интересно.

   - Еще бы! Ее имя, кстати, повсюду в русском языке... да и не только в русском. Корень "мор" часть ее имени. Заморочить - околдовать, обмануть; марево - легкая дымка; да и смерть ведь тоже однокоренное слово, просто чередование гласных в корне. Еще? Морок, мрак, мор. Этот же корень есть во многих европейских языках. Mort - смерть, по-французски; по-итальянски morte; по-испански muerte; по-латыни mors. Немецкое mort - это ночной кошмар; по-английски кошмар - night mare, в дословном переводе - ночная кобыла, и именно ночной кобылой в старину на Руси называли страшный сон. Богиня смерти у древних кельтов называлась Морриган, бог смерти в санскрите называется Мара, и наделен той же властью что и славянская Морана.... Конечно, можно предположить, что это всего лишь совпадения, но на счет русского языка это точно не так.

   - Ее имя повсюду. Кошмар - и тот содержит этот корень.

   - Ну, конечно же, ведь она отвечала за сновидения, как хорошие, так и плохие. Я немного отдалился от темы, - преподаватель сделал большой глоток кофе. - Так вот, в язычестве на Руси поклонялись этой сильной и таинственной богине, чтили ее. С каких времен пошел ее культ, не известно, но это было что-то вроде закрытой секты, ячейки, членами которой были только женщины, и конечно же, они считались сильными колдуньями, которых Мара лично научила своим тайным знаниям. Жрицы ее культа не вступали в браки, не заводили детей, а только и делали, что служили ей. За это она наделила их властью над погодой, над людьми. Они могли и лечить и убивать, превращаться в животных и становиться невидимыми. Но это, конечно, всего лишь легенда. Важно другое - жриц было ровно двенадцать, и у каждой на шее висел именно такой медальон. Я впервые прочитал об этом в записках англичанина, путешествовавшего по Новгородским землям и Московии во времена Ивана Грозного. Он описал суд над тремя женщинами, обвиненными в колдовстве и идолопоклонничестве. Женщин сожгли, пепел развеяли над полями, а медальоны с их шей ушли в казну. Англичанин захотел выкупить один из медальонов для подарка своей жене, но те чудесным образом исчезли из хранилища, исчезли бесследно. Всех, кто мог приложить руку к пропаже, вздернули на дыбе, потом рвали крючьями, пытали кнутом, но никто ни в чем так и не сознался. Англичанин не зарисовал медальон, но дал его точнейшее словесное описание. И еще что он писал о сожженных ведьмах: ему поведали, будто те трое являлись последними из культа Мары; остальных жриц сожгли еще при Дмитрии Донском.