Гадалка. Карта Смерти (СИ)

— Ведьма!! Чтоб ты вечно горела в огне!!

— Перебить ей все кости!

— Смолы, смолы в костер побольше!

Кто-то плюнул мне в лицо, да метко, прямо в нос. Приблизиться и убить меня на месте сельчане боялись. Про некромантов ходило много разных слухов, в числе которых — если дотронешься до кожи некроманта, то станешь нежитью. Бред, но распространенный миф сейчас спасал меня от толпы, которая наверняка забила бы «никомантку» до смерти прямо тут, у сарая.

— А Айянькел как же?..

— Пепел горожанам привезем, они и так довольны будут!!

— Смотрите, чтобы не вырвалась!..

Тут толпа, шедшая по обе стороны от нас, расступилась. Мужчина бросил меня посреди сельской площади и отошел. Я лежала на спине, смотря на небо. Только-только поднялось солнце. Значит, пробыла в забытье целую ночь. «Преступников лучше всего казнить по утрам», — вспомнилось мне цитата из недавно прочитанной книги, автором которой являлся бывший градоправитель города Тыри.

— Поднимите ее, — заорали где-то слева.

Ко мне подбежали двое крестьян. Уверившиеся в беззащитности «никомантки», они грубо подняли меня с земли и поставили на колени перед небольшой, наспех сколоченной трибуной. Я криво усмехнулась, все еще не понимая реальности происходящего. И тут же подумала, что если бы вместо слабенького мага в руках сельчан оказался настоящий некромант, село Гладильники уже существовало бы только на картах.

Я огляделась. Справа, шагах в пятнадцати, стоял большой столб, на какие обычно вешают указы правителей, как королей, так и тех, что помельче рангом. Сейчас на нем были налеплены две бумажки. Первая, из синей гербовой бумаги, явно была каким-нибудь очередным указом. Зато вторая вызвала во мне интерес. Еще бы! Не каждый день видишь свою физиономию с большой подписью наверху: «Внимание! Некромант! Особо опасна».

Бумаги на портрет не пожалели, чернил тоже, так что я в деталях смогла рассмотреть плакат. Лицо было сильно похоже на мое, хоть неизвестный художник и пририсовал некромантке зверский оскал, больше смахивающий на позевывание. Три родинки на щеке были нарисованы слишком ярко, видимо, как особая примета. Внизу было подписано: «известна как Майла». Я попыталась вспомнить, называла ли я когда-нибудь себя этим именем. Вроде нет. Имя было незнакомое, чужое, простолюдинское и походило на собачью кличку.

Тор на трибуне все мешкал, переговариваясь о чем-то с односельчанами и скребя пером по дешевой берестяной бумаге. Возле столба уже начали понемногу притаскивать дрова для будущего костра. Давешний белобрысый паренек пыхтя тащил ведро со смолой. Черноволосый крестьянин баюкал распухшую фиолетовую руку, волоча за тесемки одну из сумок. Шов на боку сумки разошелся, и из прорехи на площадь выпали подарки Аритты — пододеяльник и наволочка. Кто-то из сельчанок бросился поднимать белье, но тут же с криком откинул его обратно.

— Смерть! На них смерть! — тыкала пышногрудая толстуха в вышитые черепа. Видимо, о традициях народа фринт в селе даже не подозревали.

— Поделом тебе, нечего было зариться на некромантское! — огрызнулся мужик.

— Всем тихо!! — ожил на трибуне Тор. Голос его оказался очень громким. Слова эхом разошлись по площади.

Толпа затихла. Кое-где пробежал предвкушающий веселье шепоток. Я проглотила ком, вставший в горле, и посмотрела на трибуну. Сзади Тора, который, по-видимому, был старостой, люди не стояли и я могла видеть стену сарая. От выхода до того места, где я стояла, было всего шагов тридцать. Как же захотелось туда обратно!.

— Суд села Гладильники рассматривает дело некромантки, известной как Майла! Она обвиняется: в создании армии зомби в количестве тридцати тел и натравливание на село Баркасы, что в семидесяти верстах от Плона, что повлекло за собой гибель всех жителей…

Я нервно хихикнула. По толпе прошел осуждающий шепоток:

— У-у, некромантка, смешно ей!..

— Ведьма смеется!! А там девяносто душ погибло…

— Хорошо ей, когда другим плохо!..

— Тишина! — заорал Тор.

На площади вновь воцарилось молчание.

— А также в десяти убийствах в портовом пригороде города Плон, пяти убийствах младенцев…

Обвинения я уже не слушала. Кошмары, которые перечислял сельский староста, не лезли ни в какие рамки. Про младенцев я уже слышала в Тасшобе. Месяца три назад город был всерьез взволнован новостями с севера, однако преступников тогда не нашли. Про некромантию тоже не было ни слова, хотя некоторые и предполагали, что где младенцы, там и темная магия.

Значит, несколько месяцев спустя некромант все-таки выдал свое имя и внешность. Но, черт возьми, почему она так похожа на меня?!

— За сим четырнадцатого числа ябловня некромантка, известная под именем Майла, приговаривается к сожжению. Пепел же развеять в тот же день по ветру. В Айянькел отправить депешу со срочным сообщением о казни некромантки.

Сельчане одобрительно загудели. Я, стоявшая на коленях из последних сил, упала носом в утоптанную землю. Ко мне подбежали все те же двое мужиков и потащили к столбу, вокруг которого были уложены вязанки дров. Тор брезгливо кинул у будущего костра две мои целые сумки и одну — с разошедшимся швом. Остальные, со съестным и одеялом, наверняка кто-то присвоил. Как и лошадь.

Меня водрузили на самую вершину пока не зажженного костра и привязали к столбу. Поняв, что терять уже нечего, я сопротивлялась из последних сил. Даже плюнула в лицо Тору, получив в ответ удар увесистого кулака по лицу. В голове загудело. Несмотря на это, я плюнула повторно, кровью. Мне было уже нечего терять.

Кое-как, не развязывая руки, они за шею проволокой примотали меня к столбу, а потом принялись за остальное тело. Надо отдать сельчанам должное — весьма дорогой гномьей проволоки они не жалели, обматывая «никомантку» несколькими слоями и поливая сверху маслом зверобоя. До смерти хотелось спросить, для чего зверобой, но я полагала, что они вряд ли ответят.

Замотав меня до конца, сельчане принялись обкладывать дрова соломой и хворостом. Я теснее прижалась затылком к столбу, чтобы проволока сильно не давила на горло, и стала смотреть на толпу. Толпа заметно выросла; глаза людей горели предвкушением. Поглядеть на казнь некромантки собралась, наверно, все население от мала до велика. В сельской местности нет особых развлечений, а тут — такая забава.

Я покосилась на трибуну и в просвете толпы, у сарая, увидела двух всадников на белых лошадях. Они были не по-сельски одеты, у одного я заприметила ножны, на вид дорогие, украшенные драгоценными камнями, блестевшими в утреннем солнце. Неизвестные молча смотрели на дрова, которые вскоре должны были стать погребальным костром.

Какая честь, Итиль, кроме вшивых крестьян на твою казнь пришли посмотреть и какие-то богатеи!.

Говорят, что в моменты смертельной опасности перед глазами проносится вся жизнь. Не знаю, насколько мой мозг счел ситуацию несмертельной, но ничего подобного я не видела. Только представляла лицо матери, сидящей в столовой нашего родового замка, когда ей скажут о моей смерти. Леди Амия аккуратно допьет из маленькой чашки обжигающий тардонский чай и воскликнет:

— О стихии, это ужасно. Моя скорбь безмерна. Разрешите, я удалюсь в свою комнату?

А потом в будуаре она будет беззвучно рыдать и плакать, точно также, когда узнала, что ее дочь не хотят принимать в Высшую Академию Магии на общих основаниях. Позже леди Трэт Квиз пришлось отвалить огромную сумму, чтобы меня зачислили на первый курс.

Я почувствовала, что из глаз потекли слезы. Перед глазами встали две карты. Опасность и Смерть. Они догнали меня.

Внизу староста и пара подручных уже поливали костер смолой. Откуда-то со стороны несли факел. Я смотрела на него, как завороженная.

— Стойте! — донесся со стороны трибуны женский голос.

Толпа не обращала на это внимание. Староста взял из рук белобрысого парня факел и торжественно поднес его к костру.

Я всхлипнула. Интересно, если вдохнуть побольше дыма, умру побыстрее?